Зов Ктулху (сборник) - Говард Лавкрафт

Однажды он прослышал о человеке с юга Америки, которому доставляли из Индии и арабских стран древние фолианты и глиняные таблички, внушающие ужас и свидетельствующие о богохульстве минувших тысячелетий. Картер отправился к нему, и они семь лет прожили вместе, погрузившись в исследования. Но однажды ночью на старом заброшенном кладбище им довелось столкнуться с неведомым ужасом, и его спутник бесследно исчез. Через некоторое время Картер вернулся на родину предков – в Аркхем, овеянный преданиями и зачарованный нечистой силой, – и продолжил свои штудии, приводил в порядок семейный архив, а по вечерам любовался серебристыми ивами, двускатными крышами и силуэтами колоколен. Но вот ему попался дневник одного из его предков, некоторые страницы которого содержали настолько страшные истории, что он никому не решился о них рассказать. Эти ужасы подтолкнули его к мрачному краю реальности, но путь в страну юношеских сновидений, как и прежде, оставался скрыт темной завесой; в пятьдесят лет Картер уже ощущал смертельную усталость и не ждал ни покоя, ни утешения от мира, слишком суетливого для красоты и слишком практичного для мечтаний.

Уверившись, что жизнь уже прожита и ему не найдется места в постылой реальности, Картер забросил занятия и целыми днями праздно бездействовал, пытаясь припомнить хотя бы обрывки своих сновидений. Он не видел смысла в продолжении жизни, и даже получил от знакомого из Латинской Америки весьма особый состав, позволяющий покинуть этот бренный мир без боли и страданий. Однако безволие и сила привычки удержали его от самоубийства, а преодолев искушение небытием, он словно перенесся назад в свое детство; но современная обстановка разрушительно действовала на эту иллюзию, и потому он сделал в окнах цветные витражи, сменил мебель на викторианскую и тому подобное.

Шли годы, он утвердился в благостном мнении в отношении того, что все же не совершил решительного действия; окружающее его больше не мучило и не тревожило, повседневность отступила на задний план и сделалась малозаметной; он замкнулся в себе и не воспринимал почти ничего извне. В его снах понемногу начало обосновываться ожидание чуда, промелькивали яркие искры, и он все чаще видел себя играющим в дедовской усадьбе. Видения становились более продолжительными и превращались иногда в отчетливые картины прошлого. На протяжении двадцати лет ему, как и большинству людей, снились бледные отражения каждодневных событий, но вот пробудившаяся память вернула его к родному дому. Он часто, просыпаясь, обнаруживал, что зовет к себе мать или деда, которые уже четверть века покоились в могилах.

Однажды ночью дед напомнил ему о серебряном ключе. Старый седой ученый, совсем как живой, долго рассказывал внуку об их древнем роде и о странных видениях, посещавших чутких и восприимчивых предков Картера. Он рассказал ему о крестоносце с горящими глазами, который попал в плен к сарацинам и узнал от них немало тайн, и о первом Рэндольфе Картере, который жил в эпоху королевы Елизаветы и увлекался магией. Дед поведал ему и об Эдмунде Картере, который чудом избежал виселицы в Салеме в пору охоты на ведьм и спрятал в старинной шкатулке большой серебряный ключ, доставшийся ему по наследству. Перед тем как Картер проснулся, старик объяснил, где можно найти эту дубовую шкатулку со страшными фигурками на крышке, и добавил, что ее не открывали уже два столетия.

Шкатулка отыскалась на пыльном чердаке, где лежала, затерянная на дне высокого комода. Она оказалась почти квадратной, со стороной примерно в фут, а готическая резьба на ней вызывала такой ужас, что вряд ли кто решился открыть ее со времен Эдмунда Картера. Он встряхнул ее, но изнутри не донеслось ни звука, зато появился аромат неведомых специй. Возможно, что ключ всего лишь легенда – ведь даже отец Рэндольфа Картера не знал о существовании шкатулки, обитой железом и закрытой на сложный замок. Потом до него дошло, что серебряный ключ, если он действительно существует, поможет ему открыть ворота в страну сновидений, хотя дед и не сказал ему, как и где им нужно воспользоваться.

Старому слуге удалось отомкнуть замок, хотя он и вздрогнул от ужаса, завидев жуткие ухмыляющиеся физиономии на темной деревянной крышке. Внутри шкатулки оказался большой ключ из потускневшего серебра, украшенный загадочными арабесками, завернутый в выцветший пергаментный свиток; никаких других пояснений там не оказалось. Пергамент был исписан непонятными буквами. Картер вспомнил, что у его исчезнувшего на кладбище друга хранился очень похожий папирусный свиток и, перечитывая его, тот всякий раз вздрагивал от страха; сейчас Картер тоже вздрогнул.

Он протер ключ, вновь положил его в источающую ароматы шкатулку из древнего дуба и унес ее к себе в спальню. С того дня его сны становились все красочнее, и хотя он больше не странствовал по неведомым городам и не гулял в роскошных садах, общее значение воспринимаемого не вызывало у него сомнений. Сны звали его назад, к родовому истоку. Он понял, что должен уйти в прошлое и раствориться в мире, полном тайн и старинных вещей. С каждым днем он все больше думал о магии северных гор, о застывшем Аркхеме и стремительном Мискатонике, о заброшенной сельской усадьбе и семейном кладбище.

Когда наступила осень и деревья окрасились золотом и багрянцем, Картер решил отправиться на машине по старой петляющей дороге, знакомой ему с детства, мимо горных кряжей и лугов за каменными оградами; он ехал через тихие долины и густые леса, любовался прозрачной гладью Мискатоника и деревянными или каменными мостами. Увидев на очередном повороте вязовую рощу, он вспомнил, что в ней полтора века назад без следа пропал один из его предков, и невольно вздрогнул, услышав шелест деревьев под порывом ветра. Затем промелькнул разрушенный дом сельской колдуньи Гуди Фаулер, с крохотными мрачными окошками и спускающейся чуть ли не до земли скособоченной крышей. Он промчался мимо на полной скорости и не снижал ее, пока не доехал до старого белого особняка у подножия крутого холма. Здесь родились его мать, дед и прадед. Дом по-прежнему гордо взирал через шоссе с горного склона на величественную панораму зеленой долины. Вдали виднелись шпили и крыши Кингспорта, а еще дальше до горизонта простиралось склоняющее к мечтаниям древнее море.

Машина остановилась возле крутого склона, на котором располагалась усадьба Картеров, где он не был больше сорока лет. Он вышел и внимательно оглядел окрестности. Полдень давно миновал, и лучи клонящегося к западу солнца окрашивали ярким золотом все вокруг. Этот безмолвный и неземной пейзаж часто снился ему в последние дни – и вот чудесные, проникнутые ожиданием сны сбылись. Он разглядывал окрестности – искрящуюся на солнце бархатную зеленью лугов, обветшавшие каменные стены усадьбы и стройные ряды густых деревьев, – тихие и пустынные, словно расположенные на иной, неведомой планете; затем посмотрел на алые горные отроги и лесистые долины, широкими ступенями спускавшиеся вниз, и лощины, где журчали ручьи, омывающие разбухшие, узловатые корни.

Он осознал вдруг, что автомобиль чужд всему окружающему, и, оставив его на краю леса, переложил серебряный ключ в карман пальто и стал подниматься в гору. Лес, хотя его здесь регулярно прореживали, обступил его со всех сторон и скрыл стоявший выше особняк. Интересно, сохранилось ли в доме что-нибудь со времен его детства? После смерти двоюродного деда Кристофера здесь уже тридцать лет никто не жил, и все, наверное, успело обветшать. Мальчишкой Рэндольф часто гостил в этом доме и обожал чудесный лес, начинающийся за садом.

Вокруг сгустились тени, близилась ночь. Когда справа бывали просветы между деревьями, он видел вдали силуэт старой конгрегационной церкви, стоявшей на центральном холме Кингспорта; закат окрашивал ее в розовые тона, и остекление маленьких круглых окон сверкало, отражая багровые лучи. Затем, когда тени стали гуще, он понял, что эти отсветы пришли к нему из детских воспоминаний – ведь церковь давно снесли и выстроили на ее месте конгрегационную больницу. Когда-то он с интересом прочел в газете заметку о том, что на холме при этом строительстве обнаружили несколько странных и напоминавших большие норы подземных ходов, прорубленных через скалистое основание.

С удивлением услышав знакомый голос, он повернулся, не веря своим ушам. Старый Бениджа Кори, прислуживавший дяде Кристоферу, уже в те далекие годы был весьма немолод. Сейчас ему явно должно было перевалить за сто, но Картер смог бы отличить этот звучный голос от тысячи других. Он не сразу разобрал слова, но моментально опознал интонацию. Подумать только, старый Бениджа еще жив!

– Мистер Рэнди! Мистер Рэнди! Иде вы? Читож вы, хотите вгнать в гуроб вашу тетушку Марти? Неушто забыли, что она запретила вам гулять в темноте и просила вернуться до вечера? Рэнди! Рэн-ди! Вот же несносный мальчишка, все норовит убежать и часами бродит, как лунатик, возле змеиного логова… Эй, эй, Рэн-ди!