Во имя любви - Лайза Хоган

— Сложнее, чем моя? Вам хотя бы не нужно опасаться, что однажды папарацци испортят вам жизнь и репутацию.

— Вы даже не представляете… Нет, не могу. Разговор окончен!

Алексу было больно так грубо отталкивать ее, он как будто чувствовал ее обиду. Более всего на свете он хотел бы сказать ей правду. Если на земле есть человек, способный ему поверить, так это принцесса Фелиса.

Но опыт подсказывал, что он должен защищать не только себя. Если Фелиса узнает правду и не изменит своего отношения к нему, то повторит судьбу Хуаны, и тогда жизнь Алекса превратится в ад.

А какое раздолье наступит для желтой прессы! Мало того, что репортеры наконец застанут безупречную принцессу с поклонником — так еще с поклонником, который вроде бы бессмертен! Тогда Фелисе останется только пожалеть, что некогда она не осталась одинокой. Изначально желая ей добра, Алекс не мог обречь ее на настоящее страдание.

Тяжело вздохнув, он взял Фелису за руку и повел к подземному ходу.

— Уже поздно, принцесса. Мне еще нужно написать к утру отчет о работе, а вам придется готовиться к заседанию…

Губы Фелисы растянулись в улыбке, но в глазах осталась все та же боль бессилия.

— Конечно, — ответила она. — Но улизнуть от меня вам все-таки не удастся.

— Я и не собирался.

Пока они шли по подземному ходу, никто из них не проронил ни слова. Однако они крепко держались за руки, как двое детишек, боящихся заблудиться в лесу. Только на выходе из подземелья Фелиса нарушила молчание:

— Спасибо вам, Алекс. Это был прекрасный вечер. — Она повернула к нему лицо, мраморно белевшее в полумраке. — Лучшего подарка на день рождения я не получала никогда в жизни.

Алекс наклонился, чтобы подарить ей прощальный поцелуй в щеку. Кожа ее пахла жимолостью, мягкие волосы слегка задели его висок — и он снова чуть не потерял контроль над собой. Поэтому поспешил отпрянуть.

— Вам тоже спасибо, вечер был волшебный. Я передам отчет Хосефине рано утром.

Она повернулась, чтобы уйти. Но Алекс окликнул ее:

— Принцесса!

Фелиса обернулась с выражением радостного ожидания в глазах.

— Я подумал над вашим предложением пригласить из Лондона моего секретаря. Я согласен.

Радостное ожидание исчезло. Фелиса ответила своим деловым тоном, холодным как лед, хотя и приветливым:

— Хорошо, тогда я завтра же этим займусь. Хосефина позвонит в Лондон, забронирует билет на самолет, и мы постараемся выделить мистеру Дарку апартаменты неподалеку от ваших. Спокойной ночи.

Она коротко кивнула и ушла, не дожидаясь ответа. Алекс постоял на ступеньках, сжимая голову обеими руками, потом резко впечатал кулак в каменную стену. Удар был таким сильным, что он ободрал костяшки на руке. Однако это ничуть не отвлекло его от сердечных мук.

Как ужасно причинять Фелисе боль! Нет, он не жалел, что устроил ей праздничный ужин, но он не должен был позволять себе целовать ее. Алекс прижался лбом к холодной стене, стараясь не думать, как совершенно подходили друг другу их сцепленные руки. Словно кусочки головоломки, наконец-то соединенные вместе. Отвергнуть ее поцелуи было не легче, чем голодающему — отказаться от приглашения за пиршественный стол.

Алекс обхватил себя руками за плечи, ощущая под пальцами давние шрамы, полученные в битве под Толосой вскоре после встречи с Барнабе. Все известные ему рыцари бывали ранены по несколько раз за жизнь, все были украшены шрамами. Для человека его профессии шрамы служили чем-то вроде знаков отличия. Его собственные раны были залечены весьма недурно для тринадцатого века — если он не умер, значит, лекари оказались достаточно искусны. Конечно, никто не зашивал раны, к ним просто прикладывали сырое мясо, чтобы они быстрее зажили. Алекс так привык к шрамам, что даже не замечал их, если они не болели.

Но Фелиса заметила… Она пожалела его за прошлую боль точно так же, как пожалела за одиночество, на которое он обрек себя.

За крохотным окошком подземелья начинало светать. В сером предутреннем сумраке виднелись купы роз и альпийские горки там, где некогда располагался скромный садик короля Диего и глубокий колодец. В жилом крыле дворца светилось одно-единственное окно, все остальные были темными. И Алекс не мог не подумать, что это окно Фелисы. Наверняка она сидит одна в своих роскошных апартаментах и мечтает о нем, такая же одинокая и печальная, как он сам… Они созданы друг для друга, идеально подходят друг другу телом и душой — и Алекс знал, что принцесса тоже это чувствует.

Но они не будут вместе, пока над ним тяготеет проклятие… Если, конечно, от него вообще есть избавление. Принцесса не может ждать его вечность. Ей нужно найти себе кого-то другого, и он, Алекс, должен отпустить ее. Как некогда должен был отпустить Хуану, несмотря на отчаянное желание сохранить любимую женщину хотя бы на короткий срок…

Алекс тяжело вздохнул, поворачиваясь к своему столу, заваленному манускриптами. По крайней мере, с приездом Питера дела пойдут быстрее, и, возможно, поиски увенчаются успехом… Или хотя бы присутствие еще одного человека в книгохранилище поможет ему бороться с все возрастающим вожделением к принцессе Фелисе.

Пожалуйста, Господи, пусть все получится! — подумал он, на миг закрывая глаза. Никогда еще Алекс не встречал человека, более близкого ему по духу… И никогда еще не испытывал столь безнадежного одиночества.

9

Принцесса сидела в кресле и изучала расписание. Как всегда, листок со списком дел на день лежал у нее на столе, заботливо приготовленный Хосефиной. Однако Фелиса не могла сосредоточиться. В ее прекрасных комнатах ничего не изменилось, но она изменилась целиком и полностью. Больше всего на свете ей хотелось бросить дурацкий листок в угол, пойти в книгохранилище и, как только Алекс откроет ей дверь, запечатать ему губы поцелуем… Раньше, чем он заговорит, возразит ей, напомнит о долге. И тело ее, и душа стонали от тоски по его прикосновениям, от воспоминаний, как нежные и сильные руки гладили ее по спине, перебирали волосы. Он так хотел ее! Фелиса не могла ошибиться, она чувствовала в его поцелуях страсть и жажду. Почему же тогда он остановился на полпути?

Она смяла листок с расписанием. И вдруг заметила на столе еще один, исписанный аккуратным мелким почерком Маннеса. Сердце Фелисы болезненно сжалось.

Как она могла забыть? Ведь она же обещала зайти почитать на ночь маленьким племянникам! Гисабель и Педро, должно быть, ждали ее допоздна. Представить страшно, как расстроились бедные малыши и как обиделся Маннес! Вот и первые плоды ее безумного увлечения: она забыла о трех близких людях, которые на нее рассчитывали.