Страстная неделя - Сергей Костин

— Нет, я же сказала: у вас лицо игрока в покер. Когда вы в покер не играете, вы, я допускаю, можете быть совсем другим.

У меня есть в Нью-Йорке несколько знакомых из мира большого бизнеса, у которых и вправду лица нет. Есть набор масок: для деловых встреч, для корпоративных приемов, для игры в гольф, для повседневного ношения. Что, я тоже становлюсь таким?

Но Тоня уже спохватилась:

— Простите меня. Я часто лезу не в свои дела. А сейчас…

А сейчас от того, насколько правильно она понимала меня и мою мотивацию, зависело очень многое.

— Хорошо, — сказал я. — Давайте я тоже полезу в дела, которые у нас стали общими. Вот вы сообщите отцу новый телефон Осборна, который предназначен только для связи с ним. Вы потом дадите его и мне?

— Вы весь наш разговор слышали?

Она показала взглядом на гарнитуру у меня в ухе. Я кивнул. Тоня подняла бровь, задумалась.

— Вы же сами слышали, что этот телефон предназначен только для связи Лесли и папы, — сказала она.

— Но это позволило бы мне вмешаться в критический момент. Как это уже раз было.

Тоня еще подумала. Потом потянулась к сумочке, стоявшей рядом с креслом, покопалась в ней и вытащила листок бумаги для заметок.

— Вот он.

— Спасибо.

Я вбил его в айфон. Как некстати Шанкар выпал из операции!

— А вы собираетесь воспользоваться той квартирой?

— Которую снял Лесли?

— Да.

— Я вряд ли. А папа не знаю. Вы хотите и ее адрес тоже?

— Если мы друг другу доверяем.

— А зачем вам?

— Например, чтобы узнать, не снял ли тот же человек квартиру в доме напротив. Чтобы наблюдать за ней.

Тоня о такой возможности не подумала. Думает сейчас.

— Хотя, должен признать, на ту встречу на кладбище Осборн шел один, — честно сказал я. — Даже его сотрудники не знали.

Тоня подняла брови, покачала головой и вздохнула. Похоже, она впервые вплотную столкнулась с миром своего отца.

— Вы и его слушали?

— Я к тому, что мы никогда не знаем, у кого мы на стеклышке под микроскопом, — ушел от прямого ответа я. — Так что всегда неплохо иметь запасные варианты.

Тоня снова вздохнула. Это был ее час принятия трудных решений.

— Вам этот адрес действительно нужен? Вдруг папа захочет воспользоваться той квартирой? Он не станет этого делать, если будет знать, что вы знаете.

— Тогда не надо. Скажем, что теперь я вас испытывал.

Тоня что-то хотела сказать, уже открыла рот, но не стала.

12

Телефон зазвонил в самом начале седьмого. Странно в наши дни слышать обычный телефонный звонок. Хотя некоторые уставшие от гаджетов люди закачивают такой и в свой мобильный.

Тоня так рванулась к письменному столу, что поскользнулась на начищенном паркете.

— Да, — сказала она по-английски, но тут же перешла на русский. — Да, все в порядке. А у тебя как? — Пауза. — Хорошо, я поняла. — Пауза. Посмотрела на часы. — Успею, конечно. Целую, будь осторожен.

Она посмотрела на меня. Вот у кого на лице доминирующая эмоция сразу проступает.

— Сюда не приедет?

Она покачала головой.

— Где встречаетесь? Хотя это не важно. Хотите, я вас подстрахую?

— Не знаю. — Она снова посмотрела на часы. — Надо подумать.

— Вы же скажете отцу про встречу с Питером и его отцом?

— А теперь как иначе? Раз скажу про телефон и квартиру.

— А про меня?

— Не знаю.

И я не знал, как лучше. Если Мохов, по признанию собственной любящей дочери, был неспособен трезво анализировать ситуацию…

— А что бы вы ему сказали?

Это Тоня спросила.

— Две очень важные вещи. Чтобы он не делал резких движений — ничего такого, чтобы помешало ему вернуться достаточно скоро в Москву, к старой жизни. Чтобы он просто затаился на какое-то время в надежном месте. В той квартире, которую снял Осборн, на худой конец. Но это на самый худой конец. Вашему отцу в любом случае в Москве предстоят неприятные долгие разговоры, проверка на полиграфе и так далее, а любой контакт с Осборном это осложнит. Хотя, повторяю, для Влада сейчас главное, конечно же, просто не попасться тем ребятам с кладбища.

— А второе?

— А второе — тем человеком, которому ваш отец наступил на хвост, в Москве уже занимаются. Чем больше Влад мне про него скажет, тем скорее все закончится. Мне нужно не только его имя — его у нас, вероятно, уже вычислили, хотя и имя поможет. Нужны улики — то, из-за чего Влад так срочно сорвался из Москвы.

— Получается, я должна буду сказать ему про вас, — заключила Тоня.

— Было бы даже лучше, если бы на встречу поехал я, а не вы. Безопаснее-то точно.

— Папа вас выследит заранее и не появится.

— Тогда сделаем, как Осборн. Вы встретитесь, расскажете ему про меня, а потом вдруг и я появлюсь.

— Он может подумать, что вы мною манипулируете в своих целях. Непонятно, в каких.

— Еще вариант. Вы где встречаетесь, в той кондитерской?

Тоню моя осведомленность наконец достала. Хотя эта-то информация была самой очевидной.

— Блин! Есть что-то, чего вы не знаете?

Со стороны это выглядело, как возмущение. И только взгляд вернулся — тот, обычный, насмешливый. На самом деле Тоне нравилось, что кто-то видит ситуацию полнее, чем она сама. И, надеюсь, ее устраивало, что этот кто-то не собирается им с отцом навредить.

— К сожалению, я пока не знаю главного, — вздохнул я. — Так вот вы встретитесь в своей кондитерской, а я засяду где-нибудь поблизости в пабе.

Да-да, я сказал «в пабе». Ведь уже вечер наступил.

— Вы все расскажете отцу, — продолжал я. — Захочет он ко мне подойти — отлично. Не захочет — пусть передаст на словах вам. Но, Тоня…

Она посмотрела на меня. Опять открыто, не боясь, не прячась за щит иронии.

— Без информации про того человека не возвращайтесь. Это для вашего отца единственный шанс вернуться к нормальной жизни.

Она вдруг опять закрылась. Час трудных решений.

— Что-то подсказывает мне, что я должна вам полностью довериться, — медленно, раздумывая, сказала она. — Но в то же самое время я осознаю, что я сейчас играю с жизнью папы и, возможно, со своей собственной. Если я в вас ошибаюсь, я наверное не смогу вам отомстить. Но, — она забарабанила пальцами по своей груди — у вас же там тоже это есть. Вы не сможете дальше жить спокойно. Предать доверие — хуже этого ничего нет.

Я кивнул:

— Эти две последние фразы тоже ему скажите.

13

В такси я выяснил, почему люди Раджа не нашли Тоню с Моховым ни в Кенсингтоне, ни в Хаммерсмите. По воскресеньям Моховы возили дочь в балетную школу в Фулем. Занятия начинались рано, в девять утра, а заканчивались в одиннадцать. По установившейся традиции все семейство отправлялось потом есть мороженое или, зимой, пирожные в кондитерскую на фулемском Бродвее. Хотя не уверен, что девочке, которая хочет стать балериной — а Тоня хотела — было полезно и то, и другое.

Я теперь был глухим. А ведь за эти дни я привык, что знаю, ну, может быть, не все про всех, но очень многое про тех, кто был мне интересен.

— Вы сможете нас слышать? — спросила Тоня, когда кэб остановился у сквера на Парсонс-Грин.

— Увы.

— Потому что у меня больше нет телефона?

Я кивнул. И Тоня кивнула — непонятно, рада она была этому обстоятельству или нет.

— Тоня! — Я вытащил из кармана деньги, снятые из банкомата, когда я ходил за едой. — Передайте отцу. Ему лучше не пользоваться своей кредиткой.

Тоня замялась. У меня вдруг сжалось сердце. Она сидела в углу машины, напротив меня — лондонские кэбы так устроены. Рядом, на сидении ее довольно большая дамская сумка, кожаный плащ наброшен сверху. Все ее земные пожитки. И отец ее такой же неприкаянный, только на него еще и охотятся.

— Я не знаю…

— Берите давайте! Мы с Владом потом разберемся.

Я положил деньги на сиденье и вышел. Такси поехало дальше — я не знал, куда, — а я перешел улицу и уселся за свободным столиком на террасе паба под ласкавшим мой взор названием «Белая лошадь».

Я раньше никогда не был в этой части Лондона. Похоже на Саутфилдс, только зелени больше. Двух-, максимум трехэтажные здания, почти пустые тротуары и никакого намека на общественный транспорт. Уже не деревня, но еще и не город. Я залез в гугловскую карту: судя по тому, куда повернуло такси, Тоня ехала на Нью-Кинг-роуд — там полно было всяких ресторанчиков и кафе. Если Мохов согласится, им до меня идти минут десять-пятнадцать.

Для начала я заказал неизвестный мне бочковой «Эднэмс Биттер». Говорят, людям, которые выпивают в качестве основного вида деятельности, по утрам трудно опохмелиться: руки дрожат так, что рюмка расплескивается прежде, чем ее удается поднести ко рту. Поэтому они поступают следующим образом. Берут полотенце. Один конец зажимают в правой руке вместе с рюмкой, а второй берут в левую руку, пропустив предварительно полотенце через шею. А дальше просто: тянут левой рукой полотенце, как по лебедке, и правая рука с рюмкой автоматически подносится ко рту.