Гордое сердце - Перл Бак

— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — В чем я когда-либо тебе отказала?

— Ни в чем, я идиот — только чувствую, что я никогда не обладал тобою полностью. Послушай, Сюзан, когда я с тобой говорю, я рассказываю тебе все, что со мной случилось, говорю тебе все, понимаешь? Ничего не утаиваю. Но ты не говоришь мне кучу вещей. А когда слушаешь, то делаешь это только наполовину. В этом-то все и дело: я женился только на одной твоей части.

Он смотрел на нее серьезно с лицом, полным напряженного усилия, чтобы она поняла его. А она его поняла и впервые в своей жизни захотела от него отдалиться. Неужели кто-то имеет право требовать, чтобы она вывернула наизнанку всю свою душу? Она не собиралась отдавать всего. Она давала лишь то, что он был способен принять. Она уже хотела открыть рот и резко сказать: «Если хочешь меня всю, то должен быть способен взять меня всю. Раз уж я что-то от тебя прячу, тут ничего не поделаешь».

Но Марк уже сам почувствовал неуверенность.

— Это так, как если бы я подавал тебе кубок…

Сюзан хотела добавить: «…но слишком маленький». Но прежде чем она смогла что-либо произнести, он выкрикнул:

— Это звучит ужасно, я не хотел так выразиться. Беда заключается в том, что я недостаточно хорош для тебя. Мой кубок, пожалуй, слишком мал!

Сюзан ничего не сказала. Одним словом она могла снова вызвать у него слезы, могла подтвердить его опасение, что он потеряет ее навсегда. Ничего такого она, однако, не сказала, потому что этим она поранила бы себя больше, чем его. Сюзан никогда не хотела нанести кому-либо рану. Ранить кого-нибудь означало для нее совершить тяжкий грех. Всю жизнь она сдерживала себя и скрывала свои реальные силы, потому что не хотела никого унизить или причинить боль. Но от Марка она не должна была что-то скрывать. И все же она скрывала, а он подсознательно чувствовал это. Она была поражена. Теперь ей придется обдумать все, что он сказал и что имел в виду. А пока надо было успокоить Марка и ласково убедить его, что он гораздо лучше и умнее, чем думает. Достоин он ее или нет, сейчас было не столь важно, главное, чтобы он сам поверил в собственные силы. Она одарила его нежной улыбкой и все, кроме последнего решения, отодвинула в сторону.

— Иди ко мне, — сказала она уверенным и ясным голосом. — Ты сам знаешь, что говоришь чепуху. Я так счастлива, а ты — мой самый лучший и дорогой человек во всем мире. Ты — сердцевина моей жизни. — Сюзан увлекла его в свои объятия. Она была совершенно права. Он был главной опорой ее счастья. Ей нужно было иметь такого человека, как Марк, верного, близкого, непосредственного, человека, на которого можно было бы опереться, чтобы идти по жизни собственным путем. Он для нее был землей. Ее темные, выносливые корни глубоко вросли в него, и то, что цвело наверху, зависело от него. Она привлекла его к себе горячими, решительными руками, тихонько засмеялась и увлекла его своими любовными ласками. Марк подчинился ее настроению, возбужденный и полностью успокоенный. А она забыла обо всех проблемах и провела с ним исполненную тайн лунную ночь. Целый час она наслаждалась любовными ласками и душевным покоем.

Марк начал засыпать. Он лежал, положив голову на ее плечо, и, закрыв глаза, счастливо улыбался.

— Забудь обо всем, что я тебе говорил, любимая. Я, наверное, устал. У меня сегодня был тяжелый день.

Она подперла голову рукой и посмотрела на него.

— Я люблю тебя? — настойчиво спросила она.

Он поднял на нее взгляд.

— Да, — зашептал он покорно. — Не знаю, почему, но любишь!

— Обещай мне, что ты никогда не будешь об этом забывать!

— Обещаю, — сказал он охотно, как успокоенный ребенок.

Она посмотрела на него.

— А теперь спи! — приказала она ему. — Нет, не двигайся! Останься у меня в постели, а я лягу в твою.

Но он уже спал. Она вытянула из-под него руку, легла в другую постель и укуталась в одеяло. Он спокойно дышал, и все же Сюзан не могла спать. Она металась от напряженной и страстной решимости. Мысли будоражили ее сердце, мозг, все ее существо. Марк был прав, но он никогда не должен узнать об этом!

«Я ни в чем не потерплю поражения! Меня хватит на все, я буду женой, матерью и самой собой», — думала она. До этого она была слишком невнимательна и даже безразлична, раз могла поранить Марка тем, что слишком откровенно погрузилась в свои интересы, которые с ним не имели ничего общего. В ней действительно было нечто, о чем должна была знать только она. Он случайно наткнулся на эту запретную область ее души, которая ему не принадлежала. В будущем Сюзан ничего подобного не допустит. Она обратит внимание на то, чтобы полнее отдаваться ему, полнее прожить их совместную жизнь.

Но как она ни старалась полностью реабилитировать себя здесь, в этой комнате, в эту ночь, жаждущая сна, она чувствовала, что двери захлопнулись. Зато другие пути бесшумно открывались в ее мыслях, и она двинулась вперед совсем одна в то время, как Марк сладко спал и был уверен, что она с ним. Сюзан продолжала лежать неподвижно. Теперь она знала о себе все так ясно, как никогда до этого.

Почему она не должна быть такой, какой родилась, и почему она не должна была делать все и быть тем, кем хочет? Открыто и без шума, как некоторые женщины, которые доказывают свое право на свободу. Марк действительно не является для нее равноценным партнером. Но она не может жить одна, потому что без него ей будет не хватать детей, дома, родителей, родного города, красоты этих лесов и неба. Без всего этого она не сможет жить. И даже ее работа не сможет заменить ей семью. Даже если бы она смогла жить, как Дэвид Барнс, если бы она целыми днями тесала камень, лепила из глины, то к концу дня, когда она забывала обо всем, Сюзан пришлось бы признать, что одного творчества мало для полноценной жизни. Дэвид Барнс тоже по-своему ограничен, так же, как и Люсиль Палмер, и тоже мало видел в этой жизни. Хотя он и живет красотой, он не жаждет живой красоты, а ищет ее в холодном камне и глине. Естественно, у него не было потребности рожать и воспитывать детей, убирать и готовить, сажать цветы, петь и любить Марка. Он понимает только то, что может проанализировать, ухватить и воплотить в куске глины или проявить в камне. Но она — она так же нуждается в жизни, как и в творчестве. Эти два процесса в ней нераздельны. Она не может отказать себе ни в чем и не может отказаться ни от кого в своей жизни: ни от Люсиль, ни от Джейн, ни от Мэри и уж, конечно, никак ни от своих детей и Марка. Она не может лишить себя ничего и никого.

«Жадюга! — сказала она себе совершенно серьезно в то время, как Марк спал. — Я жадна, как само пекло!»

Но почему бы и нет? Почему бы ей не иметь всего, что она может взять?