Ангел ходит голым - Измайлов Андрей

Дороги, которые выбираем. Амплуа, в которые впадаем. Noblesse oblige.

По совести (вот странное слово!), Воркуль француз — так себе. Типичная соломенная шляпка. В смысле, комеди-совьетик. Галантен с перебором. Умозрителен, как пастуш(ф) ок-постуш(ф) ок. Селяне, прованс. Бычок. Бык. Латентный… этот самый.

В общем, никак не ворон. Нет, не ворон. Nevermore![11] Но пару-тройку ласточек приманил. Сдал под расписку — из своей студии. От Тарасика Заброды сдержанная похвала: гивно гивном, ан толк хоть так!

Элементарно, Роджер! Когда я давеча был в Париже… Ну, был. И снова буду. Что? И спрашивать глупо! Кто же, как не я составляет список делегации! О-о, Мариетта! Выглядишь, как всегда. А всегда ты выглядишь, как никогда! Только без глупостей! Ладно, пусть не без глупостей. Но в пределах разумного. Ах, какой беспредельный разум у тебя, Мариетта!.. Значит, а теперь слухай сюды…

Однако всё до поры. Ничто не вечно. Француз французам приелся. Не то чтобы заподозрили. Здесь гарантия безупречности. Чай, мы не профи?! Просто приелся. Да и сантимщики они все там. Вот ещё продолжать тратиться на него — мелочь, а неприятно.

Категорический отказ в прежнем таком налаженном гостеприимстве — слишком. Но — французская, кстати, классика, Дюма-пэр: вы, конечно, очень милы, но будете просто очаровательны, если уйдёте.

Ах, какая неожиданность! А он-то, Лев Давидович Воркуль, понагородил перспектив! Уже и своей Лилит обещал: поместье, мы вместе, не Париж (да ну его! для беспорядочных!), но Арль, Арль! И тут…

И тут?!

Стоп-тайм!

Своей Лилит?

С этого места подробней!

Легко!

Ну, тяжело.

Ох, тяжело доказать Еве: гр-ка Даниялова Лилит, да, косвенно и, тем не менее, причастна к умертвию гр-на Воркуля Льва.

Доказала?

Себе — да. Женская интуиция. Не по-женски цепкий ум. Рвение — не служебное, нет. И логика, да. Плюс полномочия, которые не всякий Вась-вась запользует, просто не зная, с какого боку. Тем более, со своей, мужской, логикой. Вась-вась и есть Вась-вась. А она — Ева.

В этой стране стало страшно жить. Недавно случайно нашла в Интернете базу данных поиска людей http: //syim.com/baza. И главное, сделали вроде как для поиска утерянных родственников. Но здесь вся информация о каждом из нас: переписки с друзьями, адреса, телефоны, место работы, и, что самое страшное, есть даже мои обнажённые фото (правда, не знаю откуда). В общем, испугалась очень. Но есть такая функция, как «скрыть данные». Воспользовалась и всем советую не медлить. Мало ли, что эти придурки могут сделать дальше!

Написал sd354wetsdg — 23: 16: 17

Глава 8

Ева?

Представьте себе, представьте себе. В реале жизнь то и дело хихикает не без противности над вымыслом, хоть слезами облейся.

Даниялова — Лилит. Меньгиш — Ева.

Напиши такое беллетрист — скажут: перебор, перебор! И будут правы. Но тут не belles-lettres[12], не изящная словесность, а правда жизни (хи-хи!). Что было, то было. В реале. Даниялова — Лилит, Меньгиш — Ева.

A parte! В Махачкале у Данияловой в школьную пору — три одноклассницы, не сёстры, просто однофамилки: Собакина Вера, Собакина Надежда, Собакина Любовь. И никто не дразнился, воспринималось как данность. Русичка Тофа Авшаломовна каждый раз аккуратно улыбалась при перекличке по классному журналу.

Но это так, a parte. Не отвлекаемся!

Итак, Ева. Ева Меньгиш. Условный Вась-вась. Очередной. Василеостровский. Её земля — ей и рыть до воды, что там и как случилось. И никакой малóй не в помощь. Уйди, малóй, не мешай! Только портишь. Сама. Дело принципа. Как резонёр — Евлогин, на худой конец. Сам пришёл.

— О, привет, Евлогин! Сто лет! Какими судьбами?

— Вот… сам пришёл.

— По делу или как?

— Или как.

— Разве эти глаза могут врать!

— Ни-ког-да!

— Верю, верю. Всякому зверю…

— Абсолютно не изменилась, Ев.

— Комплимент?

— Будь комплименты правдой, назывались бы просто информацией. Просто проинформировал.

— И на том спасибо. Тоже не меняешься.

— Ещё добавь «сволочь» — по старой памяти.

— Сволочь.

— Злая. Всегда умела приласкать словом!

— Да.

— И делом!

— Евлогин, а не шёл бы ты nach?! Зачем пришёл? Так и быть, выслушаю, но потом сразу — nach, nach. Мне работать надо. Дел невпроворот.

— Злая. Много дел? Злодеи не дремлют? А какие дела?

— Не ваше дело.

— Тоже верно. Хотя…

— Наконец-то! Не умеешь ты врать, Евлогин.

— Почему это?

— Ой, прости! Умеешь, помню. И ка-ак умеешь! Забыла было. Но вдруг ты — снова тут. Просто дежавю.

— Упрёк, Ева Людвиговна?

— Просто дежавю, сказала же. Что там у тебя после твоего «хотя»?

— Может, выйдем из этих отвратительных стен? И по кофейку?

— С пироженкой.

— С пироженкой.

— «Картошка».

— «Картошка».

— На восьмой линии.

— На восьмой.

— Стареешь, Евлогин. Сентименталь… Или меня за старую дуру держишь?

— Ты — старая?!

— Ай, спасибо и на том.

— Да не за что.

— Всё-таки ты сволочь.

— Злая. Помню, ты говорила. Ещё девять лет назад.

— Уже девять?

— И три месяца, и двенадцать дней.

— Отсчитываешь?

— Каждый день без тебя — пытка!

— Не перебарщивай, Евлогин.

— Шутка, шутка.

— Всё-таки ты сволочь. Или, скажи, я была неправа?

— Женщина всегда права…

— …даже когда она неправа. Угу.

— Угу.

Поговорили.

Возьми с полки пирожок, Евлогин. Наведён-таки мост после стародавней бомбёжки всего, что ранее. Мост хоть и понтонный, но хоть какой. Надо! Если надо, значит, надо. Кто, если не ты, Аврумыч?!

В общем-то, да. С учётом хронической мужской сентименталь…

А помнишь, а помнишь? Незабываемо такое никогда.

— Что твои близнецы-братья?

— Хорошо сказал: твои…

— Е-е-ев!

— Да нормально. Растут. Третий класс. Тот за него латышский сдаёт, а тот за него — математику. Отличники, Ѣ!

— В Краславе?

— Ну а где? Саулескалнс, турбаза.

— Maman их пасёт?

— Не называй её так!

— Всё-всё!

— Вот и не называй!

— Больше не буду… М-м… Насчёт Питера не думала?

— В смысле?

— Как-то их здесь… натурализовать…

— Евлогин! Ты идиот? Там — какая-никакая Европа, а тут у вас…

— У нас…

— У нас, у нас. А куда деваться, Евлогин! Работа… Я им посылаю…

— Родина-мать.

— Вот ты сволочь. Нет, не идиот, хоть и прикидываешься.

— О, я такой! Ев, может, помочь? Деньгами, ещё чем. Ты скажи…

— Сказала бы я тебе! Ладно, всё. Лирику — nach! Меня дела ждут. Какое, конкретно, дело тебя заинтересовало и почему? Сразу: захотелось повидаться — не принимается. Давай по делу. И, да, ещё «картошки» закажи. Хрен с ней, с диетой. Ностальжи, Ѣ!

— И ещё кофе?

— Без. Кофе тут стал отвратным.

— Раньше был вполне себе…

— Раньше и ты был вполне себе… Впрочем, уже и не помню.

Да помнит, всё помнит. Но — имидж. Ничуть не изменилась за годы. Хотя диета — актуально. Минус бы сантиметров пять в талии, килограммов семь в минус. Но для своих лет… Сорок четыре? Разница в семь лет. Вот! Сорок пять. Ягодка опять. Почти прежняя. Даже красива, как иногда бывает с уроженками Прибалтики. Угораздило тебя, Евлогин. Да уж! Но ведь быльём поросло, так? Так.

Поговорили. Оставив после себя пустые чашки, блюдце в шоколадной крошке, немного прошлого.