Контртеррор (СИ) - Валериев Игорь

С этими словами Зубатов передал мне листки. Сверху была старая фотография, с которой на меня смотрела женщина лет тридцати с жестким и волевым лицом.

– Да уж, активная и идейная женщина. Больше четверти века в революционном движении. Судя по всему, каторга её не успокоила, – я невесело усмехнулся.

– Судя по всему, нет. И вряд ли что её успокоит. Её бы энергию да в мирное русло. Лучше бы отцу да мужу помогала вести хозяйства. Нет, надо, отринув всё личное, нести свободу, равенство и братство в крестьянские массы. Как будто им это надо?! – Зубатов зло усмехнулся. – Любому крестьянину землицы бы побольше, да налогов платить поменьше. И чтобы община крепкой и дружной была. Вот и всё их братство. Равенства им не надо, да и свободы без земли тоже.

– С таким выводом, Сергей Васильевич, полностью согласен. Но давайте дальше по списку.

– На второе место по опасности я бы поставил Григория Андреевича Гершуни. С этим скользким и относительно молодым человеком я знаком лично. И не скажу, что остался довольным этим знакомством, – Зубатов как-то презрительно фыркнул. – Родился Герши-Исаак Гершуни в семидесятом году, в еврейской семье. В двадцать пять лет умудрился поступить на фармацевтические курсы Киевского университета. Сразу же активно окунулся в студенческое движение. В девяносто шестом году был первый раз арестован, но быстро освобождён. В девяносто девятом перебрался в Москву, работал провизором. Азеф в прошлом году дал по нему информацию, что Гершуни организовал нелегальную типографию. Мы произвели её арест, но наш Герши на допросах всячески отрицал свою связь с революционерами.

Начальник охранки замолчал, будто бы собираясь с мыслями.

– Понимаете, Тимофей Васильевич, у наших революционеров есть как бы неписаный кодекс чести. По нему, если ты являешься членом революционной организации отрицать это на следствии как бы нельзя. Ты должен взойти на свою Голгофу и там быть распятым. Гершуни выбрал другой путь и это меня пугает.

– Почему? – поинтересовался я.

– Нам не удалось собрать доказательной базы о причастности Гершуни к типографии. Поторопились, надеясь на признание, и просчитались. Гершуни пришлось отпустить, и тот сразу перешёл на нелегальное положение. За полтора года он отметился в Петербурге, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове, Уфе, Воронеже, пытаясь объединить разрозненные организации социалистов-революционеров в единую партию. А напугало меня то, что когда в этом году мы арестовывали эти ячейки, многие из подозреваемых отрицали свою причастность к революционному движению, и их приходилось отпускать, – Зубатов достал из папки ещё несколько листков и протянул их мне.

Я взял их в руки, а, рассмотрев, понял, что здесь информация на двух человек.

– Сверху Гершуни, следующий Николай Иванович Ракитников, шестьдесят четвёртого года рождения, из крестьян. В восемьдесят пятом году закончил юридический факультет столичного университета, и в том же году вступил в партию «Народная воля». Через два года был арестован и сослан на четыре года в Вологодскую область. По окончании ссылки живёт в Саратове, работает в земстве. Организовал в Саратове объединённую группу социалистов-революционеров и социал-демократов. Когда эта группа была арестована, единственный из всех ушёл в полный отказ, – Зубатов поднял вверх указательный палец правой руки. – Показаний против Ракитникова никто из остальных членов этой группы не дал. Пришлось Николая Ивановича, как и Гершуни отпускать. После этого, тот сразу же стал нелегалом и пропал из нашего вида. Вот такая стала складываться тенденция. И она мне не нравится.

– В нашем случае, Сергей Васильевич, я гарантирую, что доказательства для судебного разбирательства будут, даже если все будут молчать.

– Хочется в такое верить, – мой собеседник нервно поправил ворот рубахи. – По остальным информации мало.

– Сергей Васильевич, а Серафима Клитчоглу не дочь ли директора Амурского пароходного общества статского советника Клитчоглу?

– Да, это она. А Вы что, знакомы?

– Со статским советником да, а вот дочь не видел. Нда, дела.

– Вы правы, Тимофей Васильевич, жалко, что у достойных родителей такие дети вырастают.

– Влияние студенческой среды? – понимающе улыбнулся я.

– Оно самое. В девяносто третьем стала слушательницей историко-филологического отделения женских курсов в столице и сразу примкнула к народовольцам. В девяносто седьмом поступила в Медицинский институт и примкнула к эсерам. Занималась революционной агитацией среди молодежи, хранила и распространяла нелегальную литературу. За это была арестована три года назад и выслана в Саратов под гласный полицейский надзор, где и должна находиться. Вот материалы на неё, – с этими словами Зубатов передал мне очередную стопку листов.

– Что по последнему фигуранту? – поинтересовался я, беря их.

– Езерская, урождённая Казанович Лидия Павловна, тридцать пять лет, из дворян Могилёвской губернии. Зубной врач, имеет зубоврачебный кабинет в Петербурге. Насколько я понимаю, именно там и будет проходить встреча?!

– Вам не откажешь в проницательности, Сергей Васильевич. Надеюсь, Вы не отправили кого-нибудь из филеров проверять адрес? – спросил я, холодея в душе.

– Была такая мысль. Но пока ещё не знаю профессиональные возможности столичного филерского отряда. Операция ваша, так что я думаю, там агенты дворцовой полиции работают. Я прав?! – с улыбкой поинтересовался Зубатов.

– Правы, и спасибо за Ваш профессионализм. А теперь давайте договоримся, где вечером Вы выставите своих людей и будете сами. Свои распоряжения до подчинённых доведёте как можно ближе к началу операции, – строго произнёс я.

– Понял, Тимофей Васильевич. Если бы мы были в Москве, я бы поручился за своих людей. Здесь пока таких слов я сказать не могу. Изучаю пока, кто чем дышит.

– Господин полковник, группа к штурму готова, – почти шёпотом доложил мне, тихо подошедший к двери квартиры Ромка.

– Приступайте, хорунжий! И не забудьте, что там, вернее всего, находится динамит, – также тихо ответил я Селевёрстову.

Ромка успокаивающе улыбнулся мне, лихо козырнув, чётко развернулся кругом и направился по лестнице вниз к выходу из подъезда, где его дожидалась закрытая карета и четыре бойца штурмовой группы. Возничий был одет, как обычный «шофёр» экипажа с двумя лошадиными силами, а вот бойцы внутри транспортного средства для начала XX века были экипированы несколько необычно.

Я посмотрел в спину уходящего Ромки и подумал, что если бы сейчас в тёмном подъезде он встретился бы с кем-нибудь из жильцов дома, то сердечный приступ для квартиросъемщика был бы обеспечен.

Все члены штурмовой группы, да и другие бойцы антитеррористического отделения Аналитического центра, задействованные в этой операции, были одеты в защитные куртки и брюки чёрного цвета, короткие сапоги, также чёрные. На голове шлём, напоминающий «Сферу» или «Специальный Титановый Шлем образца 1981 года – СТШ-81».

Конструктивно он был очень прост – три профилированных бронеэлемента, толщиной три миллиметра каждый, которые вставляются в соответствующие карманы внутреннего чехла шлема, выполненного из нескольких слоев шёлка, снаружи шлем покрыт внешним тканевым чехлом черного цвета. На голове шлем фиксируется при помощи ремня с кожаной чашкой закрепляемой на подбородке. Единственное отличие от шлема из будущего, вместо титана используется сплав Чемерзина.

Кроме шлема, на бойцах подразделения надеты бронежилеты с защитой паха, наколенники с налокотниками, куртка и брюки имеют дополнительные съемные защитные элементы на бёдрах, предплечьях и плечах. Здесь также использовались профилированные бронепластины Чемерзина, что делало снаряжение достаточно дорогим. Точнее, очень дорогим. Правда, пару месяцев назад я подкинул Авениру Авенировичу идею многослойных дисперсно-керамических броников на основе карбида бора или карбида кремния. Теперь он весь в опытах, стараясь сделать дешёвую, лёгкую и прочную защиту от пуль и осколков.