Книга воспоминаний - Игорь Дьяконов

Кемь — Бéломорск, 14 марта 1943.

Если даль социализма,Так без нынешних прикрас,Потому что скептицизмаСлишком жёсток хладный глаз,Потому что слишком бойкийВек для пыли и чернил,Потому что грязь постройкиЧистоплюйством заменил,Потому что без иллюзийЯгляжу в широкий свет,Потому что общей музеОтголоска в сердце нет,Потому что все на светеЯ по полкам разместил,Потому что в сорок третьемСорок первый не забыл,Потому что честность тожеКосит честная коса –Потому что я — «прохожий,Легкой тени полоса».

1943

Август 1943

Был август. Боевое охраненьеРечным туманом скрыто. МинометПролает, и передний край заснетОпять на Кандалакшском направленье.А в штабе фронта — лошадиный флиртИ разговор об орденах и званьях;Тоска по дому, письма из изгнанья,Любовь шинельная и горький спирт.И лучше было, что не там я встретилТот август. Был прозрачен он и светел,И воздух чист, и первый мил мороз, –Такая осень! На холмах увидетьИ елей чернь, и золото берез,И в сумерках над Верманом спускаясьМеж редких пней и сосен без вершинС товарищем — с тех пор уже убитым –Дышать великой чистотою мира…

Озеро Верман, 1943

Воспоминанья след едва отыскан:Был ясен воздух, хвоей пахнул лес,Весельем полон день наш был, и взысканНаш труд благословением небес.Широкие и пыльные дорогиС высот моих, с лесистых гор легли –Наш час настал, и вот несут нас ногиВ путь неизвестный, в жажде и пыли.Судьба людей меня не миновала,И суждено прожить мне этот год,Когда земля от грохота металлаТяжелыми разрывами цветет.Прошитый весь зеленым, красным шелком,Затмился звезд знакомых милый лик,Когда железная капель осколковПо крышам барабанит каждый миг.И в снег придавлен слабым свистом с небаПрохожий равнодушный человек.Добытый трудно, скуден ломоть хлеба.Для сына виден тот же грозный век…А честность все на тысячи считает.И все на тысячи считает зло,Беззлобность в счет нейдет у них пустая,И милосердью тропы замело.И не поможет, если ошалевОт правых дел и правых зол без счетаИ правоту жестокую прозрев,Чернильницей бессильно брошу в черта.

Мурманск, 1943

Немецкий солдатСнег ложится в глаза убитому.Далеко уж слышна пальба.Где-то быть тебе все же зарытомуЧто ж, и хуже бывает судьба.Да какую еще судьбинуЛучше нам у Бога молить?Умереть до времени — сынИли матери — пережить?

1944

На все вопросы не найти ответов.«Война, — ты спросишь, — видел ты ее?»… Уже убрали трупы из кюветов,Но там и сям немецкое тряпье,Стальных конструкции сломанные крыльяНад бешено летящею водой,У переправ толпа автомобилейИ пальцы труб над теплою золой,И скомканные пламенем машины,И петли разноцветных проводов,И горько-сладкий дым, и синий иней,И лунный свет над пеплом городов…Над милым прошлым поднялась завесаПожаров красно-синей полосой,Видением чужого Киркенеса,Спаленной жизни теплою золой,Как горе нам, как радость приурочить?Смешались все листки календаря!И тянешь жизнь, что с каждым днем короче,Душе о близкой смерти говоря.Как о войне сказать позднее жившим,В послевоенной жившим тишине?Война — как жизнь: не образы, а люди –Людей узнаешь только на войне.Нет, о войне не рассказать спросившим.Что видел сердцем — надо пережить;Глаз видит только стреляные гильзы,Да большака серебряную нить.

Киркенес, 1944

Дом стоял на перекресткеГде-то в городе моем.Там на лестнице в известкеМы измазались вдвоем…Был облезлый он, как кошка,Или краше» в желтый цвет?Я теперь забыл немножко,Да и дома,и общем, – нет.Эти маленькие ранкиКак делить с женой и сыном?И несутся с гиком санкиПо заснеженным руинам.

He was a man, lake him for all in all…Сорок лет я в отпуску у смерти,Сколько мной протоптано следов!Сорок лет я в этой крутоверти, –Еле слышно тиканье часов.Каннибальская неразбериха!Жуй ли, рви ли — это не про нас.И пускай хлебать со всеми лиха –Лишь бы честно встретить смертный час.Отвечая толкам и наветам,Сын мой про меня чтоб мог сказать:«А в итоге — был он человеком,Больше мне такого не встречать».

1955

Какие прошли надо мноюВеликие полчища бурь!Их тучи вставали стеною,Недолгую жрали лазурь.Одну за другой их спускалаС приструнки рука подлеца,Чтоб по миру смерть завывала,Кося и кося без конца.Судьбою народной шутила,В термометре ртутью ползла,В ночи со штыком приходила,Военной дорогой вела.Земля под ногами дрожала,Все ближе ложился разрыв…Как много со мною стояло!Как много!.. А я еще жив:Остался я жив и беспечен,Кругом мишура и уют.Но общей судьбой я отмечен,И горе и смерть меня ждут.Когда, предъявив полномочья,В тиши, иль железом звеня,Когда она глянет мне в очи,И страху научит меня?БессонницаЧасы стучат, заполонив молчанье,Пока в душе, как в улице, темно,Отстукивают с мигами прощанье.Уже трамваи скрежещет мне в окно,А звездное пустое мирозданьеХолодной черной вечностью полно.Вся наша жизнь — сплошное расставанье,И чем я жил — пожалуй, все равно.

Жизнь состоит из череды вещейОбидных и непоправимых.Сами с собой всегда мы. Гадко там,Нельзя забыть, нельзя заткнуть ушей,Нельзя бежать и жаловаться нам,Как дети жалуются маме.М.М.Д.С четырех со сторон меня смерть окружила,А любовь — ни с одной стороны.Поскорей бы прохладная скрыла могилаИ не мыслились мысли, не снились бы сны.О грядущем не ведать, не ведать, не ведать.О прошедшем забыть и сегодня проспать;Не любить, не читать; не грешить; не обедать;Не учить и не спорить; не думать; не ждать.Лечь, к устам подступающей речи не зная,Ни как после бессилие слов ощущать,Чтоб была то ни малая ночь, ни большая:Без томленья лежать; без усилья молчать.

1954