Хозяйка замка Ёдо - Ясуси Иноуэ

Последние слова прозвучали как приказ. Неожиданно выражение лица Хидэёси снова изменилось, он посуровел и поднялся на ноги.

— Я пришёл сюда в надежде приятно провести с тобой время, однако некое дело первейшей важности не даёт мне покоя. Распоряжения, конечно, будут выполнены, но надо бы мне самому этим заняться…

«Должно быть, — подумала Тятя, — тревожится о письме, насчёт которого говорил с вассалами, и о поправках в стихотворении».

После его ухода девушка почувствовала опустошение и вместе с тем облегчение оттого, что скорбное событие удалось отодвинуть ненадолго во времени. Но в тот же вечер, в час Птицы[70], за ней явилась пожилая придворная дама.

— Госпожу просят принять приглашение, каковое поможет ей развеять скуку. — На бесстрастном, похожем на маску Но лице старухи живыми казались только губы.

— Идёмте, — сказала Тятя, бледная, но готовая к встрече с самым могущественным человеком Японии, который совсем недавно сидел рядом с ней в гостиной и никак не мог отрешиться от государственных забот. Она твёрдо вознамерилась родить от него ребёнка и добиться дозволения на строительство замка.

Старуха взяла её за руку своей иссохшей узловатой лапкой, к ним безмолвно присоединились две прислужницы, и они все вместе покинули резиденцию. Прозрачный лунный свет ласкал измученный грозою сад, в небе продолжали свой стремительный бег на запад облака; прикосновение лёгкого ветра к коже было неприятно тёплым и влажным…

Тятя вышла из покоев Хидэёси на рассвете и пустилась в обратный путь к своей резиденции мимо многочисленных жилых павильонов, которые занимали незнакомые ей вельможи и воины. Старуха семенила впереди, указывая дорогу, позади мелкими шажками ступали две прислужницы.

Старуха часто останавливалась и, повелительно оглядываясь назад, безмолвно требовала того же и от Тяти, словно хотела таким образом избавить её от лишнего напряжения и усталости после бурной ночи. Тятя уже возненавидела старую каргу, такую предупредительную, такую услужливую, и, замедляя шаг, всякий раз испытывала от этого чудовищное унижение, на смену которому тотчас приходила необоримая ярость.

— Госпоже не холодно? — спросила старуха.

— Нет, — сердито буркнула Тятя.

Занималась заря, в воздухе пока ещё веяло прохладой, но весна уже сдавала позиции, готовилась удариться в бегство перед рано заявившим о себе в том году летом.

Солнце встало над горизонтом, а Дзюракудаи ещё спал, в его крепостных стенах царило сонное молчание, в садах и дворах не было ни единой живой души.

Три женщины покинули Тятю у входа в её покои — их заменили другие прислужницы, которые и препроводили свою госпожу в опочивальню, где уже была приготовлена постель. Княжну снова накрыла волна унижения. Она велела прислужницам раздвинуть сёдзи, затем отослала обеих и в одиночестве долго сидела на футоне, глядя в сад на маленькие кустики жёлтых роз у самой энгавы. Яркие цветы слепили осоловевшие глаза, Тятя была изнурена до предела, но боялась, что если она ляжет, то опять испытает приступ унижения.

И всё же сон её сморил, она проспала до полудня, а проснувшись, обнаружила у изголовья два лакированных подноса со сладостями, присланными Хидэёси.

В течение пяти дней Тяте доставили от него ещё много подарков, но никаких других вестей не поступало. И вот, когда чувство стыда стало потихоньку отпускать её, она снова получила приглашение навестить кампаку. На сей раз её отвели в роскошные покои у подножия тэнсю, и там, сидя рядом с его высокопревосходительством на чудном заморском кресле, инкрустированном перламутром, в окружении многочисленных придворных дам, ей довелось поприсутствовать на удивительном представлении: варвары из западных земель, люди с необычным цветом глаз и волос, совсем не похожие на сынов Ямато, развлекали их плясками и прочими диковинными умениями. Тятя смотрела на ловкачей, танцевавших, удерживая на голове и в руках сосуды с водой, из которых не упало ни одной капли, видела жонглёров, акробатов и фокусников. Иноземные затейники один за другим выходили показать своё мастерство, и, как только Хидэёси замечал, что Тятя проявляет к кому-то из них интерес, он отдавал приказ продолжать представление как можно дольше, а когда девушка отводила глаза, тотчас прогонял актёра.

В тот вечер Тятя впервые попробовала виноградное вино — рубиновую жидкость, которую подали ей в хрустальном бокале. Она пригубила напиток — её рот наполнился терпкой горьковатой сладостью; выпила два бокала — и захмелела в мгновение ока. Успев заметить, что Хидэёси уже нет в зале, девушка с некоторым облегчением позволила двум прислужницам проводить её, слегка пошатывавшуюся, в опочивальню, но когда она вошла туда, хмель тотчас испарился — Хидэёси поджидал её на футоне.

Потом Тятя долго не смыкала глаз, прислушиваясь к шороху дождя, который деликатно постукивал по навесу. Дождь начался в полночь. Княжна говорила себе: ничто не мешает ей убить Хидэёси прямо сейчас, это ведь так легко сделать. Самый могущественный человек в Японии мирно спит рядом с ней, обратив стареющее лицо к потолку… Она подумала о тайничке, в котором спрятала свой кинжал, и эта мысль удивительным образом принесла успокоение.

Её отец, её дед, её старший брат… сколько ещё родственников, дальних и близких, погибли по вине этого мужчины, увидев перед смертью свой замок в огне? А матушка? А отчим? А Моримаса Сакума, гордый молодой воин? Все они сложили головы из-за него. Нахлынули детские воспоминания — о безутешном горе, охватившем матушку, когда ей принесли весть о том, что Хидэёси поймал её сына, маленького Мандзюмару, и велел «изрубить его в куски»…

Да, Хидэёси в ответе за смерть всех тех, кто был дорог её сердцу, и если она захочет отомстить, теперь это не составит труда. Как странно думать о том, что человек, которого с детства надо было бояться и ненавидеть, теперь находится в её власти, отдан ей на милость!

Наконец Тятя задремала и проснулась с рассветом. Уверенность в том, что у неё есть неотъемлемое право распоряжаться жизнью и смертью Хидэёси, заглушила чувство стыда, позволила забыть об унижении, которому подверглось её тело, и помогла спокойно заснуть в одной постели со старым властелином.

Спустя некоторое время, на тринадцатый день пятой луны, в придворном святилище Хидэёси были устроены; ритуальные пляски-кагура[71]. Месяцем раньше, по случаю своего визита в Дзюракудаи, Небесный государь пожаловал высший придворный ранг Госпоже из Северных покоев[72], официальной супруге Хидэёси, и празднество было дано в его, императора, честь.

Пересуды об этом восхитительном зрелище не утихали в Дзюракудаи несколько дней, именно тогда Тятя впервые услышала о жене Хидэёси. Госпожа из Северных покоев жила в Осакском замке, поэтому встретиться им пока не довелось, больше того — Тятя даже не знала до сих пор о её существовании. Странно было слышать все эти разговоры в кулуарах дворца о плясках-кагура, которые какая-то Госпожа из Северных покоев устроила, чтобы отблагодарить императора за проявленную благосклонность, но ещё удивительнее было то, что её, Тятю, держали в неведении о присутствии в окружении Хидэёси женщины, обладающей столь огромной властью и столь высоким рангом.

На следующий день после церемонии в святилище княжна собралась нанести визит даме Кёгоку, в чьей резиденции она ещё не бывала, к тому же ответного визита требовали правила приличия — ведь Тасуко уже навещала свою кузину сразу после её переезда в Дзюракудаи. Тятя недолго думая отправила прислужницу с посланием к даме Кёгоку и получила неожиданный ответ: Тасуко намекала, что, поскольку Госпожа из Северных покоев ещё несколько дней пробудет в Дзюракудаи, их встречу лучше отложить. Тяте это показалось странным. Что ж это за важная птица, если в её присутствии одна кузина даже не может нанести визит вежливости другой?

В тот же день Тятя получила приглашение от Госпожи из Северных покоев. Не зная, как надлежит себя вести в такой чрезвычайной ситуации, она спешно отправила Тасуко ещё одно послание, в котором испросила совета.

В конце концов она сменила кимоно, принарядившись так, как велела Тасуко, и в сопровождении свиты отправилась к приватному павильону Хидэёси, где её ждала Госпожа из Северных покоев. Тятя заняла место в глубине зала, в ряду придворных дам, затем, по знаку супруги его высокопревосходительства кампаку, приблизилась. Почтительно поклонившись, она подняла голову и увидела перед собой женщину лет сорока с суровым лицом и ледяным взглядом.

— А ты хороша собой, Тятя. Сколько тебе лет?

— Двадцать два года, моя госпожа. — Тятя и не подумала потупить взор — она уже чувствовала нараставшую в душе неприязнь к этой женщине. Никто и никогда не обращался с ней, княжной Асаи, столь пренебрежительно и высокомерно. Даже когда она была совсем маленькой, дамы из окружения О-Ити, её матушки, непрестанно выражали ей своё глубочайшее почтение. Да, с тех пор прошло много лет, после падения замка Одани она жила как пленница, но ни перед кем ещё не склоняла голову первой!