Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости - Майкл Финкель

– Зачем вы вернулись в музей?

После кражи, говорит Брайтвизер, его все сильнее охватывала тревога, он уже больше не хотел дарить рог матери на Рождество. Он захотел вернуть его. Он снова приехал в музей на поезде, чтобы стереть отпечатки пальцев и подыскать подходящее место, куда подбросить рог. Тогда-то его и арестовали. Он планировал привезти с собой рог в следующий приезд и анонимно сообщить музею, где его искать.

Эта легенда, считает Брайтвизер, спасет его девушку и мать от наказания, удержит полицию от визита в мансарду и уменьшит грозящий ему срок. Теперь, сознавшись, что он украл охотничий рог, он отправит письма и Анне-Катрин, и матери, умоляя их привезти инструмент в Люцерн. И они могут сделать это совершенно открыто. Хотя бы одна, считает он, обязательно получит его письмо и откликнется. И когда рог передадут музею в идеальном состоянии, всякое полицейское расследование прекратится. Его посадят не больше чем на месяц, надеется Брайтвизер, пусть даже это и не первое его правонарушение. Швейцария славится своей толерантностью. Он будет дома уже к Рождеству.

Для Мейера его история – вор, подверженный эмоциональным порывам и желающий загладить свое преступление, – не выдерживает никакой критики. Выискивать зерна истины, которые Брайтвизер, может быть, и разбросал по своей сказочке, кажется инспектору слишком хлопотным. Мейер завершает допрос, не спрашивая больше ни о чем, и препровождает его в камеру. Если от Брайтвизера правды не добьешься, инспектор поищет ее в каком-нибудь другом месте.

Проходит еще шесть дней. Брайтвизер отсылает письма Анне-Катрин и матери с просьбой вернуть охотничий рог в Люцерн, однако ни одна из них по-прежнему не отвечает. Он утратил уверенность в своей способности выкрутиться из любой ситуации. Он обречен сгинуть в этой тюрьме, он постоянно чувствует себя больным.

К тому моменту, когда международный ордер на обыск выписан, Брайтвизер просидел под замком двадцать три дня. 12 декабря 2001 года Мейер с еще одним швейцарским инспектором пересекает границу; к ним присоединяются два французских детектива. Четверо полицейских едут на окраину Мюлуза, где жилые дома граничат с кукурузными полями, и останавливаются перед скромным домом номер 14С, с розоватыми стенами и бельевой веревкой на заднем дворе. Среда, половина шестого вечера. Они стучат в дверь.

Открывает Мирей Штенгель. В ее светлых волосах поблескивает несколько седых прядей.

– Нет смысла что-то здесь искать, – уверяет она, после того как полицейские показывают ей ордер. Она понятия не имеет, о чем они вообще говорят. – Мой сын не приносил домой никаких вещей.

Выбора у Штенгель, впрочем, нет, она отступает с дороги и впускает полицейских. Скоро они поднимаются по узкой лестнице в мансарду. Дверь не заперта, и они открывают ее.

Никакого охотничьего рога внутри нет. Нет здесь и других музыкальных инструментов. Никаких серебряных кубков, античного оружия, слоновой кости, фарфора или золота. Ни единого полотна эпохи Ренессанса, даже ни единого крюка для картины. Ничего, кроме чистых, пустых стен вокруг замечательной кровати с балдахином на четырех столбиках.

29

Мейер открывает ящик письменного стола в допросной и придвигает к Брайтвизеру фотографию. На ней позолоченный медальон семнадцатого века, большой, размером с закусочную тарелку, – его он тоже украл в Швейцарии за две недели до охотничьего рога. Медальон, который, как он думал тогда, принесет ему удачу, теперь выглядит каким-то потускневшим и обшарпанным, и Брайтвизер недоумевает, что с ним произошло.

– Мы уверены, что это тоже украли вы, – говорит Мейер.

Впрочем, на самом деле полиция по-прежнему не имеет убедительных доказательств. Обыск в доме Брайтвизера принес только разочарование, однако инспектор все равно не верит ему; у Мейера есть идея, как определить, крупная рыба Брайтвизер или нет.

– Признайтесь в этом, – предлагает Мейер, – и все будет хорошо. Мы вас отпустим домой.

Это все, чего хочет Брайтвизер, – отправиться домой, и Мейер об этом знает. Рождество пришло и миновало, без гостей и поздравительных открыток. Новый, 2002 год тоже недавно наступил. За Брайтвизером по-прежнему сохраняется статус задержанного под усиленной охраной. Он не получает вестей ни от матери, ни от Анны-Катрин, не знает, что полиция побывала у него дома. Он понятия не имеет, что его коллекция пропала из мансарды, заодно со всей его одеждой и книгами. До сих пор он всего лишь признался – наполовину – в краже охотничьего рога. Однако после двух с лишним месяцев в тюрьме он чувствует себя погребенным заживо; и когда Мейер бросает ему спасательный канат, Брайтвизер отчаянно цепляется за него.

– Да, – признается он над фото с медальоном, – это был я.

Мейер снова открывает ящик стола.

– Еще один момент, – произносит он почти извиняющимся тоном. Инспектор пододвигает к Брайтвизеру по столу еще одну фотографию: золотая табакерка, которую они с Анной-Катрин украли из швейцарского замка. Самая любимая табакерка Анны-Катрин из полудюжины украденных ими коробочек для хранения табака. На фотографии табакерка выглядит слегка испачканной. Мейер требует еще одного, последнего признания; нескольких простых слов будет достаточно, чтобы кошмар Брайтвизера закончился.

Он признается и в краже табакерки.

Мейер открывает ящик стола в третий раз. Инспектор запускает в него обе руки и вынимает целый ворох фотографий, которые затем рассыпает по столу. Тут есть фотоснимки: флейты из слоновой кости, украденной в Дании, бронзовой статуэтки из Германии, серебряного кубка из Бельгии и самой первой вещицы, которую они с Анной-Катрин заполучили почти восемь лет назад, – пистолета с кремневым замком из Франции.

Брайтвизер, который обычно все видит насквозь, сейчас здорово измучен тюрьмой, и он сознает, что его переиграли. Впервые в жизни у него не осталось ходов. Это шах и мат. Снова и снова он признается, что украл каждый из предметов, запечатленных на фотографиях. Когда стопка фотографий подойдет к концу, Брайтвизер совершит признание в ста семи кражах.

Мейер едва способен осознать размах дела, которое только что раскрутил, однако он никак не выказывает своего торжества – это не в его стиле. Инспектор, слегка ошарашенный, по-прежнему сидит за столом. На столе в допросной, среди фотографий, раскинутых веером, словно игральные карты, лежит случайно оставшаяся открытой папка, в которой они хранились. В папке лицевой стороной вверх – отпечатанный полицейский рапорт. Брайтвизер пробегает глазами документ и только теперь, после поражения, выясняет, отчего многие предметы на фото выглядят какими-то поблекшими.

Через неделю после его ареста у Музея Вагнера, узнает Брайтвизер из рапорта, пожилой гражданин по имени Джеймс Ланс прогуливался на закате вдоль канала Рона-Рейн в восточном Эльзасе. Ланс