Божества древних славян - Александр Сергеевич Фаминцын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чрезвычайное изобилие имен местных богов народов литовских, — богов, служивших представителями всевозможных явлений, различных отраслей богатства и благосостояния человека, всякого рода обстоятельств, занятий, ремесел, вообще сельской обстановки, может до некоторой степени уяснить нам свидетельство летописцев балтийских о большом количестве богов балтийских славян (ср. выше стр. 26, известия Гельмольда о том, что вся страна Староградская была переполнена пенатами и плодами, что у балтийских славян были различные боги, которым принадлежали пашни и леса, печали и радости). Это были по большей части, разумеется, лишь рассудочные олицетворения, в бесплотной форме, различных явлений, обстоятельств, понятий, и т. п., каковые мы встречали раньше в римской мифологии (ср. выше стр. 88, обожествление у римлян понятий: обработки полей, цветения, войны, границы, молодости, благополучия и пр.), а равно и не раз встретим впоследствии между божествами славянских народов. Литовское влияние оставило, в этом отношении, глубокие следы в суевериях ближайших к ним русских соседей своих — белоруссов.
Близкое родство литовского племени со славянским, сходство внешних условий, при которых жили народы литовские и славяне северо-западные и восточные, невольно заставляет нас отыскивать в дошедших до нас свидетельствах о языческой старине литовской, именно в описаниях древних языческих их обрядов, пояснения и пополнения скудных сведений наших относительно обрядной стороны языческого служения богам у славян. Подобно большинству славян, народы литовского племени не имели храмов, ни даже идолов, святилищами же служили у них, по преимуществу, священные деревья и рощи. Главнейшим святилищем пруссов служил знаменитый дуб в Ромове, где жили Перкун, Потримп и Пиколлос. Кроме дуба, священного дерева древних пруссов, в особенности почитался ими, а также прочими литовскими народами, бузиновый куст, под которым жил, по их верованию, бог земли Пушкайтис, властвующий над земными демонами младшего разряда, Маркополами и Парстуками[284]. О святилищах латышей имеем свидетельство Эйнгорна: «Летты эти, — писал он, — хотя и имели многих богов и богинь, не строили однако храмов или алтарей, у которых бы они совершали богослужение и жертвоприношения; ничего подобного не найдено в этой стране, дикой и невозделанной, почитали же и призывали богов своих в священных рощах, в которых не было ни храмов, ни алтаря, ни идолов»[285]. «Все еще, — писал в 1797 г. Меркель, — он (латыш) приносит лесным богам подарки в священных рощах, пещерах, горах… Латышская невеста, на пути к венцу, должна в каждую встречающуюся ей канаву или пруд, к каждому углу дома, бросать цветные нитки и монету, в дар водным и домовым божествам»[286]. Пастор Карлблом, в качестве очевидца, еще в 1836 г. рассказывает о древних святилищах лифляндских латышей, жилищах домовых духов: одно из них «помещалось в саду, близ забора, — пишет он, — и было покрыто старыми боронами; свежая кровь, перья и кости кур, старые и новые медные монеты на алтаре домового духа ясно свидетельствовали о том, что здесь в ночь на св. Георгия совершалось жертвоприношение и заколот был петух». Далее он упоминает о другом святилище, у которого также еще в этом году совершилось служение 23 апреля. «Здесь бог обитал не в деревянном жилище, но под камнями. Когда последние были подняты, из земли поднялся смрадный запах от гнилых яиц и кусков мяса, постепенно там накопившихся; красная шерсть, старые и новые монеты также и здесь входили в состав жертвенных приношений домовому богу»[287].
Впрочем, местами, хотя и в редких случаях, и у народов литовских встречались идолы, а иногда даже храмы. Об идолах Перкуна, Потримпа и Пиколла, помещавшихся в ромовском дубе и о внешности которых сохранилось предание, было говорено выше (стр. 109). По свидетельству Стрыйковского, в 1321 году Гедимин поставил в Вильне болван, т. е. идол, Перкуну, которому жгли неугасающий огонь. При обращении жмуди в христианство, в 1413 г., по преданию, был оставлен языческий храм в Поланге, из уважения к матери Витовта, Бируте, не хотевшей креститься[288].
Подобно славянам балтийским, литовские народы издревле имели жрецов, которые закапали жертвы, совершали богослужебные обряды и произносили или пели при этом молитвы; они стояли под управлением верховного жреца, жившего в Ромове. В Ромове, повествует Петр Дусбургский, имел пребывание свое Криве (называвшийся также Криве Кривейте), которого язычники «почитали как папу»[289]. Это был верховный жрец пруссов, который не только имел первосвященническое достоинство между народами литовскими, но почитался и некоторыми чудскими племенами (эстами и ливами) и распространял духовную власть свою даже на часть славян — кривичей, предков наших белоруссов. В известные времена верховный жрец, Криве, вопрошал богов и возвещал волю их народу через посредство вайделотов. Когда ударял гром, пруссы думали, что то беседует верховный жрец их с Перкуном[290]. Установление Криве, — замечает Костомаров, — произошло в недосягаемой древности. Существование слова кривичи в IX веке указывает, что когда-то власть этого литовского папы была в большой силе и простиралась на отдаленные и чуждые народы. В житии св. Войцеха говорится, что жрецы составили заговор умертвить святого мужа за его ревность в распространении христианской веры. Следовательно, в конце X и начале XI века жреческое сословие было вполне организовано[291]. Второстепенные жрецы, между которыми бывали и женщины, носили название вайделотов и вайделоток, или вуршкайтов; кроме того, под разными названиями, известны были и низшие степени жрецов, которые гадали, предвещали, лечили, словом — волхвы и знахари[292]. Еще Адам Бременский писал о Курляндии, что там «все дома полны предсказателями, птицегадателями и чародеями»[293]. Вайделоты и вайделотки пруссов, по свидетельству Луки Давида, собирали в известные дни и места окрестный народ, «как ныне то делают христианские священники»; там они давали народу религиозные поучения и наставления; в чем именно заключались эти поучения — осталось автору летописи, однако, неизвестным. Они содержались на общественный счет, но за то требовалось, чтобы они вели жизнь уединенную и целомудренную, и виновный в нарушении целомудрия предавался сожжению[294]. По словам Грунау
