Сфера - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответил? Пожалуй… Все, пора звать бабочку — пока не отобрали.
Выручалочка-а-а-а!
— Погодите! — голубые глаза блеснули. — Вы куда, Том Тим? А второй вопрос?
Я оглянулся, окинул взглядом поднадоевший Голливуд класса «В». Телеса с телесами телесятся… Думаешь, что похож на Мефисто, Джимми-Джон? Ну, будем считать, похож.
[…………………………..]
Пластмасска под рукой — яркая, светящаяся. Без тебя будет скучно, анальгинчик!
— У меня больше нет вопросов, Джимми-Джон! Разве что… Вам не нужен «Гипнономикон», правда? Вы и так до всего дошли, причем раньше меня. Тогда зачем?
Мефисто — Тасманийский Волк развел руками:
— И тут догадались. Вижу, вы спец по квестам, Том Тим! Книга требуется не для меня лично, все подобные премудрости мне действительно известны. Но я не писатель и не всегда точно формулирую мысли, особенно на бумаге. У вас же получилось очень удачно. Моим друзьям… И будущим друзьям тоже… Нужна… Нет, не Библия, не тот случай. Нужен «Майн кампф». Ваш «Гипнономикон» вполне подходит. Скоро устроим презентацию. Я ответил?
…Презен-та-ци-я! Презен-та-ци-я! Презен-та-ци-я!
Желаете покорить мир, друг Джимми-Джон?
А кто не желает, друг Том Тим?
38. ПАРУСА
(Choral: 0’51)
Желтый, серебристый, синий, белый… Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Один, второй… пятый. До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше…
«Вот он, легкий предутренний бриз.Как цветок, распускается бриг.Паруса, паруса, на канатах — роса.И прибоя гремит полоса».
(Стихи Евгения Лукина.)[…………………………..]
…Спой, как когда-то, Женя! Спой! Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары — кто мы теперь? Спой, мы наконец-то собрались, мы вместе, все вместе, такое бывает нечасто, такое случается реже, реже, реже.
Стихи Евгения Лукина.«На Мадрид держит курс галион. На борту — золотоймиллион.На борту, на борту… А в антильском порту казначеиподводят черту».
[…………………………..]
Мы все изменились, Женя, нас-прежних нет, мы остались где-то там, рядом с твоими песнями, рядом с холодным льдом Финского залива, балтийским ветром, с парусами на сером горизонте. Форты Кронштадта, молчаливые сосны, огонь костра, наши следы на мокром песке… Ты уже не поешь, Женя, и с каждой твоей неспетой песней мы уходим, исчезаем, превращаемся в чужих, в ненужных даже самим себе.
[…………………………..]
«Но сказал капитан Пьер Легран:«Вон испанец ползет по ветрам.И плевать мне, что он — боевой галион.На борту у него — миллион!»
[…………………………..]
Спой про капитана Леграна, Женя! Я не слыхал эту песню, ты обещал, но так и не спел, и теперь вместо песни — пустота. Я стал беднее — беднее на прошелестевший теплый бриз, на промелькнувший у горизонта парус, на несколько мгновений отчаянной абордажной схватки.
[…………………………..]
«Полчаса пистолетной пальбы —в клубах дыма и в криках мольбы.Мы не чувствуем ран. Капитан Пьер Легран!Ты удачлив, как черт, капитан!»
[…………………………..]
А ведь не так и мало — обеднеть на одну песню, на одно утро, на один закат. Темнеет, Женя, темнеет, но мы еще здесь, мы наконец-то собрались. Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары — кто мы все теперь? Спой, как когда-то, Женя!
[…………………………..]
«Вот он, легкий предутренний бриз.Как цветок, распускается бриг.Паруса, паруса, на канатах — роса.И прибоя гремит полоса».
До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше… Один, второй… пятый. Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Желтый, серебристый, синий, белый…
39. УЛИЦА
(Rezitativ: 1’29)
Эту улицу вижу всегда разной. Лучше всего бывать на ней ночью — улица становится гладкой, одевается новым асфальтом, вдоль тротуаров зажигаются веселые желтые огоньки. Так бывает не всегда. Порой тьма затопляет все вокруг, приходится пробираться, прижимаясь к холодным кирпичным стенам, а рядом скользят неслышные тени, обступают, дышат в лицо.
Но это ночью. Чаще всего тут вечер. Такой, как сегодня, — хмурый, сырой, осенний. Листва опала, голые ветви беззвучно тянутся к низкому небу.
Когда-то на старых тополях гнездились галки. Поздней осенью их стаи закрывали небо, черная карусель без устали крутилась до самой ночи.
Тополей уже нет. И галок нет. Просто осень.
[…………………………..]
— Нет, бабушка! Никого в детский сад вести не надо, да и детского сада давно нет. Я там был недавно — перестроили, изуродовали. Не узнать! Хорошо, что ты не видела… И, кроме того, уже вечер!
— Сейчас утро, малыш. Весеннее утро, все рано встали, твой дедушка возится с машиной. Завтра мы едем в поселок… А мне нужно отвести внука в детский сад. Твоя мама не может, ей надо в институт, у нее скоро защита.
Осень, вечная осень… Грязный разбитый асфальт залит водой, лужи на тротуарах, наглые иномарки загораживают путь. А мне и не надо дальше. Там — разрушенный серый забор, пустой проем от калитки, рассеченный траншеей двор. Дом, куда не хочется идти.
— Не люблю нашу улицу, бабушка! Как только ее вижу, вспоминаю тех, кого нет, кто тут когда-то бывал…
— Разве это плохо, малыш?
— Плохо! Их нет, их не будет никогда, а улица все время напоминает…
— Ты здесь родился, вырос, улица — часть тебя самого. Как и наш подъезд, наш дом.
— Я давно живу не здесь, бабушка. И… И не люблю сюда приходить.
— Никто не виноват, малыш. Никто! Мы с дедушкой не виноваты, что так и не увидели тебя взрослым, а я так хотела побывать на твоей защите!
— Ты не успела чуть-чуть, бабушка. Всего лишь год…
— Но ведь на улице не только умирали. Здесь жили, жили мы все, очень долго и очень счастливо. Смерть — всего лишь миг, а жизнь такая длинная.
В далекие годы, когда я боялся огромных волн и Его, прятавшегося на дне ледяного стадиона, мне все время казалось, что наша квартира не тут, а где-то на соседней улице. В той — чужой — квартире было темно и мрачно, но я с каждым разом охотнее забегал туда, чем в наш двор, в наш подъезд. Нет, не так! Вначале очень нравилось возвращаться, было светло, на клумбе росли цветы. Но все кончилось, прошло, я стал приходить сюда только ночью или под вечер — и чаще всего не мог войти. На лестнице караулил Безлицый, двор уродовали траншеи. Они появились еще тогда, и с каждым годом становились все шире и глубже. А теперь вообще не пройти.
[…………………………..]
— Никто не виноват, малыш! Ни улица, ни наш дом, ни мы с дедушкой, ни ты. И твои папа и мама не виноваты, что время идет и они не могут тебе помочь.
— Мне не надо помогать, бабушка!
— Когда родители здоровы, когда они живы, тогда ты чувствуешь себя сильным, остаешься молодым. Это и есть самая главная помощь. Но всему свое время, малыш, всему приходит свой час. И ты понимаешь… Давай пройдем к дому, мне надо…
— Отвести маленького внука в детский сад? Мы с тобой ходили туда через кладбище, правда? Обратно возвращались вечером, иногда в темноте, зимой день очень короткий. Было страшновато.
— Но ты не боялся, малыш. Совсем не боялся!
— Маленький доктор Джекиль не боялся, бабушка. Он был очень любопытен, маленький доктор. Помнишь, ты рассказывала мне о тех, чьи памятники мы встречали дорогой? О Кадминой, о Корфах, о генерале Зашихине? Маленькому доктору было очень интересно. А вот будущий мистер Хайд… Ему было страшно, хотя и не так, как теперь. С тех пор мне и снятся кладбища. Знаешь, мой город очень большой, но именно тут, на моей улице, у моего дома, я менее всего люблю бывать.
— Потому что страны твоего детства нет? Нет тех, кто был тогда с тобой рядом?
— Детства? Разве только детства, бабушка? Я помню, когда сажали эти деревья, каждое из них было не толще карандаша…
— Не узнаю тебя, малыш! Чего ты боишься? Ведь ты мой внук, внук нашего дедушки! Мы остаемся с тобой, и твой папа и мама с тобой, и все твои друзья, и вся твоя жизнь…
— Сейчас осень, бабушка. Я так не люблю осень!
[…………………………..]
Зря я зашел сюда! Мой город огромен, он растет с каждым годом, мне есть куда пойти. Странно, дом — мой новый дом, где живу много лет, чуть ли не целую жизнь, почти никогда не снится. Снится улица, разоренный двор, старый подъезд.
Доктор Джекиль, доктор Джекиль, как ты «там»? Я почти ничего не помню о себе-неспящем. Но если «здесь» осень, если «здесь» туман и сумерки, то не завидую я тебе (мне!), который не спит!
…Только не смотри дурацкие картинки! Не помогут — ни «здесь», ни «там». И воображала Том Тим Тот не поможет. Я не должен видеть сны, мне не нужны лилипуты. Я — настоящий, и все «здесь» тоже настоящее. Осень, холод, темная вечерняя улица. Слишком настоящее… Иногда так не хочется настоящего! Иногда так хочется ЗАБЫТЬ…
— Ты все время пытаешься узнать, что такое сон, малыш. Может, это и не так важно? Может, куда важнее понять, что мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть?