Преступление победителя - Мари Руткоски

Арин впитывал в себя слова министра — или то, что он за ними прочитывал. Внезапно он подумал, что подозревать собственного куратора шпионской сети не так уж глупо. Работой Тенсена было торговать ложью. До войны он был актером. Но Арин не видел причин, почему Тенсен стал бы врать, что Моль — Риша. Он вполне мог понять, почему Риша готова действовать против империи.

Старик по-доброму на него посмотрел. Неожиданно для себя Арин понял, насколько ему необходима сейчас эта доброта. Его охватило знакомое ужасное чувство. Этот кулак сжимал его уже десять лет. Арин так устал от него. Почему он до сих пор его не перерос? Он больше не ребенок. Нечего ему чувствовать себя одиноко.

Из-за потери крови у Арина кружилась голова. Ему казалось, что его мысли качаются на волнах и куда-то плывут.

Тенсен встал и поднес Арину миску чистой воды, куда Арин опустил правую руку.

— Риша очень красива, — заметил министр.

— Да, — согласился Арин. — Красива.

Ему было сложно говорить. Он так устал.

— Ладно, я пойду спать, — сказал Тенсен. — Если, конечно, не должен собирать вещи и срочно садиться на корабль, который понесет меня через бушующее зимнее море.

— Нет. Иди спать.

Тенсен улыбнулся и вышел.

Арин долго сидел на своем стуле. Он раздумывал над тем, что знает, что только считает известным и чего понять не может. Затем он начал все заново.

Его мысли стали принимать странные формы. Они хлопали крыльями и разлетались. Они подняли на своих крыльях Арина и понесли его в страну снов.

Ему снилось, что по его лицу ползают моли, и их лапки оставляют за собой черные швы. Насекомые откладывали яйца на его лбу и щеке. Из яиц вылуплялись личинки.

Ему снилась Кестрел. Ему снилась Риша.

Ему снилось, что Кестрел превратилась в Ришу, а солнце стало луной, но он не мог понять, что его ослепило: свет или мрак.

Рана воспалилась. У Арина началась лихорадка.

Глава 16

«Люди не смотрят на рабов», — сказал Арин. Кестрел же начала присматриваться к своим очень внимательно и наконец остановилась на одной кандидатуре. Эта женщина на самом деле была не рабыней, а нанятой служанкой, валорианкой, избранной, чтобы быть горничной Кестрел. То, что тебе прислуживают представительницы твоего же народа, было признаком высокого положения. Сами же валорианские горничные получали достойную плату, а их голубые платья имели белую окантовку.

Кестрел не помнила имени женщины. Но та была примерно одного с ней размера и роста. Она подойдет.

Однажды утром, вскоре после приема в императорской галерее, Кестрел устроила так, чтобы оказаться с горничной наедине и опрокинула на нее стакан воды.

— Прошу прощения! — воскликнула Кестрел. — О, я такая неуклюжая.

— Все в порядке, миледи, — ответила взволнованная женщина. — Это всего лишь вода.

— Но вода очень мокрая. Вам, должно быть, неприятно. Ну-ка, переоденьтесь в это.

Кестрел предложила горничной одно из своих платьев, которое заранее старательно выбрала: оно было простого кроя, без оборок, однако сшитое из богатой ткани.

— Что вы, — отказывалась служанка.

— Переодевайтесь. И оставьте его себе. По-вашему, мне будет его жалко? Нет, вы оскорбите меня, если действительно будете так думать. Давайте же, можете воспользоваться моей гардеробной.

Горничная по-прежнему не соглашалась, но Кестрел настойчиво вложила платье ей в руки. Выражение лица женщины изменилось. Кестрел наблюдала за мыслями служанки: даже если та будет работать целый год, она все равно не сможет позволить себе такого платья. Оно было сокровищем. Она сможет носить его и выглядеть великолепно. Или она может продать его. Оно было пошито из бархата. За него дадут хорошую цену.

Служанка отправилась примерить платье Кестрел.

Когда она вернулась в гостиную, Кестрел увидела, что ей едва хватает самообладания, чтобы не начать кружиться в водовороте юбок.

— Оно прекрасно подходит, — сказала женщина. — Вы уверены, что я могу оставить его себе?

— Разумеется.

Кестрел забрала у служанки ее рабочее платье.

— Ой, я должна вернуть свое рабочее платье экономке.

— Я о нем позабочусь.

— Но я не могу позволить вам...

— Я настаиваю.

Кестрел улыбнулась. Позже она принесет свои извинения экономке. Объяснит, что понятия не имеет, куда дела это платье. Возместит его стоимость.

Когда служанка ушла, Кестрел отнесла мокрое рабочее платье в свою спальню и высушила его перед очагом. Она спрятала его в шкафу с летней одеждой, который не будут открывать еще два сезона.

Возможно, именно эта служанка рассказывала обо всем Верексу — или, что было бы еще хуже, капитану дворцовой стражи или императору. Но Кестрел не считала, что обмен платьями покажется кому-либо достойным внимания. Это был всего лишь каприз доброй госпожи.

* * *

Кестрел дожидалась вечера, когда не была бы приглашена ни на какой прием. Такой случай выдался нескоро. Во дворце постоянно проходили званые обеды, вечерние игры и дружелюбные бескровные дуэли на мечах, которые устраивали для аплодирующей публики. Невеста принца должна была посетить все мероприятия до единого.

Губернатор Герана же, судя по всему, подобного давления не испытывал.

Арин не приходил никогда. С тех пор как она видела его в картинной галерее, прошло более недели. Кестрел не смела спрашивать о нем. Когда однажды она поверх голов толпы придворных встретилась взглядом с Тенсеном, тот покачал головой.

Пока у нее не появится для Тенсена информация, она будет держаться в стороне — особенно после того, что произошло в прошлый раз. Кестрел все еще явственно помнила, как впился ей в кожу ноготь императора.

Он не выполнил свою угрозу — по крайней мере, так она думала. Но его настроение ухудшилось. Это сказалось на всем дворе. Кестрел была не единственной, кто почувствовал облегчение, когда однажды вечером никто не был приглашен на званый ужин или на прием у императора. Во дворце воцарилась атмосфера праздника. Стали ходить слухи о любовниках, которые ждали возможности обменяться в лабиринте Зимнего сада морозным поцелуем. Некоторые придворные клялись, что заберутся в свои постели пораньше, подложив к ногам горячие кирпичи.

У Кестрел были собственные планы. Этим вечером она стерла со лба отметину помолвки и завязала волосы шарфом. Затем она надела грубое, белое с синим, рабочее платье и нашла пару удобных туфель.

Увидев себя в зеркале, она помедлила. Ее лицо казалось каким-то маленьким и слишком бледным.

«Ты ослушалась меня», — услышала она слова императора.

«Слова "нет" больше не существует. Есть только "да"», — в один голос сказали ее отец и капитан стражи.