Всеобщая история кино. Том 6 (Кино в период войны 1939-1945) - Садуль Жорж

Каким образом эти различные влияния, взаимодействуя, привели к созданию теории неореализма, можно понять из высказывания Де Сантиса о фильме «Человек-зверь». «Говорят, — пишет он, — что Джованни Верга открыл сам себя, прочитав «Мадам Бовари» и дневник капитана дальнего плавания. Мы выражаем надежду, что фильм «Человек-зверь» поможет нашим кинорежиссерам открыть не самих себя, а открыть глаза на мир поэзии».

Использовать уроки творчества Ренуара и в то же время Верги значило для молодого критика открыть глаза на подлинную Италию. Влияние итальянской действительности, могучего народного движения против фашизма и войны, которое стало причиной падения Муссолини, способствовало тому, что в 1942–1943 годах неореализм выступил уже с настоящими манифестами. Джузеппе Де Сантис писал, например, в статье, в которой он сурово критиковал «Укрощение строптивой» Поджоли: «С некоторых пор мы ведем борьбу в нашем разделе критики «Чинема» за то, чтобы пробудить сознание и направить его в сторону реализма. Наши читатели уже поняли, что, говоря об этом направлении, мы не можем ограничиваться только именами Дюпона, Ренуара и Карне (как это принято обычно), рядом с ними мы ставим имена Клера, Видора, Александрова[167], а также тех писателей, кто, как Верга, Флобер и Кафка (не забудем и его!), научил нас своими произведениями уноситься в воображении за бесконечные горизонты, все время, однако, помня о жалкой жизни человека на земле, о его одиночестве, о том, как трудно ему бежать от действительности и как в самом этом бегстве он обретает великую силу, потому что в нем он познает всеобщность человеческих контактов. Мы всегда открыто выражали свои симпатии такому киноискусству, которое стремилось выразить самую сущность окружающей действительности и, всматриваясь в ее беспокойные и неясные пути, извлекало из нее исторические уроки. Хотя мы и не можем противопоставить фильмы с «Za’la Mort!» и «Затерянных во мраке» по их художественным качествам французскому кино предвоенных лет, историческая весомость этих скромных образцов нашего искусства так велика, что эстетическая сторона отступает на второй план. Мы могли бы свободно доказать это, если бы не были связаны объемом журнальной статьи, и опровергнуть обвинения в франкоманстве, которое часто бросают в адрес тех, кто выбрал своим знаменем изложенные нами выше принципы. Те, кто занимается в нашей стране искусством кино, совершают ошибки, не направляя до сих пор свою мысль на поиски национальной традиции. Им нужно было бы отказаться от своего пристрастия к некоторым жанрам (худшим из которых и самым распространенным является «формалистическо-интеллектуально-живописная лень»), и тогда они очень скоро бы нашли верный путь к реализму. Искусство есть перевоплощенная история. Народы рождаются, вырастают, достигают зрелости в. ходе своего существования, складывающегося из привычек, чаяний, необходимостей, которые приемлют одни и против которых восстают другие. Нельзя отделить цивилизацию, каков бы ни был ее уровень, от земли, которая ее породила».

После смещений в правительстве, произведенных в феврале 1943 года (это была первая видимая трещина в здании фашистского режима), когда министром культуры вместо Паволини стал Польверелли, «Чинема», использовав в качестве предлога заявление нового министра, опубликовал свой манифест лидера неореализма.

«Мы следовали линии, — говорилось в манифесте, — которая совпадает с директивами его превосходительства господина Польверелли. «Идти в ногу со временем», — это то единственно здоровое и конструктивное, что можно в настоящее время делать. Мы не оспариваем право приоритета, но журнал «Чинема» всегда, особенно последнее время, боролся за то, чтобы в наших фильмах чувствовалась душа народа и изображались его нравы. Мы всегда повторяли и подчеркивали, что наше кино должно отражать жизнь Италии (просто, как Колумбово яйцо!), ее цивилизацию, чувства, характер и гений нашей нации… Мы хотели бы в сжатой, краткой схеме изложить, что, с нашей течки зрения, необходимо сделать для того, чтобы наше кино стало итальянским, национальным.

1. Долой наивную и манерную условность, характерную для подавляющего большинства наших фильмов.

2. Долой фантастические и гротескные фильмы, в которых нет ни ясной точки зрения их создателей, ни проблем, волнующих человечество.

3. Долой бесстрастное воспроизведение событий истории и холодные экранизации литературных произведений: суровая политическая действительность жизни требует от нас другого.

4. Долой риторику, изображающую всех итальянцев вылепленными из одного теста, начиненными одними и теми же благородными чувствами и одинаково воспринимающими все жизненные проблемы».

Обернув против фашизма его собственную демагогию и его толкование «национального, итальянского», редакция «Чинема», таким образом, недвусмысленно заявляла, что отнюдь не все итальянцы разделяют те «благородные» воинственные чувства, о которых говорилось в риторических проповедях Муссолини. Теория неореализма, уходившая корнями в антифашистское движение, настолько к этому времени утвердилась, что неореалистические фильмы появились еще до того, как пал режим Муссолини. Фильм «Одержимость» (Ossessione) Лукино Висконти был яркой иллюстрацией теории неореализма, разработанной сотрудниками «Чинема». Четверо из них, Марио Аликата, Микеланджело Антониони, Джанни Пуччини[168] и Джузеппе Де Сантис, принимали участие в создании сценария. Лукино Висконти, происходивший из знатной миланской семьи, как мы уже отмечали, был помощником режиссера у Жана Ренуара в «Загородной прогулке». Пребывание во Франции в годы наивысшего подъема движения Народного фронта сыграло решающую роль в его жизни. Он вернулся в кино в 1940 году, помогая Ренуару ставить «Тоску», которую последний начал снимать в Риме (ее закончил в 1941 году работавший вместе с ними Карл Кох). Висконти хотел дебютировать как режиссер фильмом «Возлюбленная Граминьи» (L’Amante di Gramigna), сценарий которого он написал совместно с Де Сантисом по одноименной повести Верги (из сборника «Жизнь полей»). Но министр Паволини не разрешил этой постановки. Висконти написал сценарий по роману «Семья Малаволья» и снова не получил разрешения на постановку. Вынужденный отказаться от милого его сердцу Верги, Висконти использует — не столько самый сюжет, сколько отдельные мотивы — детективный роман американского писателя Джеймса Кейна «Почтальон звонит всегда два раза»[169]. В его сценарии, написанном совместно с Пуччини и Де Сантисом, действие переносится в Италию. Снимался фильм в Ферраре в начале 1942 года.

«Улица пяти лун»

«Выстрел»

«Белый корабль»

«Альфа Тау»

«Четыре шага в облаках» В ролях: Адриана Бенетти, Джино Черви

«Тереза-Пятница» В ролях: Адриана Бенетти, Витторио Де Сика

«Тереза-Пятница»

Висконти объявил тогда себя сторонником антропоморфического кино, суть которого он определил следующим образом в своей статье «Что привело меня к творческой работе в кино»: «На творческую работу я смотрю как на деятельность живого человека среди людей. Я, разумеется, отношу это не только к «художественной сфере». Каждый, кто трудится, — созидает, и это — единственное условие существования.