Изольда Великолепная - Карина Демина

Магнус подвинул к себе блюдо с бобровым хвостом, тушенным в цветном соусе. Ел он руками, вытирая пальцы о кружевные манжеты, по внешнему виду которых можно было сказать, что использовались в качестве платка они не единожды.

– А нынешняя, говорят, добрая. Лошадку вон пожалела. Историю рассказала. Презанятную историю… жаль, не с начала слушал. Может, перескажет, если попрошу? Откуда только знает… и умеет… что она вообще знает и умеет? Родители кто? Занималась чем? Небось постеснялся спрашивать?

Магнус ловко расколол морского ежа и ложечкой принялся вычерпывать икру.

– Ну и что мне делать? – поинтересовался Кайя.

– Мальчик мой, не позорь семью. В твоем возрасте уже пора бы знать, что с женой делают.

– Дядя!

– Что?

– Ничего.

– Вот и правильно. Ты ешь, ешь. Вот еще севрюжьи спинки попробуй. С чесночком.

Сопротивляться дядиному гостеприимству было бессмысленно, ко всему Кайя действительно проголодался.

– Вот поешь, и пойдем работать… клиент ждет. Клиенту оно и полезно, но передерживать тоже не стоит. Мало ли, какие мыслишки в голову взбредут. Выколачивай потом.

Клиентов, как привык выражаться дядюшка, было двое. Один висел на дыбе и уже мало походил на человека. Он и кричать-то не мог, лишь слабо дергался, когда палач тыкал в него раскаленным прутом. Зато второй, довольно молодой парень, был цел, невредим и изрядно бледен. Он с трудом сдерживал крик, словно пытали его.

– Знакомься, племянничек, это Дункан. Дункан, это мой племянник. Ты его, наверное, видел. И даже стрелял… нехорошо, Дункан. Родственников у меня мало. Берегу. Переживаю.

Руки Дункана были свободны, как и ноги.

– Я… я не нарочно!

– Конечно, дорогой, не нарочно. И поэтому ты сидишь, а он вот, – Магнус указал на стену, – он висит. Но если разговор не заладится, то и ты повиснешь. Кушать хочешь?

– Н-нет.

– А пить? На вот, выпей отварчика. Полегчает. Хорошие травки. От нервов помогают. От бессонницы… от дурости, если ее не слишком много.

Магнус сам налил из глиняного кувшина, и пленник не посмел отказать. Пил он большими глотками, давясь и кашляя. В камере остро, терпко пахло кровью, железом и огнем.

Эхо чужой боли Кайя привычно глушил.

– Выпил? Молодец. Сейчас мы быстренько поговорим, и все закончится. Правда, Дункан? Кайя, не стой, тебя слишком много. Дункан у нас славный малый. Это он купцов порезал. И ту деревеньку подпалил, за которую ты так испереживался. Доблесть показывал, дурачок. Но всецело осознал совершенные ошибки и готов оказать содействие.

Дункан облизал искусанные до крови губы и, бросив взгляд на стену, заговорил:

– П-порох… его н-не готовили. Его привозили. Отец собирался сам, но не успел. Селитру купил. И серу тоже. Не успел…

– Мортиры? – Кайя не любил это место, но вынужден был признать, что методы дядюшки весьма эффективны. А жалость… вряд ли те, кто попадал в подвалы Магнуса Дохерти, стоили жалости.

– Т-тоже п-привозили. Н-но обещали человека дать, который знает, как их делать.

– Не дали?

– Н-нет. В-велели тихо сидеть. Ждать.

– Чего?

Дункан заерзал на месте.

– Не молчи, дорогой, – поторопил его Магнус. – Не надо делать себе больно.

– Б-будет б-большая война. Фризия жива. И люди помнят. Скоро будут готовы. Есть руки, но не хватает оружия. Если оружие дать, то в каждом протекторате вспыхнет восстание. Не одно восстание! Протекторов на всех не хватит! И вы… вы тоже сдохнете! В муках!

– Конечно. – Магнус похлопал Дункана по плечу. – Все мы когда-нибудь сдохнем. А вот остальное любопытно. Кто доставлял порох?

– Ч-человек… я не знаю! Я правда не знаю! Отец встречал! А я… я только издали видел. И не разглядел.

– Жалость какая.

– Он… он…

– Что? – Магнус наклонился к пленному, но тот вдруг отшатнулся и, вытянув руку, взвизгнул.

– Вот он!

Кайя развернулся к двери. Заперта. Никто не входил. Никто не выходил. Факелы горят ровно, и тени спокойны.

– Ло… лов…т-те… – Дункан рванул воротник. И серебряные пуговки, надо полагать, взятые среди другой добычи каравана, посыпались на грязный пол. Лицо пленника посерело, глаза закатились.

– Вот ведь. – Магнус, склонившись над мертвецом, оттянул веко. – Эй ты, подойди.

Палач вернул прут на жаровню и подошел.

– Кто-нибудь заходил?

Палач после недолгого раздумья ткнул себя в грудь.

– Что-нибудь приносил?

Кивок. И палец, указавший на кувшин. Травяной отвар, которым дядюшка потчевал каждого своего клиента, считая, что это способствует установлению взаимопонимания, выглядел обыкновенно. А вот на вкус слегка горчил.

Черный корень. Редкостная дрянь. И дорогая.

– А брал где? – Магнус явно раздумывал над тем, не подкупили ли палача. Тот пожал плечами и нарисовал в воздухе знак, который Магнус истолковал по-своему.

– Похоже, пора мне менять привычки. Это же надо было так опростоволоситься. Старею я, старею…

Кайя переступил через мертвеца и подошел ко второму пленнику. Он был жив и в умелых дядюшкиных руках мог бы долго сохранять некое подобие жизни. В представлении Магнуса это было справедливо. Но Кайя приподнял обожженный подбородок и, положив пальцы на шею, сдавил. Шея хрустнула.

Это была легкая смерть.

– Мавр, – сказал дядюшка. – Как есть мавр… добрый чересчур. Что делать будешь, когда меня не станет?

– Не знаю, – честно ответил Кайя.

Глава 15

ЛОШАДИ И ТИГРЫ

Мои мама и папа во Франции познакомились. Он по Парижу шел и круассан ел, а она чужие франки потеряла и собиралась на себя руки наложить. Он ее в кафе отвел. Абсента попить. Через семь месяцев я родился. А потом все умерли, а я в клинику лег, на анализы, на восемь лет.{30}

Утро.

Свет пробивается сквозь витраж, расплескивая по полу разноцветные лужи. В детстве мы строили замки из песка, а в окна вставляли осколки бутылок. И наши замки, кривоватые, ненадежные, сияли всеми цветами радуги.

Было хорошо.

Не стоит вспоминать. От воспоминаний только головная боль. И Гленна появляется вовремя: снова все, как раньше, или почти. Но сейчас люди боятся на меня смотреть. Не слышны, не видимы. Тени, а не люди. Не хочу думать об этом.

Сегодня я – кукла. Позволяю себя одевать, расчесывать и только от пудры с румянами отказываюсь. Пожалуй, я достаточно бледна.