Операция “Зомби” - Сергей Самаров

Он заулыбался, как невинное ясно солнышко. Наивно и почти по-детски. Именно так дети-школьники улыбаются, когда контрольную у соседа по парте спишут и останутся не пойманными за руку.

– На сто двадцать целых и одну десятую процента. Мне пообещали, что я почти свободен. Как от этого, старик, не быть счастливым?

Хотя и с ехидством произнесенная фраза, но все же она предназначается, как я понял, для ушей «прослушки». Авось да не поймут...

И он, демонстрируя свое счастье наглядно, свалился на кровать. Опять почему-то на мою. И пользоваться свободой во всю широту своей неординарной натуры, мне показалось, сию же минуту не собирался.

– Почему ты пытаешься оккупировать мою лежанку? – поинтересовался я, желая каким-то образом и свое инвалидское тело пристроить с возможными удобствами.

– Ошибаешься жестоко, дорогой друг. Это ты оккупировал мою, когда тебя принесли сюда. Вернее, я, как старый заботливый товарищ, уступил тебе в тот момент жилплощадь. На время. Твое место у противоположной стены. Взгляни внимательно на свой билет.

Вот как, оказывается.

– Меня привезли сюда «зайцем»... Однако это не помешает мне при первом же позыве уставшего организма воспользоваться твоим советом и освоить новую для меня территорию. Тем не менее предлагаю тебе немедленно вместе со мной прогуляться. Потому что атмосфера четырех стен без окон сильно напоминает мне суровую тюремную, почти туберкулезную. И чтобы я стал не менее счастливым, чем ты, мне просто необходим глоток пусть жаркого, но свежего воздуха. А то задохнусь...

Пустая болтовня тоже полностью предназначалась для «прослушки». Пусть верят в нашу безмятежность и вживаются в наши бытовые неудобства. Мы же во время этой болтовни свободно, даже предполагая и визуальное наблюдение с помощью скрытых камер, обменялись условными знаками, которыми привыкли обмениваться в разведывательных рейдах, когда соблюдать безмолвие бывает крайне необходимо. Система давно отработана и действует не хуже азбуки глухонемых. Таким образом, я дал понять Пулату, что имею новости, он ответил, что понял и горит нетерпением их услышать. Только рекомендует не слишком торопиться, чтобы не вызвать подозрений.

Когда же момент, по его мнению, наступил подходящий, Пулат сначала поднял обе ноги кверху – для создания инерции, потом перевернулся, как знаменитая игрушка «ванька-встанька», почему-то замененная в нынешних магазинах, на мой взгляд, на менее интересных с точки зрения познания законов Вселенной кукол Барби и прочих подобных.

– Я готов.

На подъем Пулат так же легок, как я.

– Мне хочется проконтролировать, насколько серьезно обещание местного шефа, – объяснил я свою торопливость. – Разрешат ли нам в самом деле почувствовать себя птицами? Или подрежут крылья на первых метрах полета?

– Вперед! – как истый офицер, поднимающий роту в атаку, скомандовал Виталий. – Проверять следует сразу, чтобы потом не испытывать разочарования от несостоявшихся ожиданий.

Нам было даже весело, но мы намеренно веселость гасили, чтобы не вызвать подозрения у наблюдателей. На их естественный взгляд, веселиться нам совершенно не от чего. В самом деле, кто, попав в рабство, хотя и без обязательного ношения ошейника с клеймом хозяина, будет веселиться? Не скажешь же каждому встречному-поперечному, что сам себя продал в рабство ради какой-то, пусть и высшей, но совсем не корыстной цели. Нас просто не поймут. А в данной ситуации таких непонятных вроде нас спокойнее расстрелять, чем откармливать и даже использовать. Только радостью от «неожиданной» встречи двух старых боевых коней веселость объяснить трудно.

Но с Пулатом всегда весело. Он по натуре такой, что непроизвольно меня смешит, даже когда действует вполне серьезно. И мы пошли веселиться...

Даже будучи уверенным, что у местного завхоза обязательно есть второй экземпляр ключа от нашей двери, я не поленился сделать все три возможных его поворота, закрывая дверь.

Коридор нам удалось рассмотреть только сейчас. Длинный, в ширину – только чтобы двум широкоплечим людям лбами не столкнуться при встречном движении. Нормальные и узкоплечие, пожалуй, могут пройти здесь в одну сторону рядом. Потолки, как и в нашей комнате, не слишком высоки, чтобы не производить впечатление подвальных. Они такое и производили. А открыв незапертую дверь на лестницу, мы убедились, что в самом деле находились в подвале. Правда, тяжелая бронированная дверь со сложным идентификационным замком, как на объектах повышенной секретности, скрывала вход на другую лестницу, очевидно, ведущую еще ниже. А второй пролет лестницы просто маняще звал по нему подняться, чтобы ощутить приток свежего воздуха.

Что мы и сделали.

За следующей дверью – лестничная площадка широкая. Вдоль всей стены – «аквариум» из оргстекла, за которым нас дожидается дежурный охранник. Он так радостно заулыбался при моем появлении, что я сразу узнал биатлониста из самолета – участника захвата скромной персоны капитана Ангелова в его родном городе. В ответ на эту открытую улыбку я просто не мог не улыбнуться ответно. Очевидно, он не знает, что совсем недавно, в бытность мою, когда я вынужден был работать киллером, я так же улыбался, глядя в глаза клиенту, перед тем как между этих глаз выстрелить.

– Нам куда? – поинтересовался Пулат.

В самом деле, на лестничной площадке мирно соседствовали четыре бронированные двери, неизвестно куда ведущие. Попробуй выберись отсюда, если не умеешь разбираться в многочисленных торсионных полях, повсюду присутствующих.

– Минутку, – сказал охранник и нажал на пульте перед собой какую-то кнопку.

Сначала открылась пятая дверь – за спиной охранника. Появился тот лобастый тип, первый из охраны, с кем я вел переговоры в качестве классического террориста.

– Смени меня, – сказал ему верзила за пультом, уступил место и через минуту вышел к нам через другую дверь.

– Вы внизу вещей не оставили? – поинтересовался он.

– Мы там оставили ваши надежды похоронить нас, молодой человек, – трагическим голосом ответил Пулат. – А что, вы грозите нам возможностью не вернуться восвояси?

– С вещами на выход... – произнес я традиционную тюремную фразу, к счастью, знакомую мне только по кинофильмам.

– Примерно так, – сказал охранник и опять улыбнулся. Очевидно, он от природы незлобивый и улыбчивый. И в охранниках, тем более в таком злачном заведении, ему поэтому не место. Охранник по своей сути должен быть сторожевым псом. И вместо улыбки обнажать зубы в рычащем оскале. Чтобы народ от него шарахался, как автомобили от поста дорожной инспекции. – Меня зовут Сережа. Я буду вас сегодня сопровождать.

– Так что, молодой человек, мы сюда уже не вернемся? – настаивал на своем Пулат так, словно он оставил внизу банковскую пластиковую карточку.

– Нет, не вернетесь. Вас переселяют в гостиницу. Здесь – зона карантина. Для тех, кто желает хорошенько выспаться, – не удержался парень и съязвил, но его язвительность не выглядела злобной, потому что сам он опять улыбался.

Честное слово, он мне начинает нравиться, и будет просто обидно убивать его, если судьбе будет угодно распорядиться так. А это вполне возможный вариант. «A la guerre comme a la guerre!» На войне как на войне.

– А кто будет оплачивать нам гостиницу? – не унимался Виталий, отчего-то превратившись вдруг в старого ворчуна. Похоже, он продолжает игру на контрастах, которую мы начали с профессором-дедком, – в доброго и злого офицеров. Пусть поиграет. Глядишь, и сгодится.

– Здесь гостиница бесплатная. Это ведомственное заведение. В городке нет муниципальной власти. Столовая тоже, кстати, бесплатная. Только обед вы проспали. Но к ужину будьте готовы. Я покажу вам столовую.

– А теперь нам хотелось бы прогуляться, – категорично заявил Виталий. – Я полагаю, вы будете охранять нас от непредвиденных обстоятельств?

– Можно сказать, что так, – согласился Сережа.

Он поднял руку не совсем обычным образом. Жест, который мы с Пулатом моментально «сфотографировали». Лобастый тут же нажал какую-то клавишу пульта, после этого Сережа с видимым усилием потянул за ручку тяжелой двери. Такая дверь – без идентификационного замка – оказалась единственной. В щель сразу же ударил солнечный свет, и даже я сам удивился, как успел по нему соскучиться. Очевидно, Виталий соскучился еще сильнее, все-таки он прибыл в местный подвал раньше меня, и потому чуть не оттолкнул сопровождающего, стремясь выбраться на улицу первым. Это ему удалось, и я услышал его восхищенное потягивание носом воздуха: чем-то схожее с сопением паровоза.

Я, выйдя вслед за ним, повторить опыт товарища не пожелал из опасения спалить слизистую оболочку носа – воздух вокруг стоял прокаленный и жесткий, почти колючий. Даже духота подвала в сравнении с ним казалась курортом в сравнении с угольной шахтой. Но Пулат тянуть носом продолжал, изображая из себя породистую охотничью собаку. Сережа смотрел на маленького капитана непонимающе, но я-то хорошо знаю, что такое поведение должно что-то означать.