Револьвер - Изабелла Сантакроче

Нас, открыв дверь, у входа поджидала женщина в гимнастическом костюме. Длинные волосы завязаны лентами. Было понятно, что голой она могла бы соблазнить даже мертвеца. Она представилась, но этого я не помню. Я видела те головы. Головы оленей, как картины, висели на серовато-розовых стенах. Охотничьи трофеи. Это ее муж убил оленей в лесу. Низенький, но сексуальный мужичок. Животное для случки. Он был в облегающих джинсах с выцветшей ширинкой. Банный махровый халат распахнут на груди. Когда он взял меня за руку, мне захотелось сосать его соски. Дикая похоть. К выросшему кабану. Вот что было мне нужно, чтобы утереть нос этому презренному мальчишке. Отправить его подальше раз и навсегда, чтобы он оттрахал меня. Как гордилась бы моя свекровь. Я начинала рассуждать, как она. Скисать. И не один раз. Раз и навсегда, а потом убирайся вон, дерьмовый сопляк. Убирайтесь вон, смущающие меня желания и непривычные страсти. Боже мой, я опять стану такой, какой была. Обычной трахалкой. С обычной вульвой. С обычным траханием. С обычными мужчинами, которые загоняют его внутрь. И говорят тебе, соси его весь. Или же я хочу насладиться тобой, как шлюхой. Или же я сейчас я раскрою тебя, как раковину. Или же у тебя течка, как у настоящей суки. Да, вот эта музыка как раз для моих ушей. Это тебе не догонялки в лугах и другие глупости. Это тебе не Джанмария и его Библия. Я родилась для другого. Я должна вернуться к своему началу. В этой квартире я никого не видела. Только тот член. Тот инструмент-освободитель. Мы сели за круглый стол. Расположились так, как будто готовились к спиритическому сеансу. Стояли две большие чашки с нарисованными по краям Тополино и Минни. В них дымился отвар из трав. Я бы сейчас выжрала бутылку водки. Я уставилась на губы противника, прихлебывавшие это варево. Я изучала его руки в кольцах, когда он передвигал шахматы. Я пыталась представить, как он сжимает ими свой член. Мастурбирует перед зеркалом. Наверно, он у него очень большой. Джанмария развлекался, время от времени поглаживая мои щеки. Он ласкал хомячка. Он часто моргал. Я хотела, чтобы он навсегда закрыл глаза. Он не знал, что я возбуждена так, что у меня трясутся бедра. Кто знает, какой длины этот выставочный член. Какова его окружность. Цвет. Запах. Форма. Прямой ли он. Или искривлен влево. Дубинка, чтобы опустошить историю. Отколотить безумие. Наказать красоту, которую так старательно ищут. Жена сидела рядом с ним. Она пыталась войти в доверие. Поворачивалась ко мне, чтобы поговорить, как примерная домохозяйка. С важным видом сообщала, что очень важно мыть тарелки моющим средством с лимоном. А также столовые приборы. Вилки. Двойными губками. Она запуталась в своих неясных советах. Я урывками улавливала их смысл. Они напоминали брызги. В садике с цикламенами был некрасивый насос. Струя воды из него никогда не могла попасть в меня. И меня совсем не привлекали эти ее разговоры о том, как она ловко управляется с домашними делами. Я представляла ее с мужем. В кровати. Она как овечка с набедренной повязкой. Он из своих яиц вытаскивает огромный член. Он у него светится. Я видала, как бесконечно удлиняется в темноте. Входит в нее. Выходит из ее рта. Я продолжала хитро, время от времени потреблять его. Чтобы не заметили, насколько меня захватило желание страстного спаривания. Он заметил, что я умираю от желания переспать с ним. Мы обменялись соответствующими взглядами. Дело сделано. Победа у моих дверей. Я достигла цели, не приложив никаких усилий. Реванш. В конце партии мы оказались рядом друг с другом. Мы касались друг друга, сидя на диване и мило разговаривая. Джанмария с его женой разглядывал фотографии. Сделанные на отдыхе. Они сидели рядом друг с другом под оленями. Я даже подумала о коллективном траханье. Гигантская оргия под выступающими из серовато-розовых стен оленьими головами. Во время разговора он рассказал, что продает рождественские куличи. Ну и дерьмовый горемыка. Я вытаращила глаза, как идиотка. Воскликнула, это невероятно. Восхитительная работа, Я обожаю эти сладости, я их люблю больше всего на свете. Я, вздохнув, добавила, жаль, что сейчас их нельзя найти. Прижав руку к сердцу. Его птичка разместилась среди моих грудей. Скорбное выражение. Как у шлюхи в период простоя. Он предложил немедленно удовлетворить мое желание. Никаких проблем. Я их получу завтра. Я взволнованно его спросила, ты в самом деле думаешь, что это возможно? Я продам их тебе по цене фабрики. Я заказала двадцать штук. Джанмария пожурил меня за неосмотрительную покупку. А я думала о противнике. Я находила, что он чем-то похож на отца Мариеллы. Девочки, искусанной клопами.

И у ее отца было много колец. Распухшая ширинка между ногами. Лицо мужика, трахающего самок. А его жена была похожа на седоватую, сгорбленную служанку. У Мариеллы была и сестра, которая спала со всеми клиентами. Она носила тапочки, украшенные птичьими перьями. Как мне не хватало этой моей подруги-подростка. Веронике, сказочной попке, не удалось заполнить ее потерю. Мне не хватало всего в ней. Даже ее ног, покрытых, как ее лицо и руки, какими-то прыщиками. Она была очень сухой. Непричесанной. Опустившейся. В тот полдень с порнографическими газетенками она стояла под деревом, глядя на меня. Потом спросила, пойду ли я с ней в контору ее отца, чтобы поиграть там с телефонами. Мы вошли в эту грязную гостиничку. Кошки даже в углах. Когда мы шли, к полу приклеивались подошвы. Контора была засыпана порошком от клопов. Мы давили их пресс-папье в форме слитка. Мы сидели, окруженные кошками, и наугад набирали номера. Если нам кто-нибудь отвечал, мы выкрикивали ругательства. Мариелла мне нравилась. Она была такой же несчастной, как и я. Не носила трусиков. Ее раздражали резинки. Она говорила по-французски, придумывая его. Она бормотала слова, не выговаривая «р» и шевеля ягодицами. Ей также нравилось противоречить. Как Сатане. Она все время смотрела фильмы ужасов и совсем не пугалась. Иногда я приглашала ее в свою отдельную квартирку. Попить чаю с печеньем. Она приходила с говорящей куклой. Делала вид, как будто она ее дочка. Все время била ее, потому что та не сидела спокойно. И я изливала свою злость на эту горемыку. Мы ее били по голове метлой. Это превратилось в чудовищную игру. Мы отделывали ее как Сидорову козу. Потом выбрасывали из грузовичка. Прямо в снег. Но больше всего нам нравилось притворяться, как будто мы убегаем. Я садилась за руль. Она рядом со мной с чемоданчиком. Она просила меня ехать медленно. Повсюду повороты. Но нам было все равно. Мы мчались очень быстро. У нас были свои уловки. Туман, который выходил из выхлопной трубы. Отходящие от зеркальца лазерные лучи. Из кассы она воровала деньги на сигареты. На пиво. Я заразила ее пороками. Мы напивались как безумные. Смеялись из-за пустяков. Другие детишки из нашего квартала называли нас две бедняжки. Они устраивали засады. Нападали на нас. Ждали, когда мы уйдем. Они стреляли в нас из духового ружья. Приклеивали гипс к волосам. На лицо. Но нас это не огорчало. Мы говорили, что мы сильнее их. Мы так говорили, когда что-то случалось. Мы говорили, что мы сильнее их. Мне очень сильно не хватало Мариеллы. Я бы хотела вновь увидеть ее. Вернуть чудесный грузовичок. Запустить его. Сильно нажать на акселератор. Второй раз желала смерти. Передо мной этот мальчишка. Недалеко. Разбег. Взрезаться в асфальт. Включить лазерные лучи. Туман из выхлопной трубы. Нажать на газ и наехать на него. Лететь на полной скорости и сделать из него лепешку.