Прислушайся к себе - Диана Уитни

Катрина в удивлении уставилась на Грэйси.

— Авокадо, между прочим, становится негодным к употреблению, если его вынести на воздух, оно так быстро портится, что им не успеваешь насладиться и просто-напросто выбрасываешь за негодностью. Ненавижу авокадо.

— Ах, вот как. — Грэйси пожала плечами. — Ладно, то была неудачная аналогия, не больше. — Она помолчала, но тут же снова воспрянула духом. — Что ты думаешь по поводу помидоров?

— Я думаю, что эти овощи имеют мало общего со сложными человеческими взаимоотношениями.

— Хочешь без аналогий? Давай обойдемся без сравнений и метафор. Мы с тобой обе знаем, что ты влюблена в моего сына. И что ты собираешься делать в связи с этим?

Застигнутая врасплох внезапной прямотой вопроса, Катрина хотела было отшутиться, но слова не шли с языка. Она откашлялась и, избегая встречаться взглядом с Грэйси, пожала плечами.

— Не знаю.

— Что же, по крайней мере ты ответила искренне.

— Я старалась. — Катрина смахнула влажную челку со лба. — И уж если ты так откровенна, то и я попытаюсь быть с тобой честной и смотреть реальности в глаза. Я ведь не первая и не единственная, кто очарован твоим сыном. И думаю, не последняя.

— Не понимаю, что за отношение! Если ты хочешь быть рядом с ним, бейся за него, борись.

— А с кем мне за него бороться? И что за приз я получу в случае победы? Еще несколько дополнительных недель или месяцев с человеком, который хочет быть свободным и который все равно уйдет? Ее голос срывался от переполнявших ее чувств. Сейчас нам просто нравится быть вместе, и это хорошо. И со мной все в порядке.

— Неужели? — Грэйси внимательно посмотрела на нес. — Что ж, я должна констатировать, что вы два сапога пара. Я, например, никогда и не думала встретить женщину, которая так же, как и мой сын, избегает обязательств. Но жизнь всегда полна сюрпризов.

— Я вовсе не избегаю обязательств.

— Тогда назови другое слово, это дела не меняет.

— Я просто смотрю реальности в глаза. — Тема становилась для обеих женщин все менее привлекательной. — Да послушай, Грэйси, я вовсе не избегаю обязательств. У меня уже есть одна большая забота, ты ее прекрасно знаешь в лицо. Однажды я уже клялась в любви до гробовой доски человеку, который убежал от меня одиннадцать месяцев спустя. И не моя вина, что мое мнение по этому вопросу отличается от мнения большинства.

— Большинства? Ты имеешь в виду весь остальной мир? — Грэйси лукаво улыбнулась и пожала плечами. — А знаешь, это довольно много людей.

К своему ужасу, Катрина поняла, что готова сдаться.

— Грейси, я не знаю, что делать. Я ведь обещала себе, что больше не позволю чувствам брать верх над разумом. И что же? Вот я стою здесь с красными от слез и ветра глазами, полная глупых фантазий и надежд, которые заранее обречены на провал. Почему я позволяю это себе? Что со мной случилось?

Грэйси участливо обняла женщину за плечи.

— С тобой все хорошо, дорогая. Ты обычная молодая женщина, которая влюблена в самого обычного молодого человека. Такое происходит со всеми и каждый день.

Глаза Катрины защипало от слез, и это разозлило ее.

— Я не хочу терять его, Грэйси, но в то же время я прекрасно знаю, что рано или поздно он уйдет. У меня и у Хизер сейчас новый опыт, опыт общения с мужчиной как с отцом. Конечно, со временем он покинет нас. И вот когда это произойдет, я не уверена, что смогу справиться с ситуацией.

— Ты уверена, что все будет именно так, а не иначе? В таком случае я искренне удивлена, что ты вообще влюбилась в человека, которого считаешь таким легкомысленным.

Высказывание Грэйси поставило Катрину в тупик.

— Нет, Грэйси. Рик не такой уж легкомысленный, и ты, как никто другой, это знаешь. Но он яркая индивидуальность, человек, который боится потерять свободу больше, чем остальные.

Женщина тяжело вздохнула и посмотрела на Катрину.

— Нет, он боится потерять не свободу. Он боится потерять тех, кого так любит. — И Грэйси искоса посмотрела на нес. — Я уверена, что ты прекрасно его понимаешь, поскольку и сама боишься того же.

Ничего себе провидица, подумалось Катрине.

Грейси читает ее как открытую книгу. Молодой женщине стало неловко, и она неопределенно пожала плечами, давая понять, насколько ей неприятны эти замечания.

— Для человека вообще характерна боязнь потерять любимых, Грэйси. Помнишь, как писал Йетс: не удержишь то, что любишь.

— Конечно, помню. — Грэйси чувствовала, как постепенно между ними растет напряжение. — Я все понимаю. Но ведь, запрещая себе радоваться любви, мы не защитимся от боли потерь.

Катрина почувствовала, как по ее телу забегали мурашки страха.

— А как же можно защититься?

— Один лишь Господь Бог знает, девочка. Ведь Он дал тебе ясный ум и любящее сердце, чтобы с их помощью ты все решила сама. Так используй Его дар так, как Он сам того хотел.

— Другими словами, ты советуешь не волноваться и дать природе взять свое?

Грэйси пожала плечами.

— Пусть все идет своим ходом. Так ли уж это плохо?

Катрина молчала и лишь шестым чувством поняла, что Грэйси ушла, оставив ее наедине со своими мыслями.

Вопрос, который пожилая женщина поставила перед ней, преследовал се и раньше.

Может, и правда гораздо лучше и легче жить сегодняшним днем, не беспокоясь о будущем и о том плохом, что принесет завтрашний день, Катрина всегда концентрировалась на том, что будет завтра. Она принимала решение и всегда думала: а что это даст ей для будущего? Она всегда боялась проиграть или что-то упустить, что-то важное, что в будущем ей придется наверстывать.

В нескольких метрах от нее Рик катал с холма заснеженные санки, в которых сидела ее малышка.

Оба они были мокрыми, в снегу и смеялись так, словно для них в мире никого больше не существовало. Даже с такого расстояния Катрина видела, как крепко Хизер обнимала шею Рика, как нежно она держалась за воротничок его куртки. Ее улыбка светилась счастьем, а щечки краснели яркими яблочками.

Катрина была счастлива и благодарна Рику всем сердцем. Радость на лице ее малышки была самой лучшей наградой. Внезапно она поняла, что Грэйси права: нельзя разлагать все свои чувства на составные части, ранящие душу. Таким образом, она разрушила в своей жизни столько прекрасных моментов, которые могли бы стать счастьем, настоящим счастьем. То была ее жизнь. Так пусть же жизнь ее дочери станет иной, более счастливой.

— Все, я больше не могу! — Задыхаясь, Рик упал в снег, а неугомонная малышка подскочила к нему.

— Я хочу еще, — заныла она, — хочу еще.

— И тебе не стыдно? Неужели у тебя нет жалости? Дядя уже старенький, у него болит голова. Тебе же жалко дядю? Признайся.