Культурный конфликт (сборник) - Елена Ронина

И вот уже не общаемся год. И стыдно признаться друзьям в том, что происходит в моей семье. Правда, есть бабушка, к которой Антон на протяжении этого года раз в неделю ходит ужинать. И бабушка так, невзначай и между делом рассказывает ему семейные новости. Антон выслушивает всё молча, дожевывая ужин. Я, сидя у себя дома, с трудом дожидаюсь его ухода, чтобы позвонить маме.

– Ну что?

– А что, как всегда. Я сама с собой поговорила. Продукты ему в сумку загрузила. Услышала еще и что тяжело тащить. Можно подумать, всё это я на такси вожу. Лен, но ты не переживай. Молодой, здоровый. Всё образуется. Когда? Я не знаю. Наверное, еще не пришло время.

Наверное, время еще не пришло. И с этим нужно жить. С тем, что ребенок, твой самый любимый ребенок, вот так живет самостоятельно и без тебя. И ты ему не нужна. Совсем. И может, вообще была не нужна. А вот как с этим жить? И не сойти с ума? Ну, ладно я. А наша семья? А младший брат? А все эти наши дружные семейные праздники, наши традиции? Вот 30 декабря мы всегда у бабушки. Это важно. От этого будет зависеть, как год пойдет. А на Пасху всегда у сестры. И всегда весело, и шумно, и тесно, и все счастливы.

Переломный момент произошел в день рождения мужа. Прошло чуть больше года. От бабушки мы знали, что Антон работает и жизнь у него как-то налаживается. Есть девушка, есть его музыка. Всё это время я училась жить без него. И практически у меня это стало получаться. Рана была уже не такая рваная. Просто рубец.

Сергей получил SMS-ку по телефону. Теплую и трогательную. И уже вечером Антон пришел домой. Я боялась этой встречи, я не знала, кто придет – мой до боли любимый ребенок или чужой взрослый мужчина, которого я не знаю. Пришел он – мой родной и знакомый. Я узнавала и не узнавала его. Повзрослел, возмужал, изменился. И опять, как много лет назад нашего «всегда вместе», мы встретились глазами:

– Я скучал.

– Я тоже.

– Мне было очень плохо.

– И мне. Но, главное, ты вернулся.

Антон подошел ко мне, обнял. И всё напряжение у обоих моментально отпустило. Я не буду плакать, как раньше, когда он был маленький и возвращался из поездок. А я ревела белугой от радости, что мы опять вместе. Я знаю, он вернулся совсем. С опытом жизни и со знанием, что есть семья. И как это важно. Нет, это самое важное в жизни. Мы оба сделали выводы, мы стали другими. Но мы стали лучше. И что бы в жизни ни происходило, мы никогда не потеряем глаз друг друга. Поворотный момент в нашей жизни произошел.

Или все-таки любовь?

Но женщины надеются всегда,особенно когда все безнадежно.Не обмануть их просто невозможно.Самообман —                    Их счастье                                     И беда.

– МАМА, папа, я вас очень люблю, у меня к вам серьезный разговор!

Марья Михайловна с Петром Федосеевичем даже не напряглись. Голос при этом у дочери был звонким, глаза веселыми, в общем, всё было как обычно.

Для Татьяны всё и всегда было серьезно. Родители к этому привыкли. Она у них была единственной, такой долгожданной, в ней была вся их жизнь. И что бы она ни говорила, для них всё и всегда было серьезным. Любая мелочь, любая оценка школьная или недопонимание с подружкой. Всё и всегда выносилось на семейный суд, обсуждалось и решалось вместе. Такими доверительными отношениями с дочерью Миллеры гордились. Почему так случилось, что они для этого делали? Да вроде бы ничего специально. Просто были всё время рядом, никогда дочь не отталкивали глупыми вопросами, разговорами, заведенными не вовремя. Понятное дело, не у всех взрослых хватает времени и терпения на собственного ребенка. Танюша была поздним ребенком. Наверное, потому и отношения были такими трогательно доверительными. Хотя и сложностей было много. Каждая девочка проходит тот возраст, когда мамой хочется гордиться, молодой мамой, красивой, модной. А когда во дворе школы кричат: «Танька, за тобой бабушка пришла!» – это, конечно, обидно. И Тане обидно, и Марье Михайловне.

Но что тут поделаешь, Таня родилась, когда им обоим было по сорок пять. Когда была потеряна всякая надежда. Сколько же было хожено по докторам, сколько поставлено диагнозов, принято лечений. Не вспомнить и не пересказать. А сколько пролито слез. Марье Михайловне, наверное, было где-то даже легче. Действительно, можно было поплакать на плече у мамы. А что было делать Петру Федосеевичу? Когда в который раз – и опять всё мимо. Не было долгожданной беременности у жены, не было долгожданного наследника. И это при том, что Миллер уже в сорок лет был профессором, его научные работы в области ядерной физики давно стали известны всему миру. Он был известным человеком не только на родине. Бесконечные конгрессы, симпозиумы, почет и уважение. А дома практически трагедия – нет детей.

Спасала удивительная привязанность друг к другу мужа и жены. Любовь? Сейчас это слово полощется на каждом углу, тогда об этом много не говорили. Хотя, наверное, это самая настоящая любовь и была. Проверенная временем, испытанием, общей бедой. Они умели успокоить друг друга теплым словом, взглядом, просто прикосновением руки.

Вместе заканчивали Московский университет. Только Маша училась на факультете журналистики, а Петр заканчивал физический факультет. Они сразу потянулись друг к другу, сразу поняли какое-то удивительное внутреннее родство. Маша никогда не была красавицей. Только разве что коса до пояса да застенчивая улыбка с ослепительно белыми зубами. Но Петр выбрал именно ее. Видимо, взяла она его своей скромностью и трогательной добротой. Всё начинали и строили вместе. Было сложно. Но они были вместе, и никакие трудности им были нипочем.

Видимо, своей честной жизнью, верностью друг другу заслужили они этого долгожданного ребенка. Может, Маша и молилась потихоньку, – Петр об этом не знал. Член партии, он себе такого позволить не мог. Но когда Марья Михайловна наконец забеременела, никто сначала даже не обратил на это внимания. Между собой они тему эту уже давно не обсуждали, смирились, жили для себя и уже практически счастливо, не оглядываясь на то, что в жизни их что-то не так. Странные Машины симптомы с головокружением, с тем, что подташнивает, и слабость невероятную воспринимали как перегрузку на работе. Отдыхать не ездили уже два года, Петр сдавал очередной проект, было не до этого.

В больницу Машу отвезли прямо с совещания из кабинета главного редактора. Упала в обморок. Очнулась уже в палате Кремлевской больницы. Мужу по статусу было положено. Вокруг суетились врачи.

– Марья Михайловна, не волнуйтесь. Обычное переутомление. Полежите, обследуем, витаминчики поколем, и всё у вас будет отлично.

И только вечерняя нянечка, древняя старушка, внимательно посмотрев на нее, произнесла:

– А ты ведь, дочка, беременная. Неужели не поняла до сих пор? И эти-то, дохтора (она смешно произносила слова с каким-то среднерусским акцентом), ничё разобраться не могут. Утомление! Какое утомление? Беременная ты, девка, меня слушай. А родишь ты девчонку. Маленькую, правда, но справную. Да не волнуйся ты и не плачь. Сказала же, всё у тебя хорошо будет! Ой, девка, девка, – нянечка обняла плачущую и боящуюся верить в чудо Марью, – видно, намаялась ты. Потому вы без Бога живете. Вот и мечетесь, мечетесь, по дохторам бегаете. Что они тебе сказать-то могут. Утомление. Сейчас уколы начнут ставить. У Бога просить надо было! А Он всё на свои места и сам расставил. Вот пришло время, и придет тебе ребеночек на свет.

Старая нянечка не ошиблась, в свое время в той же Кремлевской больнице Марья Михайловна родила маленькую девочку. Привез их Петр уже в квартиру в высотке на Котельнической набережной. Сказать, что Петр был разочарован рождением дочери? Нет, не то, хотя, безусловно, всю беременность говорил жене:

– Никому не верь, у нас будет только сын. Раз уж чудо свершилось, это будет чудом до конца!

Всю беременность он носил Машу на руках, не знал куда посадить, чем накормить. У них и так никогда не было крупных размолвок, они жили в полном согласии. Сейчас же теплота друг к другу просто переполняла их. Или все-таки любовь? Нет, они не любили этого слова.

А родилась все-таки девочка, маленькая, курносая, крупнолицая, вся в Машу. Когда Петр услышал новость, сначала понял, что просто всё нормально и, главное, что мама чувствует себя хорошо. Небольшой, конечно, вздох внутри случился. Но думать времени особо не было. Нужно было покупать ванночку, кроватку, пеленки, распашонки. В Москве бо-е годы. Всё найти не просто, даже имея в виду всевозможные блага и разнарядки, которыми пользовался Петр, по тем временам уже достаточно крупный ученый. Блага были все-таки для взрослых. В Совминовском ателье можно было сшить мужской костюм и заказать ондатровую шапку. Ползунков и чепчиков там не продавали. Поэтому думать особо было некогда, какого пола родился ребенок. Хорошо, помогли жены сослуживцев, которые вместе с Петром бегали по магазинам, мыли квартиру, стирали и гладили детские вещи.