Признание - Джон Гришэм

— Кто звонил? — поинтересовался Ньютон.

— Обычная публика. Римский папа. Президент Франции. Два члена голландского парламента. Премьер-министр Кении, Джимми Картер, «Международная амнистия», крикун из Калифорнии, возглавляющий «Черный кокус»[17] в Вашингтоне. Много разных людей.

— Кто-нибудь особенный?

— Да нет. Окружной судья Честера Элиас Генри звонил два раза и прислал письмо по электронной почте. Он за отсрочку, утверждает, будто у него серьезные сомнения насчет вердикта присяжных. Но в самом Слоуне в основном поддерживают приговор и считают парня виновным. Мэр думает, завтра вечером в городе могут начаться волнения, и предупредил, что в этом случае обратится за помощью.

— Национальная гвардия? — спросил Ньютон.

— Вероятно, да.

— Мне это нравится!

Все трое сделали по глотку бурбона. Губернатор взглянул на Барри, который был не только рупором его взглядов, но и мозговым центром администрации. Его суждениям Гилл Ньютон безоговорочно доверял.

— У тебя есть план?

У Барри всегда был план.

— Конечно, но его воплощение потребует времени. Мне нравится идея завтрашнего митинга, особенно если преподобный Иеремия заведет собравшихся. Огромная толпа. Кругом африканцы. Все на взводе. А ты выходишь на трибуну, окидываешь всех взглядом, говоришь об отправлении правосудия в штате — обычный треп, — а потом прямо там, на ступеньках, под работающими камерами, под свист и улюлюканье толпы, когда в тебя, возможно, полетят камни, объявляешь, что отказываешься предоставить отсрочку. На это нужно решиться, но результат превзойдет все ожидания.

— Ничего себе! — воскликнул Ньютон.

Уэйн только ухмыльнулся.

— Через три часа его казнят, — продолжал он, — а главной новостью станешь ты — человек, не спасовавший перед толпой разъяренных черных. Для сведения: за тебя, губернатор, голосовало четыре процента афроамериканцев. Всего четыре процента! — Он помолчал и сделал новый глоток. — Мне тоже нравится идея Национальной гвардии. Чуть позже, но обязательно до момента казни, ты созовешь пресс-конференцию и сообщишь, что направляешь в Слоун подразделения Национальной гвардии, чтобы справиться с волнениями.

— А как там с голосами?

— Тебя поддержал семьдесят один процент, Гилл. Там тебя обожают! И ты защитишь их, послав гвардейцев.

— А Национальная гвардия — это не перебор? — спросил Уэйн. — Как бы потом нам такое не вышло боком.

— Все в наших руках. Посмотрим, как будет развиваться ситуация, и решим окончательно.

— Так и поступим, — подвел черту губернатор. — А какой-нибудь суд не собирается в последний момент тормознуть казнь?

Уэйн покопался в бумагах на столе губернатора.

— Сомневаюсь. Адвокаты Драмма подали утром прошение, в котором утверждается, что парень сошел с ума и не отдает себе отчет в происходящем. Полная чепуха! Час назад я разговаривал с Паркером из Генеральной прокуратуры, и с их стороны задержки не будет. Они дают зеленый свет.

— Будет весело! — заключил губернатор.

По просьбе — или требованию — Ривы в среду вечером ночная служба в Первой баптистской церкви была отменена. За всю историю церкви такое случалось лишь трижды: первый раз — из-за снежной бури, второй — из-за торнадо, а третий — из-за повсеместного отключения электричества. Брат Ронни не мог заставить себя назвать вещи своими именами, поэтому просто объявил, что вместо службы состоится «молельное бодрствование», которое будет проходить «в другом месте».

Они собрались в арендованном шатре, установленном на небольшом холме парка на берегу Ред-Ривер, чтобы оказаться как можно ближе к Николь. Внизу протекала река, а в сотне ярдов находилось место, которое было видно, только если уровень воды падал. Именно там нашли пропуск в спортзал и удостоверение Николь, и те, кто любил девушку, считали, что здесь она нашла свое последнее пристанище.

Каждый раз, когда Рива собиралась сюда, она обязательно уведомляла об этом все местные средства массовой информации. Но с годами журналисты потеряли к делу интерес, и она приезжала одна или с мужем, который обычно держался в тени. Обязательными днями посещений были день рождения Николь и 4 декабря, когда она исчезла. Но сегодняшнее мероприятие носило совершенно иной характер. Сегодня здесь собрались как на праздник. Программа Фордайса была представлена маленькой съемочной группой из двух человек с небольшой камерой, они два дня подряд неотрывно следовали за Ривой и усталым Уоллисом. Кроме них на мероприятии присутствовали еще две телевизионные съемочные группы и с полдюжины журналистов. Такое необычное внимание прессы вдохновило паству, и брат Ронни был приятно удивлен количеством прихожан, не поленившихся преодолеть сорок миль.

Все пропели несколько гимнов на фоне заходящего солнца, потом зажгли маленькие свечи и стали передавать их друг другу. Рива сидела на первом ряду и непрерывно плакала. Брат Ронни не мог упустить такой случай и не произнести проповедь, тем более что паства не торопилась уезжать. Он подробно осветил некоторые вопросы правосудия, подкрепляя свои слова многочисленными ссылками на Священное Писание и заветы Господа.

Диаконы прочитали молитвы, друзья Николь выступили с воспоминаниями, и даже Уоллис смог выдавить несколько слов, правда, только после того, как жена подтолкнула его локтем в бок. Брат Ронни завершил церемонию многословным призывом к состраданию, милосердию и проявлению силы. Он попросил Господа помочь Риве, Уоллису и всей их семье преодолеть тяжкое испытание — присутствие на казни.

Они вышли из шатра и торжественной процессией направились к символической усыпальнице, установленной у самой воды, и возложили цветы у белого креста. Кое-кто опустился на колени и снова помолился. Кругом было море слез.

В шесть вечера Кит вошел в Анкор-Хаус, преисполненный решимости отозвать Тревиса Бойетта в сторону и высказать ему все, что он думает. До казни оставалось ровно двадцать четыре часа, и пастор намеревался сделать все возможное, чтобы добиться отсрочки. Задача представлялась практически невыполнимой, но он по крайней мере хотел попытаться. Кит Шредер договорился с другим священником, что тот подменит его на вечерней службе в церкви Святого Марка.

Бойетт или обманывал его, или, возможно, уже умер. В течение дня Тревис так и не связался со своим куратором и больше не появлялся в Анкор-Хаусе. Это было нарушением режима, и его исчезновение вселяло тревогу. В шесть вечера он обязан возвращаться в «Дом на полпути» и не покидать его до восьми утра. Поступить иначе он мог, только получив соответствующее разрешение. В шесть часов Бойетт так и не появился. Кит прождал около часа, пока не понял: это бесполезно. За конторкой дежурил бывший заключенный по имени Руди.

— Вам бы лучше поискать его, — посоветовал он Киту.

— Даже не представляю, с чего начать, — отозвался пастор. Оставив Руди номер своего сотового, он начал с больниц. Объезжая их, он не переставал ждать звонка от дежурного и все время поглядывал по сторонам в надежде заметить нескладную фигуру прихрамывающего белого мужчины лет сорока, опирающегося на палку. Ни в одну из больниц Тревиса Бойетта не доставляли. Не было его и на автовокзале, и в барах вдоль реки. В девять вечера Кит вернулся в Анкор-Хаус и стал ждать, устроившись на стуле возле конторки.

— Он так и не появлялся, — сообщил Руди.

— И что это значит? — спросил Кит.

— Если он придет поздно, ему устроят разнос, но спустят все на тормозах, при условии, конечно, если он не пьян и не под кайфом от дури. Вот тогда дело действительно дрянь. Но если его не будет всю ночь, то запросто могут вернуть назад в клетку. Здесь шутить не станут. А что Бойетт натворил?

— Трудно сказать. Ему сложно определиться с тем, где правда, а где ложь.

— И то верно. У меня есть ваш номер. Если Бойетт появится, я позвоню.

— Спасибо. — Кит подождал еще с полчаса, а потом поехал домой.

Дана разогрела лазанью, и они поели в гостиной. Дети уже спали, а телевизор работал с выключенным звуком. Они почти не разговаривали. За последние три дня, когда в их жизнь вошел Тревис Бойетт, они оба жутко устали.

С наступлением темноты стало ясно, что никто не собирается уезжать из офиса. Работы по составлению бумаг было мало, тем более что ничего, способного спасти Донти Драмма в последний момент, не предвиделось. Решения по ходатайству о признании Донти невменяемым Техасский уголовный апелляционный суд пока не вынес. Фред Прайор по-прежнему находился в Хьюстоне и пытался вытащить Джоуи Гэмбла куда-нибудь выпить, но надежда на это таяла. Грядущая ночь могла оказаться последней в жизни Донти Драмма, и сотрудники адвокатского бюро искали друг в друге поддержки.