Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский

– Ну чего ты? Какая склянка?

– Первая в начале.

Ложась спать, Веленбаков знал точно, что на его 44-пушечном фрегате «Амвросий Медиоланский» все благополучно. Вчера дрались с турками отменно, а сами отделались легко: двумя реями да пробитыми парусами. И потому ни о какой беде, кажется, не могло быть и речи.

– Что стряслось?

– Турки, ваше высокоблагородие! – шептал денщик.

– Заладил одно: турки да турки, – почесываясь и зевая, поднялся и сел Веленбаков. – Ну что турки?

– Турки окружили нас!

– Что ты говоришь?..

– Истинный господь, окружили! Десять фрегатов! Сейчас прибежал с вахты мичман – на нем лица нет. Буди, говорит, поскорее капитана! Турки кругом… Конец!

– Довольно врать! – покрыл Веленбаков своим громоподобным басом шепот денщика. Но все-таки поспешил одеться и выбежал наверх.

Чуть светало. На шканцах стояли кучка старших офицеров и вахтенный мичман. Веленбаков оглянулся, и сердце у него захолонуло: в самом деле, «Амвросий Медиоланский» каким-то образом оказался среди турецких фрегатов. Правда, их было не десять, как уверял денщик, а всего лишь пять, но и этого достаточно. Турки стояли близко: один в кабельтове, другие – в полутора.

А за ними виднелся русский флот, тоже невдалеке, – не дальше чем на ружейный выстрел от крайних турецких фрегатов.

«Стыд и срам! Где стали на якорь! Что скажет Федор?» – мелькнула мысль об Ушакове.

И тотчас же обожгла другая: потопят! Сейчас совсем рассветет, разглядят и потопят. И винить некого: вчера становились на якорь, ночь – глаз выколи, ветер. А турки, сволочи, были к тому же без огней.

Он подошел к своим офицерам.

– Что будем делать, Нерон Иванович? – бросился к нему вахтенный.

– Обрубать канат и вступать под паруса, – поспешил высказать свою мысль старший офицер.

– Пока ты поставишь паруса, тебя пустят ко дну! – возразил артиллерийский лейтенант.

– Так что же делать?

– Первое: не робеть! – выпучил и без того выпученные светлые глаза Веленбаков. – Меньше страха, больше дела. Флаг не подымать. Прикинемся турками. Будем делать то, что и они, а там – посмотрим. Лишним на виду не торчать. Артиллеристам и очередной вахте быть наготове! Туркам скоро будет не до нас: разглядят Ушак-пашу. Нас не заметят. А увидят – дадим бой.

В это время мимо «Амвросия Медиоланского» прошла турецкая шлюпка. Гребцы в красных фесках что-то горланили, не обращая внимания на чужой фрегат.

Веленбаков поручил старшему офицеру и вахтенному следить за тремя фрегатами с левого борта, а сам не спускал глаз с двух справа.

Нерон впервые видел так близко неприятеля.

Турецкие фрегаты, построенные по французским чертежам, были хороши, хотя им сильно досталось от русской артиллерии. Пушки были английские, медные, но выглядывали они из портов как попало. Одни смотрели вверх, будто собирались палить по чьим-то брам-стеньгам, другие, опустив хобот вниз, готовились топить шлюпки.

Кое-где порты были разворочены русскими ядрами, и в портах, свесив ноги, сидели флегматичные турки и курили. Палубы фрегатов завалены обломками рей и мачт, драными парусами и разным хламом. Вповалку лежали матросы. Доносились стоны раненых – у турок лекарей не было и в помине.

На турецких фрегатах всё еще не думали о побудке.

Уже окончательно рассвело. Восток заалел – скоро должно было взойти солнце.

Веленбаков смотрел на турок и со злостью думал: «Когда же они начнут сниматься с якоря?»

И вот с флагманского корабля грохнула сигнальная пушка: капудан увидал наконец, в каком опасном соседстве он находится. И тотчас же на фрегатах поднялась невероятная суматоха. Какие-то турки в чалмах – очевидно офицеры – бегали по палубе и стегали бичами лежавших вповалку раненых и здоровых людей.

Разноголосые крики и турецкая и греческая ругань повисли в воздухе. Оборванные, одетые в лохмотья люди вскакивали и бросались к мачтам, готовясь ставить паруса.

Турецкие корабли подняли флаги, выбрали якоря и вот уже начали одеваться парусами.

Веленбаков приказал сняться с якоря, но флага не подымать и не спешить с парусами.

Но все-таки «Амвросию Медиоланскому» пришлось вступить в строй турецких фрегатов.

Турки спешили убраться подальше от Ушак-паши, который, к их счастью, был под ветром.

«Амвросий Медиоланский» стал незаметно отставать от турок. Вот уже кабельтов, вот другой, третий…

– Поднять флаг! – крикнул Веленбаков.

Над «Амвросием Медиоланским» взвился русский андреевский флаг.

– Петров, дай им на прощанье! – весело крикнул артиллерийскому лейтенанту Веленбаков.

Фрегат поворотился и ударил из 24-фунтовых пушек квартердека[60] по турецким фрегатам.

Когда «Амвросий Медиоланский» становился на свое место в ордере русского флота, товарищи встретили отважного, находчивого капитана радостными криками «ура».

XVIII

Погоня продолжалась. Турки рассыпались по морю в беспорядке.

Два больших турецких корабля – 74-пушечный «Капитание» под флагом знаменитого адмирала Саит-бея и 66-пушечный корабль «Мелеки Бахри»[61] – сильно отстали от своих. Из-за повреждений, полученных во вчерашнем бою, они не могли поспеть за капуданом. Гуссейн улепетывал, как только мог, не заботясь о других.

Ушаков смотрел в трубу, как с каждым часом сокращается расстояние между ними и авангардом Голенкина, и смеялся:

– Нет, теперь, брат, не убежишь!

Еще до полудня русские окружили этих двух беглецов.

Кумани на 46-пушечном корабле «Иоанн Богослов» первый настиг «Мелеки Бахри» и ударил.

Паруса на «Мелеки Бахри» повисли клочьями, словно тряпье, развешанное для просушки.

На верхней палубе теснились турки. Они махали белыми тряпками и что-то кричали.

«Мелеки Бахри» сдался.

Тотчас же с «Иоанна» спустили шлюпки с матросами под командой лейтенанта, и над бывшим «Владыкой морей» заколыхался андреевский флаг.

– Молодец, Николай Петрович! – похвалил старика Кумани Ушаков.

Трофей оказался неплохим: «Мелеки Бахри» был недавней стройки и мало пострадал в бою.

«Капитание» остался совсем один. Молодой капудан вероломно бросил своего престарелого советника.

Ушаков вывесил сигнал командиру авангарда Голенкину: «Стараться взять корабль в плен».

«Капитание» являлся самым лучшим кораблем в турецком флоте. Пушки на нем были только медные. Он шел к мелководью у Кинбурнской косы, еще тщетно надеясь, что капудан все-таки придет к нему на помощь.

Первым настиг «Капитание» 50-пушечный «Андрей». Он бил беглым огнем.

– В фор-марсель угодили. Молодцы! – сказал Ушаков.

– Теперь он убавит рыси! – улыбнулся флаг-капитан Данилов.

«Капитание» заметно сбавил ход. А тут подоспели «Георгий», «Преображение» и «Мария Магдалина» с командиром авангарда Голенкиным.

«Гаврюша старается! – с удовлетворением подумал о верном и храбром товарище Ушаков. – Хороший кус поймал!»

Но «Капитание» отчаянно отбивался, не думая спускать флаг.

– Вот упрямый старикашка! – говорил Ушаков, глядя в трубу. Это уже начинало его злить.

– Ишь как угодил в «Андрея»!

– Из экипажа у турок лучше всех артиллеристы, ваше превосходительство, – заметил Данилов.

– Ничего не выйдет. Придется его пустить ко дну! – сдвинул шляпу на затылок адмирал.

Он приказал подойти к турку с на-ветра.

«Рождество Христово» было саженях в тридцати от «Капитание». На верхней палубе у турок осталось мало народу – только валялись раненые и убитые. Все, очевидно, укрылись в нижний дек.

– Всыпать ему за упрямство! – крикнул в рупор Ушаков.

Еще мгновение, и «Рождество Христово» вздрогнуло от сильного толчка: это дали залп одним лагом. Все потонуло в пороховом дыму и копоти. Послышался страшный треск и крики.

Когда дым рассеялся, на «Капитание» не оказалось ни одной мачты. Корабль от бака до юта представлял причудливое нагромождение бревен, досок, рваных парусов и снастей. Но в нижнем деке блеснул огонь, и «Рождество Христово» потряс удар.

– Подлец – угодил в нашу фок-мачту! – сказал встревоженный Данилов.

– Стоит?

– Еще держится.

– Выкурить их брандскугелями! – крикнул взбешенный Ушаков.

Артиллеристы не заставили себя ждать. Еще минута – и из нижнего дека «Капитание» повалил густой дым и послышались крики турок.

«Рождество Христово» успело поворотить и стало бортом против изукрашенного разными цветами и плодами носа турецкого корабля: Ушаков приготовился дать еще один залп. Он был бы для «Капитание» смертельным, потому что корабль и так уже заливало водой.

Но тут наверх изо всех люков повылезли галионджи и абабы[62]. Пробираясь сквозь обломки мачт и рей, как через бурелом, давя друг друга, появились сотни турок. Они кинулись к бортам, крича: «Аман! Аман!»

А черный густой дым все больше выбивался из портов.

Сухое дерево, смола и краска горели с шумом, ярко и весело.