Девочка и пёс - Донтфа Евгений Викторович

Но он попытался еще раз, теперь более громким и твердым голосом:

– Могу ли я поговорить с тобой, господин…? – И он сделал ударение на последнем слове, давая понять что хочет узнать как именовать колдовскую тварь.

Внутри него засело странное и слегка забавное ощущение нереальности происходящего, он пытался говорить с чем-то, чего на самом деле не существовало, вернее не должно было существовать. Этот пёс был воистину сказочным персонажем. И вот он, взрослый, пожилой, умудренный, уставший от жизни человек вдруг пытается заговорить со сказкой. Рационализм его натуры всячески протестовал против этого.

Собака снова молчала и Ронберг уже уверился, что вторая попытка также пропала втуне.

– Тот, который испепеляет порочные души, – замогильным голосом сообщил Кит.

Ронберг вздрогнул.

– Так и называть?! – Бесхитростно удивился он.

– Подойди ближе, – всё тем же низким ледяным голосом потребовал Кит.

Ронберг, чувствуя как в животе сплетается клубок ужаса, сделал пару шагов. Собака подняла голову ему навстречу. Её глаза озарились мрачным багровым свечением. Ронберг задрожал.

– Можешь называть меня Шак, – зловеще проговорил Кит и старый разбойник отчетливо ощутил волну обжигающе-горячего воздуха из пасти чудовища.

Ронберг почти впал в ступор. Кит был доволен. Он специально позвал разбойника поближе, чтобы тот уловил "адское дыхание демона". Кит легко мог работать и в режиме обогревателя и в режиме морозильника, это был вполне стандартный функционал многих бытовых роботов и Родерик Атинховский счел что его неугомонной внучке это тоже может быть полезным. Но сейчас Кит решил, что пожалуй уже хватит "спецэффектов", а то посеревший от ужаса разбойник так и не скажет зачем он собственно пришел.

Имя Шак, а точнее "Черный Шак", принадлежало одному сказочному псу, из очень любимого Элен Акари телесериала в жанре мрачного фэнтези. Пёс этот был довольно противоречивой личностью, сочетавшей в себе черты как отрицательного, так временами и положительного персонажа. По сути своей он был довольно инфернальным существом, жестокий, безжалостный вестник смерти, бесшумно возникающий среди ночи и наводящий ужас на всех кто его видел. Огромный, могучий, абсолютно черный, с пылающими багровыми глазищами, он являлся людям и после этого обычно кто-нибудь умирал по причинам совершенно никак не связанным с черной собакой и её появлением. Однако порою он играл в сюжете и более весомую роль, целенаправленно нападая то на одиноких путников, то на целые военные отряды и хладнокровно истребляя всех, до кого успевал дотянуться. Справиться с ним никто не мог, обычное оружие вреда ему не причиняло, и людям оставалось только спасаться бегством и прятаться в разного рода укрытиях. Причем страдали от него как самые отъявленные злодеи и негодяи, так и вполне приличные и порядочные персонажи. А иногда в его черной песьей голове что-то переклинивало и он вдруг начинал помогать людям, то предупреждая их об опасности, то выводя заблудившихся на дорогу, то приводя их к древним кладам и магическим сокровищам, а то и напрямую вмешиваясь в неравную схватку и спасая более слабого от расправы и гибели. Логику его поступков понять было невозможно. По крайней мере для Кита. Но он сильно подозревал, что авторам сценария эта логика также неизвестна и единственное что двигает Черным Шаком это стремление авторов к зрелищным эмоциональным эпизодам с весьма запутанной подоплёкой, якобы намекающей на некую тайну. Что это за тайна такая ни зрителям, ни создателям сериала, ни даже самому Черному Шаку непонятно. Авторы видимо надеялись, что к концу очередного сезона авось эта тайна сама как-нибудь прояснится, в первую очередь в их собственных головах. А если и не прояснится, то ничего страшного, по их мнению и одного многозначительного намека на эту тайну для зрителя уже достаточно. Кит вместе с девочкой наблюдал за всеми перипетиями сюжета, поражаясь абсурдности действий многих героев. Он указывал хозяйке на это, но Элен и слушать ничего не хотела. Касательно Шака, она восторженно заявляла, что это древнее могучее существо действует как природная стихия, люди для него слишком мелки, далеки и несущественны. Он абсолютно равнодушен к ним и никогда не вникает в их интересы, он словно безжалостный ветер, который может сметать дома, вырывать деревья, обрушивать скалы или наполнять паруса кораблей и вертеть крылья мельниц. Кит не спорил. Гораздо больше чем абсурдность сюжета его беспокоила чрезмерная жестокость и откровенность многих эпизодов фильма. Кровавые схватки и ужасные пытки изображались с совершенно излишней, по мнению Кита, реалистичностью и вниманием к деталям. А уж любовные услады отдельных персонажей заходили настолько дальше относительно невинных поцелуев и объятий, что не будь Кит сделан из металла, то он непременно залился бы краской стыда. На просмотр сериала можно было накладывать различные рейтинговые фильтры, которые в той или иной степени ограничивали и вырезали отдельные сцены фильма, но Элен была категорически против использования каких-либо фильтров. Кит пытался возражать, терпеливо объясняя почему некоторый контент совершенно не подходит маленьким детям, чья психика еще столь не окрепшая и впечатлительная. Но Элен в ответ только презрительно фыркала и заявляла, что это ведь сказка, а в сказке может быть всё что угодно. Кит не улавливал логики в таких заявлениях и начинал подозревать что кроме всего прочего сериал влияет и на способ мышления его юной хозяйки. После этого обычно следовал доклад Валентину Акари, непростой разговор с отцом и смертельная обида Элен к своему роботу-предателю.

Но как бы там ни было, Кит решил что сейчас ситуация вполне подходящая для использования имени Черного Шака.

Ронберг, захваченный скорее не ужасом, а благоговением, ибо всё более и более убеждался что перед ним нечто запредельное, постарался превозмочь накатившее оцепенение. Он по-прежнему верил, что перед ним асив, но уже нисколько не сомневался, что это один из самых верховных асивов, в которого великая Сандара и вправду вложила некий губительный злой дух, может быть вызволенный ею из самых жутких глубин Преисподней. Но странное дело, мысль о том что он собирается предать этого верховного асива в руки черных лоя, тем самым несомненно вызвав его, мягко говоря, неудовольствие, а заодно наверно и гнев Королевы, порождала в нём не робость, а упрямое желание непременно это сделать, как в маленьком вздорном ребенке, которого любой запрет лишь еще сильнее подстегивает совершать то что ему запрещают. Хотя конечно дело было не только в этом инфантильном запале, в Ронберге всегда жила глубинная неприязнь к любым субъектам, заполучивших свою громадную силу, в чем бы она не выражалась, просто по факту рождения, в наследство от предков, по своей природе и прихоти удачи. Он не любил невероятных силачей, подобных Хишену или Жоре Мяснику, осчастливленных своей телесной крепостью от самого рождения; не любил всех этих принцев и принцесс, ставших владыками мира лишь потому что таковыми были их родители; ненавидел генеральских и вельможных сынков, управляющих целыми армейскими корпусами, не по праву доказанной тактической мудрости и военной доблести, а лишь с подачи своих папаш; презирал баснословно богатых отпрысков, не ударивших палец о палец чтобы сколотить своё богатство; не терпел красавчиков и красоток, очаровывающих всех вокруг одним своим видом; плохо переносил богов, богинь и прочих сверхъестественных существ, чья невообразимая волшебная сила досталась им опять же просто по факту их природы. Впрочем, конечно, боги, полубоги и прочие подобные им его беспокоили не сильно, ибо в реальной жизни он с ними почему-то не сталкивался, но бесконечные россказни о них все же иногда его раздражали. Сам Ронберг, сын бедной тщедушной крестьянки и непутевого пьяницы солдата, не был ни физически сильным, ни привлекательным, ни особенно здоровым. И в своей многотрудной беспросветной жизни, которую он считал дрянной и бессмысленной, он только и делал что постоянно пытался выжить и урвать себе хоть какой-то кусок хлеба, нигде и никогда не встречая ни милосердия, ни сострадания, ни великодушия. Разве что братское участие от таких же вечных бродяг как и он сам. И потому ни великая Сандара, ни её могущественный пес не вызывали в нем никаких теплых чувств. А страх он пересилит. Он всю жизнь ходил рядом с тем что несло ему угрозу и, разменяв шестой десяток лет, давно уже привык и научился сохранять присутствие духа при любой опасности. Хотя, конечно, этот проклятый демонический пёс вызывал не просто страх, а животный ужас, от которого холодеет позвоночник и сознание стремится ухнуть в спасительную обморочную тьму.