Книга Джунглей (сборник) - Редьярд Киплинг

Мало-помалу животные оживились. Можно было слышать, как фыркающий, беспокойный кабан требовал себе больше места; как буйволы кряхтели и разговаривали между собой, пересекая песчаные мели; как олени жалобно рассказывали о своих долгих блужданиях, о таких долгих поисках пиши, что их ноги разболелись. Время от времени они задавали вопросы плотоядным, но все новости были плохи. Ревущий горячий ветер джунглей проносился между камнями, стучал ветвями и разбрасывал мелкие веточки и пыль по поверхности воды.

– Люди тоже умирают подле своих плугов, – сказал один молодой олень. – Проходя в сумерках на пороге ночи, я видел троих. Они лежали неподвижно, и подле них были их волы. Через некоторое время мы тоже затихнем.

– Вода в реке еще понизилась с прошедшей ночи, – заметил Балу. – О Хати, видал ли ты когда-нибудь такую засуху?

– Она пройдет! Она пройдет! – ответил Хати, поливая водой свою спину и бока.

– Один из нас долго не выдержит, – сказал Балу и посмотрел на мальчика, которого он любил.

– Я? – с негодованием сказал Маугли и сел в воде. – У меня нет длинного меха, который прикрывал бы мои кости, но… но если бы с тебя, Балу, содрали шкуру…

При этой мысли Хати вздрогнул, а Балу строго сказал:

– Человеческий детеныш, неприлично говорить такие вещи преподавателю Закона. Меня никогда не видали без шкуры!

– Полно, я не хотел обидеть тебя, Балу; я только подразумевал, что ты походишь на кокосовый орех в оболочке, я же на тот же орех, только обнаженный. Видишь ли, твоя коричневая мохнатая оболочка… – Маугли сидел, скрестив ноги, и объяснял свои слова, по обыкновению размахивая рукой; Багира вытянула мягкую лапу и опрокинула мальчика в реку.

– Чем дальше, тем хуже, – сказала черная пантера, когда он, отдуваясь и отряхиваясь, поднялся из воды. – Сначала с Балу надо содрать кожу; потом Балу оказался орехом! Смотри, чтобы он не сделал того, что делают спелые кокосовые орехи.

– А что такое? – спросил Маугли, на мгновение забыв осторожность, хотя шутка об орехах одна из самых старых в джунглях.

– Разбивают голову, – спокойно сказала Багира и снова погрузила его в воду.

– Нехорошо делать своего учителя предметом шуток, – заметил Балу, когда Маугли в третий раз вынырнул из воды.

– Нехорошо? А чего же вы ждали? Это обнаженное существо бегает взад и вперед и выкидывает обезьяньи шутки над прежними хорошими охотниками; лучших из нас оно, ради забавы, дергает за усы. – Это говорил Шер Хан, хромой тигр, который кое-как притащился к воде.

Шер Хан выждал несколько минут, чтобы насладиться впечатлением, которое он произвел на оленей, стоявших на противоположном берегу, потом опустил свою угловатую пушистую голову и начал пить ворча:

– Джунгли превратились в площадку для забав обнаженных детенышей. Посмотри на меня, человеческий детеныш.

Маугли посмотрел – вернее уставился – на Шер Хана, придав своим глазам как можно более дерзкое выражение; через минуту тигр тревожно отвернулся.

– Человеческий детеныш тут, человеческий детеныш там, – прорычал он, продолжая пить. – Детеныш ни человек и ни волк, не то он боялся бы. В будущем году мне придется просить у него позволения напиться. Аугрх!

– Может быть, это случится, – заметила Багира, глядя прямо в глаза тигру. – Да, может случиться, Шер Хан. Фу, какой новый позор принес ты сюда?

Лунгри погрузил в воду свой подбородок и нижнюю челюсть, и темные маслянистые полосы поплыли от него по течению.

– Человек, – спокойно сказал Шер Хан, – час тому назад я убил человека. – И он продолжал мурлыкать и ворчать про себя.

Весь ряд животных дрогнул и заволновался; поднялся шепот и скоро перешел в крик:

– Человек! Человек! Он убил человека!

Потом все глаза посмотрели на Хати, дикого слона, но он, казалось, не слышал. Хати никогда ничего не делает до последней минуты, и это одна из причин продолжительности его жизни.

– В такое время, как теперь, убить человека! Разве поблизости не было другой дичи? – презрительно сказала Багира, выходя из замутненной воды и по-кошачьи отряхивая каждую свою лапу.

– Я убил не из-за голода; я нарочно подстерег человека.

Снова поднялся шепот ужаса, и маленькие наблюдательные глаза Хати устремились на Шер Хана.

– Подстерег, – медленно продолжал Шер Хан, – а теперь пришел пить и очиститься. Разве здесь есть кто-нибудь, кто помешает мне сделать это?

Спина Багиры начала изгибаться, как стебель бамбука при сильном ветре, но Хати поднял свой хобот и сказал спокойно:

– Ты нарочно выбрал человека? – спросил он, а когда Хати спрашивает, гораздо благоразумнее отвечать.

– Именно. Это было мое право; наступила моя ночь. Ты ведь знаешь, о Хати, – Шер Хан говорил почти вежливым тоном.

– Да, знаю, – ответил Хати и, помолчав немного, спросил: – Напился ли ты вволю?

– На сегодняшнюю ночь – да.

– Тогда уйди. Из реки нужно пить, а не осквернять ее. Только хромой тигр может хвастаться своим правом в такое время, когда… когда мы все страдаем вместе: люди и Народ Джунглей. Чистый или нечистый, уходи в свое логовище, Шер Хан.

Последние слова Хати произнес голосом, который походил на звук серебряных труб; трое его сыновей быстро двинулись вперед, хотя в этом не было никакой надобности. Шер Хан убежал, пригибаясь к земле; он не смел даже ворчать, зная (как знали и все), что, в конце концов, хозяин джунглей – Хати.

– О каком это праве говорит Шер Хан? – прошептал Маугли на ухо Багире. – Убивать человека всегда позорно. Так сказано в Законе; а между тем Хати говорит…

– Спроси его. Я не знаю, Маленький Брат. Если бы не Хати, есть у этого мясника право или нет, я проучила бы хромулю… Приходить к Скале Мира, только что убив человека, да еще хвастаться этим, – дело шакала. Кроме того, он запачкал хорошую воду.

Маугли выждал несколько минут, чтобы собрать все свое мужество (никто не любил прямо обращаться к Хати), наконец громко спросил:

– Что это за право Шер Хана, о Хати?

И на обоих берегах прозвучал тот же вопрос, потому что Народ Джунглей до крайности любопытен, а близ реки только что произошло нечто не понятное для всего населения зарослей, кроме Балу, который глубоко задумался.

– Это старая история, – ответил Хати, – она старше джунглей. Замолчите, тогда я расскажу ее.

Минуты две кабаны и буйволы толпились, толкались, потом вожаки стад один за другим прохрюкали: «Мы ждем». Хати сделал несколько шагов вперед и остановился, когда вода в затоне около Скалы Мира дошла ему до колен. Несмотря на худобу, морщины и желтизну бивней старого слона, он казался тем, чем все в джунглях признавали его – господином зарослей.

– Вы знаете, дети, – начал он, – что из всех живущих на свете вы больше всего должны бояться человека.

Послышался ропот согласия.

– Этот рассказ касается тебя, Маленький Брат, – шепнула Багира Маугли.

– Меня? Я принадлежу к стае; я охотник из Свободного Народа, – ответил мальчик. – Какое мне дело до человека?

– А вы не знаете, почему вы боитесь человека? – продолжал Хати. – Я объясню причину. Вначале, когда джунгли только что появились (а никто не знает, когда это было), мы, все жители зарослей, паслись вместе и не боялись друг друга. В те дни засух не случалось: листья, цветы и плоды росли на одном и том же дереве, и мы ели только листья, цветы, траву, плоды и кору.

– Я рада, что не жила в те времена, – заметила Багира. – Кора годится только для оттачивания когтей.

– Господином джунглей был Та, первый слон. Своим хоботом он поднял джунгли из глубоких вод; там, где он прорывал своими бивнями борозды в почве, текли реки; где он ударял о землю своей ногой, образовались водоемы, а где он трубил в хобот, падали деревья. Вот таким-то образом Та создал джунгли, и так мне рассказывали об этом.

– В пересказе история не стала более правдоподобной, – шепнула Багира, и Маугли засмеялся, прикрыв рот рукой.

– В те дни не было ни хлеба, ни дынь, ни перца, ни сахарного тростника, ни маленьких хижин, которые вы все видали. Народ Джунглей не знал ничего о человеке; и это был один народ. Но, хотя пастбищ оказывалось достаточно, жители джунглей стали спорить из-за пищи. Они были ленивы. Каждый желал есть там, где он лежал, как это случается и теперь, во время хороших весенних дождей. Та, первый из слонов, был очень занят; он устраивал новые джунгли и вводил реки в новые русла. Бывать повсюду он не мог, а потому сделал первого тигра господином и судьей джунглей, которому все население должно было излагать свои споры. Первый тигр ел плоды и траву, как все остальные звери. Он был величиной с меня и очень красив: весь желтый, как цветы желтой лианы. В те славные дни, когда джунгли были молоды, на его шкуре не виднелось ни одной полосы, ни одной черты. Мы, жители джунглей, без страха приходили к нему, и его слово служило Законом для всех. Помните, ведь все мы тогда составляли один народ.

Раз ночью между двумя оленями начался спор – ссора из-за пастбища. Вроде тех, которые теперь разрешаются рогами и ударами передних ног. Рассказывают, что, стоя перед тигром, лежавшим среди цветов, олени заговорили оба сразу, и один из них толкнул его рогом. Тогда первый тигр, забыв, что он господин и судья джунглей, кинулся на виновного и сломал ему шею.