Ключ от всех дверей - Соня Ролдугина

— Знаете, Лале, — задумчиво произнес Ларра. — Среди тех, кто живет на берегу, ходит такая поговорка: "Не за тем сети ставятся, чтобы рыбку потешить".

По верхушкам деревьев промчался ветер-непоседа. Листья зашуршали, зашевелились — мурашки по спине.

— Слышала такую, — медленно кивнула я. — Это значит, что самая очевидная причина — не всегда правильная.

— Можно и так сказать, — в голосе его слышалась улыбка. — И если уж вы дернули за сигнальную леску — тяните рыбака в море, пока не опомнился! — Ларра резко наклонился ко мне, окутывая запахами соли, океана и солнца. — Тирле — Леди Теней. Она могущественна, но осторожна, и предпочитает тайную месть открытому удару. Я — Лорд Волн. Когда наступает Прилив приливов, целые страны вода смывает в море. И потому я выбираю удар единственный, но сильный. Вы попались в сети, сладкая моя Лале, но сумеет ли рыбак удержаться на берегу?

— Надеюсь, что нет, — пробормотала я.

Рыбка в сетях, надо же. Похоже, что Ларра заметил действия Кирима-Шайю… и сделал собственные выводы о его намерениях, и очень неприятные. И Ларра знает, что я утаила от королевы.

Но… кажется, он решил подыграть мне? Зачем? Он преследует какие-то тайные цели?

Ларра с видимым удовольствием наблюдал за моими метаниями, словно видел все мысли насквозь.

— Вы о чем-то желаете спросить, шут?

— А… да, — ухмыльнулась я и, выбросив из головы предположения и домыслы, произнесла совсем не то, что хотела секунду назад: — А как вы попали в королевскую опочивальню, если ваша стража уверена, что двери Бирюзовых покоев не открывались?

От растерянности молодой король растерял весь свой апломб Лорда и превратился просто в мальчишку, застигнутого на месте преступления. Все-таки некоторые вещи, вроде умения держать лицо при любых обстоятельствах, приходят лишь с возрастом.

— Обошел кругом, держась за плющ, и в стекло постучал, — ответил, наконец, Ларра и, устало прикрыв глаза, запустил пальцы в спутанные локоны. — А Ее величество Тирле мне только через час открыла. И натерпелся же… Не только у вас тяжелая ночь была, Лале, — он поднял руку в прощальном жесте. — Мягких волн!

— Светлых снов, — отозвалась я и вышла в коридор недалеко от собственных апартаментов.

Да уж, длинный выдался денек! Веки отчаянно слипались, превращая мир вокруг в смутное пятно. Еще немного — и возьму назад слова о том, что нынешнее поколение не умеет веселиться по нескольку дней подряд. Или бедняжка Лале постарела, или жизнь стала намного утомительней… Терзаемая зевотой, с тяжестью в ногах и гулкой пустотой в голове, я успела сделать всего несколько шагов, прежде чем кто-то высокий, сильный и дурно пахнущий метнулся из темной ниши за моей спиной.

Раз — и чья-то грязная лапа вцепилась в подбородок, задирая его с такой силой, что ноги мои оторвались от пола.

Два — прежде, чем я успела вцепиться ногтями в мерзкую руку или хотя бы завопить, по горлу мне полоснуло лезвие, превращая неродившийся крик в хриплое бульканье.

Три — отвратительные пальцы зашарили у меня за корсажем, вытягивая цепочку, а дверь в мои комнаты начали медленно-медленно открываться. Или мне казалось, что медленно?

Четыре — ладонь чужака сомкнулась на ключе… и время вновь ускорило ход. Завизжал тонко, как свинья, убийца, когда ключ вдруг раскалился добела, распахнулась, врезаясь с размаху в стену, дверь. Мило, мой смелый мальчик Мило вылетел из покоев, пылая такой яростной силой, что у меня сердце лужицей растеклось. Темное, жуткое волшебство вырвалось из сжатых пальцев ученика, и я почувствовала, что как позади меня оседает сломанной куклой неудавшийся убийца. И — завалилась назад, на его труп, инстинктивно схватившись рукою за ключ.

Теплый металл, ласковый металл, спокойный металл… Жаль, над болью ключ не властен.

— Госпожа!.. — Мило упал на колени рядом со мной — прямо в лужу крови, не жалея дорогих одежд. — Госпожа, вы ведь не умрете, не умрете же? Скажите что-нибудь, не молчите.

Я мрачно оглядела ученика и ответила жестом, понятным даже не на равнинах:

"Дурак".

Как мне ему сказать, если горло перерезано?

— Вы живы! — хрипло выдохнул Авантюрин. — Госпожа… как вы?

Еще один наиглупейший вопрос. Мне чудится, или Мило резко оболванился?

Для того, чтобы ответить ему, пришлось-таки пересилить себя и выпустить ключ из судорожно сведенных пальцев.

"Дважды дурак. Конечно, плохо. Горло видишь?"

— Ох, госпожа, простите… Очень больно?

Знака, способного выразить степень идиотизма последнего вопроса, я не знала, потому пришлось ограничиться мрачным:

"А сам-то как думаешь?"

— Потерпите, Лале, прошу вас, — голос его сорвался. — Я сейчас, сейчас…

Мило вдруг опять засветился волшебством, словно восковая лампа. Лишь мгновение помедлив, он решительно протянул окутанные сиянием ладони к моей ране.

Ключ протестующе пыхнул жаром.

"Не надо, — быстро вскинула руки я в запрещающем жесте, уберегая неразумного ученика от участи быть изжаренным. — Само пройдет. Скоро"

И, подумав, добавила:

"Забери меня. Здесь слишком грязно".

— О… да, конечно, госпожа, сейчас, — засуетился мальчик. — Вот так, осторожнее… придется потерпеть, ага?

Аккуратно просунув руки под мои колени и спину, Авантюрин выпрямился и шагнул к комнатам — медленно, словно боясь расплескать воду из бокала. Я поморщилась. Горло будто когти драли. Края раны уже сошлись и кровь хлестать перестала, но общее самочувствие было препоганейшим — даже хуже, чем в первые минуты. Кости ломило от холода, сердце слабо-слабо трепыхалось, то и дело замирая. Перед глазами опустилась какая-то пелена, и лицо Мило виделось, как в дыму.

"Довольно ныть, Лале, — сделала я себе строгое внушение. — Не в первый раз в такую передрягу попадаешь, родная, и не в последний — с твоим-то везением".

— Куда дальше, госпожа? В купальню? — растерянно спросил Мило, замирая посередине гостиной.

Я указала на диван.

— Вы уверены? Может, следует сначала смыть кровь? Воду я приготовил заранее, к вашему возвращению…

"Потом", — увы, пришлось отказаться. Сначала надо было отлежаться.

— Пока нельзя? — догадался ученик. — Долго ждать?

"Малый оборот", — жестом ответила я и махнула рукой в сторону письменного стола. Умничка Мило, наловчившийся за двадцать лет понимать меня с полувзгляда, притащил бумаги, подставку и грифель.

"Итак, дорогой мой, какие версии?" — написала я на листе. Руны выходили корявые, бумага сразу заляпалась темно-красными отпечатками, но общаться так было все же легче, чем жестами.