Большие гонки - Адам Даймен

- Господи... как вы попали сюда?

Он зло хихикнул.

- Вы считали, что отделались от меня? Мы отпустили француза и проследили за ним. Я не могу описать вам своей радости при виде вашей победы. Теперь нельзя ли поторопиться? Погребальный катафалк, набитый вражескими шпионами, членами несчетного числа конкурирующих организаций, только что появился на противоположном краю полосы.

Я почувствовал, что душа уходит в пятки, и склонился над панелью переключателей. Те, что с контрагайками, должны управлять газом.

- Немецкого не знаете - спросил я жалобно.

- Ни слова.

Бесполезен как бревно, но по крайней мере, сохраняет спокойствие. Несмотря на волнение я заметил, что он перестал говорить с сельским акцентом... Видимо Хоннейбан куда сильнее, чем я думал. Я поднял руку, защелкнул фонарь кабины, потом поднял боковое стекло. Видимо, придется погибнуть... Шансы на успех в этом старом люфтваффовском корыте невелики.

- Стартуйте, Макальпин.

Я пытался понять кое-какие немецкие фразы на табличках под рычагами. Толкнул два рычажка вперед. Самолет равномерно качнулся, предвещая разбег, по крайней мере я на это надеялся. Я отжал ручку газа вперед, правый мотор взревел и "мессершмит" повернулся носом к полосе... Тормозов не было, или они не были включены.

Я увидел катафалк, ворвавшийся на стоянку такси, метрах в восьмистах. Они по дороге потеряли венки с крыши. Еще два рычага вперед, проверить показания температуры и топлива. Надеюсь, я не ошибся. Еще два последних рычажка - и заработали амперметры... Компрессоры задействованы: я дал полный газ.

Самолет задрожал, заскрипел, содрогнулся - и стронулся с места. Я впопыхах не запомнил направление ветра-что же, если полосы не хватит,.. тем хуже. Почти наугад и осторожненько подработал педалями - и стальная полоса исчезла под колесами. Каждый толчок был пыткой для моих болевших ягодиц.

- Давай, фроляйн, давай, беби - шептал я ласково. На ручке появилось усилие. Хвост приподнялся, самолет набирал скорость. Пот выступил у меня на лбу, подобно запотевшему стакану с пивом. Появился снос вправо, который я тотчас устранил. Катафалк повернул и, когда мы его миновали, я увидел остальных соперников. Они стреляли не переставая, но так как я выжимал не меньше ста тридцати, у них не было никаких шансов.

- Давай же, беби, поднимайся, - просил я, потихоньку выводя ручку на себя.

Полоса, все такая же тяжелая, как свинец, уходила под нос самолета, а море занимало все большее пространство в лобовом стекле. Машина подскочила ещё раз, вновь упала, задрожав всеми своими рычагами: теперь и полосы не оставалось. Я выбрал ручку до отказа - и самолет взлетел, трясясь всеми заклепками и трубопроводами, как в припадке.

Набрав метров десять над морем, я продолжал удерживать машину в таком положении. Покосился на индикатор скорости: 270. Я осторожно попытался набирать высоту, и у меня получилось. Когда альтиметр показал пятьсот метров, я рискнул на разворот к острову. Все, что ни слышал я о недостатках "Ме-110", подтверждалось.

Убавив обороты, поскольку старые моторы и так натерпелись, я повернулся к Хоннейбану. Тот отложил в сторону оружие и был по-прежнему спокоен. Я им не мог не восхищаться, ибо пройди я через подобное с таким пилотом, меня давно бы вырвало для облегчения.

- Куда направляемся, мэтр? - спросил я

Он дал мне пеленг по компасу.

- К шейху Качи, в Маскат. Там база. А сможем мы туда добраться?

Указатель горючего показывал полные баки, и я попытался выяснить чем осуществляется их переключение. Если поршням не надоест крутить коленвал, мы должны туда добраться. Мали скрылся за горизонтом, а я все продолжал набирать высоту... Самый удобный коридор - в шесть тысяч метров, но пришлось прекратить подъем после трех тысяч из-за нехватки кислорода. Было ужасно холодно-ведь я не знал, где находится включение обогрева, и не хотел рисковать, манипулируя кнопками.

Я привык к крейсерской скорости и немного даже сбросил. Затем я попробовал двинуть другой рычажок. И не ошибся: загорелись два зеленых огонька системы приземления. Самолет пошел лучше. Я ввел его в пике, чтобы набрать скорость, и после этого держал на высоте 2700 и скорости в 450 километров в час. В конечном счете, этот дедушка воздухоплавания не так уж плохо себя вел.

Внизу раскинулось чудесное голубое море, а воздух был ровен, как стоячая вода. Мы приближались к цели. Я повернулся к Хоннейбану.

- Есть возле вас что-нибудь похожее на радио? - прокричал я.

Он кивнул.

- Сможете воспользоваться?

Он вновь кивнул.

- Посмотрим, можно ли установить связь с Качи. У меня нет желания проделывать обратный путь над океаном.

Я вновь взглянул вперед. Проверил показания табло. Двигатели начали перегреваться-я не убавил газ. Кое-как исправив положение, я попытался выглянуть сквозь боковые стекла.

Полчаса спустя я, нервничая, переключил баки, но моторы продолжали работать так, будто ничего не произошло, и у меня замедлилось сердцебиение. Я начал привыкать к самолету и даже попытался, точно выставив его по горизонту, включить автопилот.

- Смотрите, без ручного, - показал я Хоннейбану, но тот продолжал брюзжать.

Через полтора часа он связался с базой. Я взял наушники и услышал опьяняюще прелестный голос, несколько искажаемый помехами. Они уточнили мой курс, по радару, отследили, насколько меня снесло. Рука, лежавшая на приборном щитке, ощущала размеренную вибрацию, означавшую, что все идет нормально. Левый двигатель все ещё был немного перегрет, пришлось вновь сбросить газ. В восьмидесяти километрах от Качи, одного из арабских королевств, где нет нефти, я смог поговорить с базой.

- Победитель базе, победитель базе, - гундосил я.

Мне сказали, что слушают.

- Не хотелось бы вас шокировать, - сказал я, - но мой самолет "Мессершмит 110"с опознавательными знаками Люфтваффе.

Мне не поверили и попросили повторить.

- Машина очень старая, - продолжал я, - поэтому прошу на всякий случай быть наготове.

Они согласились, а я молился, чтобы не нашлось на базе ветерана-артиллериста, готового свести старые счеты. Увидев берег, я начал медленный спуск в раскаленном воздухе... и боль вновь заявила о себе.

- Чего вы так крутитесь? - спросил меня Хоннейбан, от которого ничто не ускользало.

- У меня ранение в такое место, о котором стыдно говорить, - сухо сказал я.

Он рассмеялся. У него не было намерения прощать мой удар в горло. Я прошел над полосой базы, длинной превосходной бетонной полосой, позволяющая посадить даже"вулкан", если арабы вдруг занервничают и понадобится применить силу. В данный момент там находились два вертолета, три стареньких "варсити" и "метеор" командования базы.

Я развернулся по ветру, прошел немного дальше и развернулся для посадки. С такой длинной полосой я мог забыть об элеронах, тем более, что не знал, каким рычагом они управляются. Отвел рычаг выпуска шасси. И ничего... Попробовал ещё раз... все без изменений. Только пикание в ухе и свист перематывающейся магнитной ленты.

- Шасси не вышло. Шасси не вышло.

Пришлось уйти на второй круг. Петерс действительно сделал все, чтобы выигравшему Большие гонки не удалось похвастаться своей победой. Я никогда не пробовал садиться на брюхо, а с подобной старой развалиной и вовсе не было желания так рисковать. Хоннейбан слегка побледнел, когда я сообщил ему, что произошло... Даже он понимал, что без шасси не сядешь.

- Что вы собираетесь делать? - спросил он.

- У вас есть парашют? Нет? Тогда пристегните ремень и молитесь... Сатана вам поможет, или, может быть, призрак Геринга.

Я связался с башней контроля полетов и они выразили свое сочувствие. Думаю, им не доводилось видеть в воздухе такой музейный экспонат. Мне посоветовали совершить посадку на брюхо в конце полосы, чтобы соскользнуть в мягкий песок...

Они регулярно подсыпали его на случай, если кто-то проскочит полосу.

Идея показалась мне стоящей, и сделал последний вираж, я пошел на посадку. Начал сбрасывать скорость, очень низко прошел над полосой по всей её длине, с трудом удерживая машину от срыва в штопор. Боль в пояснице усилилась до того, что я даже испугался. Нет, однажды мой мозг просто сломается от такого напряжения и придется отправиться туда, где тепло и тихо, и где будут прекрасные ласковые медсестры и невероятное множество цветов в зеленых садах...

Конец полосы, меченый черными тормозными следами, приближался ко мне. Кляня род Квина до четвертого поколения, я убрал газ. Моей старой тевтонской птице понадобилось метров шесть, чтобы упасть, и в последнюю долю секунды я резко рванул ручку на себя. "Ме ЕF-110" рухнул на землю с потрясающим грохотом, заваливаясь на одно крыло. Я суетливо дергал все рычаги подряд, пока мы скользили по бетону в ливне клочков разлетавшейся обшивки... до тех пор, пока самолет не сошел с полосы и не уткнулся в песок. Нос помялся, но корпус остался цел, замерев в огромном облаке пыли. У меня второй раз в этот день получилось...