Государь (сборник) - Никколо Макиавелли

Конечно, чтобы примирить людей с наказанием за дурные поступки, нужно награждать их за хорошие, как и поступали в Риме. Даже если республика по своей бедности не располагает многим, пусть это ее не останавливает, ибо даже малый дар, несоизмеримый с самой заслугой, воспринимается получающим его гражданином как почетный и великий. Всякому известны имена Горация Коклеса и Муция Сцеволы – первый из них сдерживал врагов до тех пор, пока защищаемый им мост не был разрушен; второй положил в огонь свою руку, которая вместо царя тосканцев Порсенны поразила по ошибке другого человека. Каждый из них за свой подвиг получил от сограждан по две мерки земли. Известна также история Манлия Капитолина. Он спас Капитолий от французов, обложивших город, и за это остальные осажденные выделили ему немного муки. По тогдашним обстоятельствам это было значительной наградой, так что Манлий даже попытался устроить в Риме заговор, побуждаемый то ли завистью, то ли своим дурным характером, и искал у народа популярности; тогда, не обращая внимания на его заслуги, Манлия сбросили с Капитолийского холма, который он до этого столь славно защищал.

Глава XXV

Кто хочет преобразовать старинное устройство свободного города, пусть сохранит хотя бы сходство с древними порядками

Тот, кто пожелает заняться преобразованиями городского устройства так, чтобы они были приемлемы для всех и ни у кого не вызывали протеста, должен сохранить хотя бы следы прежних порядков. Тогда народ не заподозрит изменений существующего строя, даже если новые установления будут совершенно противоположны прежним; ведь в целом люди руководствуются как тем, что есть на самом деле, так и видимостью вещей; в большинстве случаев они даже озабочены скорее наружностью, чем сутью дела. Римляне с самого начала сознавали эту необходимость, поэтому, добившись свободы, они не стали увеличивать число ликторов, служивших раньше одному царю; так что у двух консулов оставалось по-прежнему двенадцать ликторов. Кроме того, в Риме существовал обычай ежегодного жертвоприношения, совершать которое имели право только цари, и так как римляне не хотели, чтобы народ жалел о каких-то празднествах, утраченных вместе с царями, то они назначили для этой цели специального священнослужителя, названного жрецом-царем, и подчинили его верховному жрецу. Таким образом, народ остался при своем жертвоприношении, и у него не было повода сожалеть об отсутствии царей. И так должен поступать всякий, кто хочет, чтобы город распростился с прежними порядками и узаконил новый свободный строй. Новизна воздействует на умонастроение людей, поэтому нужно постараться, чтобы нововведения содержали как можно больше привычного; если новые должности отличаются от прежних и количеством, и мерой власти, и сроком их исполнения, то пусть они сохраняют хотя бы старые наименования. Все это, как я уже говорил, обязательно для того, кто собирается учредить гражданское общежитие в виде республики или монархии; но кто стремится к неограниченной власти, у писателей именуемой тиранией, тот должен поменять все, как будет показано в следующей главе.

Глава XXVI

Став во главе города или страны, новый государь должен переменить все

Для нового правителя, который возглавил город или государство, лучшее средство удержать власть – это полное обновление, особенно если эта власть непрочна и не служит для перехода к гражданскому общежитию в виде монархии или республики. Обновление состоит в том, чтобы изменить правительственные учреждения вплоть до названия, ввести новые должности, назначить новых людей; сделать богатых бедными, а бедных богатыми, как поступил Давид, когда взошел на трон: «Алчущих исполнил благ, а богатящихся отпустил ни с чем». Кроме того, новый государь должен основывать города и низвергать существующие, переводить жителей с места на место и вообще все переиначить в своей стране, чтобы в ней не оставалось никого, кто не был бы обязан ему своим титулом, чином, званием и состоянием. В качестве примера для подражания ему следует взять Филиппа Македонского, отца Александра, который из маленького царька стал, соблюдая эти правила, государем всей Греции. Пишущий о нем говорит, что Филипп перегонял людей из одной области в другую, как пастухи перегоняют свои стада. Своей крайней жестокостью такой образ действий противен заветам не только христианства, но и человеколюбия вообще; всякий должен бы избегать его и предпочитать частную жизнь уделу царя, столь губительному для людей; но кто не захочет удовольствоваться этой благой участью, тот вынужден ступить на путь зла, если он желает удержаться. Однако люди обычно придерживаются середины, что весьма пагубно для них, ибо они не умеют быть ни вполне добрыми, ни целиком дурными, как будет показано на примере из следующей главы.

Глава XXVII

Людям очень редко удается быть вполне добрыми или вполне дурными

В 1505 году папа Юлий II отправился в Болонью, дабы изгнать оттуда род Бентивольо, управлявший городом на протяжении ста лет. При этом папа возымел намерение отнять Перуджу у ее тирана Джампаоло Бальони, поскольку собирался разделаться со всеми тиранами, занимавшими церковные земли. Замыслы папы и его решение не были ни для кого секретом, тем не менее он не стал дожидаться своего войска, чтобы войти в город с надежной охраной, но появился там безоружным, хотя Джампаоло собрал немалые силы для своей защиты. Так, один из необузданных порывов, которыми Юлий II руководствовался во всех своих делах, увлек его без нарочитой охраны в руки врага; однако он увел последнего из города, оставив там губернатора, чтобы вершить правосудие от имени Церкви. Вдумчивые наблюдатели, находившиеся при папе, отметили безрассудство последнего и трусость Джампаоло; трудно было понять, почему он не расправился одним ударом со своим врагом, что принесло бы ему вечную славу и заодно обогатило бы, ибо при папе находились все кардиналы с их сокровищами. Невозможно поверить, чтобы его удерживали благонравие и укоры совести: в груди отъявленного негодяя, жившего с собственной сестрой и перебившего ради власти своих племянников и двоюродных братьев, не могли зародиться никакие благочестивые помыслы; приходится делать вывод, что людям не дано достичь совершенства в доброте и последовательности в злодействе, а если дурной поступок требует величия и некоторого благородства, они не могут на него решиться.

Так Джампаоло, которого не смущала репутация кровосмесителя и отцеубийцы, не сумел или, лучше сказать, не отважился, имея законный повод, на предприятие, которое заставило бы всех восхищаться силой его духа и оставило бы после себя вечную память, потому что он первый показал бы прелатам, сколь малого уважения заслуживают те, кто живет и правит, как они, и величие его деяния затмило бы всякий позор, всякую опасность, из него вытекавшие.

Глава XXVIII

Почему римляне проявляли по отношению к своим согражданам меньшую неблагодарность, чем афиняне

В истории любой республики читатель обнаружит проявления неблагодарности к ее гражданам; но в Риме таких случаев будет меньше, чем в Афинах, да и во всякой другой республике. Причина этого, если взять Афины и Рим, заключается, по-моему, в том, что у римлян было гораздо меньше оснований относиться к своим согражданам с подозрением, чем у афинян. Начиная с изгнания царей и вплоть до Мария и Суллы ни один из римлян не отнимал свободу у своих сограждан; так что не было повода для подозрений, а следовательно, и для несправедливых упреков. В Афинах же все было иначе; после того как Писистрат под благовидным предлогом отнял у них свободу в момент самого расцвета, граждане надолго запомнили горечь рабства и обид и, вернув себе свободу, ревностно следили за тем, чтобы наказывались не только проступки, но даже намеки на них. Это привело к изгнанию и смерти многих выдающихся людей, а также к употреблению остракизма и прочих суровых кар, в разные годы введенных в республике против оптиматов. Так что истинную правду говорят писатели о гражданской жизни: не те народы уязвляют больнее, которые сумели сохранить свою свободу, а те, что только восстановили ее. Кто примет все это во внимание, тот не станет порицать Афины и восхвалять Рим; виной всему необходимость, вытекающая из разнообразия жизни городов. И если глубже вникнуть в этот вопрос, можно увидеть, что когда бы Риму не приходилось расставаться со своей вольностью, как Афинам, то его граждане подвергались бы не менее ожесточенным нападкам, чем афиняне. Об этом можно судить по тем гонениям, которым подверглись после изгнания царей Коллатин и Публий Валерий; первый из них участвовал в освобождении Рима, но, несмотря на это, был изгнан только за то, что звался Тарквинием; второй вызвал подозрение тем, что построил себе дом на Целиевом холме, и тоже чуть не был сослан. Таким образом, можно считать, что римляне, которые выказали столько суровости и подозрительности в отношении этих двух лиц, были бы не более благодарны согражданам, если бы те, как в Афинах, покушались на свободу города еще до его возвышения. Чтобы не возвращаться больше к этому предмету, я выскажу все, что касается неблагодарности, в следующей главе.