Изменница - Виктория Холт

— Кругом только и говорят о столкновениях с грабителями.

— Я говорила ему об этом. Но он боялся, что может произойти несчастье. Подозреваю, поэтому Жан-Луи еще хуже себя чувствовал. Теперь, когда ты здесь, дорогая, все пойдет на лад.

Как я смогла бросить их! В глубине сердца я всегда знала, что это невозможно.

Итак, я вернулась в привычную колею тихой жизни.

Несчастье, которое постигло Жан-Луи, гораздо серьезнее, нежели он пытается нам его представить. И, конечно, он часто страдает от болей, хотя никогда об этом не упоминает. Но, несмотря на свое состояние, Жан-Луи доволен, что я снова дома, и ничего больше не разлучит нас В наших отношениях произошли изменения. Я стала гораздо нежнее, внимательнее. Он заметил это и отнес на счет своего болезненного состояния. Я пыталась скрыть от мужа мучившие меня страшные угрызения совести, которые не покидали меня.

Иногда по ночам я думала о Жераре, мечтала о нем. Бедный Жан-Луи был нежным любовником, всегда внимательным и заботливым, но теперь меня переполняли эротические фантазии.

Оказалось, я способна зачать ребенка. Причина моего бесплодия, вероятно, таилась в Жан-Луи. После того как я так самозабвенно и неосторожно занималась любовью с Жераром, было бы странно не оказаться в подобном положении.

Именно так все и произошло.

Спустя несколько недель по приезде я убедилась, что беременна. Сомнений в том, кто отец ребенка, у меня не возникало.

Я оказалась в затруднительном положении. Прежде мне и в голову не приходило, что такое может произойти. Я всегда считала себя бесплодной.

Оставался только один путь сохранить спокойствие и счастье. Жан-Луи должен поверить, что ребенок его. Это являлось самым разумным решением. Моя семья никогда не должна узнать, что я нарушила обет верности.

Воплотить свое решение не представляло особого труда. Меня не было дома всего три недели. Возможно, я забеременела незадолго до отъезда. Никто не сумеет точно определить момент зачатия ребенка.

У меня будет ребенок. Я стану матерью. Эта мысль вывела меня из состояния глубокой подавленности, вызванного разлукой с Жераром. Я знала, что Жан-Луи придет в восторг. А для моей матери и Сабрины это известие будет огромной радостью. По их мнению, единственным недостатком в нашем браке являлось только отсутствие детей.

Дитя запретного союза. Я все больше увязала во лжи. И хотя вся семья будет бурно радоваться прибавлению семейства, для меня ребенок будет постоянным напоминанием о тех трех неделях восторга, когда я поступилась теми принципами, в духе которых воспитывалась.

Раскаиваться я не собиралась, потому что это принесло бы лишь горе для всех.

Когда я сообщила о беременности Жан-Луи, он был потрясен.

— Это то, чего ты всегда хотел, — сказала я, — чего мы оба всегда желали.

— Ты — чудо! — воскликнул он. — Я думал, мое счастье зависит от тебя одной… А теперь и это…

Моя мать и Сабрина пришли в восторг. Ничего не могло порадовать их больше, чем известие о ребенке в семье.

Дикон передернул плечами и притворился безразличным.

— Дети очень шумные, — объявил он. — Они плачут и требуют присмотра.

— О, Дикон, дорогой! — воскликнула Сабрина. — Ты тоже был когда-то младенцем!

— Ну и что, я уже вырос.

— Так же, как и мы все, — заметила Сабрина.

— Случается, дети рождаются мертвыми, — сказал Дикон. — Некоторые народы сбрасывают младенцев со скалы, чтобы улучшить породу. Слабые погибали, а сильнейшие выживали. Так поступали римляне, или стоики, или кто-то в этом роде.

— Моего ребенка никто со скалы не сбросит, — заявила я. — Он благополучно будет расти, окруженный заботой.

Дикон надулся. Он так и не простил мне то, что я уличила его в поджоге амбара. Я прекрасно помнила, что явилось причиной несчастья, случившегося с Жан-Луи. В семье же старались не упоминать об этом. Сабрина и моя мать были бы счастливы забыть о происшествии.

Необходимость готовиться к появлению ребенка помогла мне и избавила от тягостных размышлений, которые, я уверена, замучили бы меня.

Конечно, я часто думала о Жераре и наших свиданиях.

Вспоминала дядю Карла, проницательно разглядывающего меня и называющего Карлоттой. Действительно ли это были причуды его памяти? Почему он видел во мне давно умершую женщину?

Иногда у меня разыгрывалось воображение и я допускала, что Карлотта воплотилась во мне, ведь дядюшка Карл говорил: «Она ушла совсем молодой, так толком и не пожила, а была так полна жизни».

Что за фантазии! Предположить, будто Карлотта воплотилась во мне… и что Жерар — воплощение ее любовника, с которым она встречалась в Эндерби!

Я нашла себе оправдание. Я пыталась убедить себя: «Да, я встретила его, полюбила, ступила на путь распутства, но это была не разумная Сепфора, а давно умершая страстная Карлотта».

Эти шаткие доводы не могли служить достойным оправданием. Я наслаждалась своим любовником. Я была той самой чувственной и страстной женщиной, которая по-настоящему узнала себя. Теперь я поняла, что всегда испытывала смутную неудовлетворенность и всегда хотела такой любви, какую давал мне Жерар.

«Будь разумной, — предостерегала я себя. — Ты — безнравственная изменница, носишь дитя греховного союза и выдаешь его за плод супружества».

У меня родилась крошечная девочка. Она была сильной и здоровой, и, повинуясь внезапному побуждению, я решила назвать ее Шарлоттой.

«Шарлотта, — думала я, — это не совсем Карлотта, но что-то очень близкое. Живое свидетельство того времени, когда я стала другим человеком и вела себя так, как поступила бы на моем месте моя давно умершая предшественница».

Итак, моя дочка появилась на свет. А имя Шарлотта, по мнению моей матери, звучало слишком сурово, мы стали называть это очаровательное создание Лотти.

РАСКРЫТАЯ ТАЙНА

Прошло два года после появления Лотти. Я обожала ее. Она была больше, чем просто долгожданное дитя. Лотти дала мне силы вынести тяжесть разлуки с Жераром.

Конечно, случались моменты глубокого уныния, когда я чувствовала себя раздавленной бременем обмана. Но та радость, которую испытывал Жан-Луи в связи с предстоящим событием, утешала меня. Правда, ребенок не даст мне забыть про свою огромную вину, а совесть будет мучить меня всегда.

Мне не хотелось снова наносить визит в Эверсли, но в будущем я твердо пообещала, что сделаю это. Я получала письма от дяди Карла, из которых узнавала, что после моего отъезда все идет, как должно. «Джесси хорошо заботится обо мне», — писал дядюшка, и я словно слышала его хихиканье, когда он писал эти строчки. Он хорошо помнил, что именно я настояла, что для его же безопасности необходимо поставить Джесси в известность по поводу завещания. Уверена, что, в конце концов, я сделала лучше для него же.