Шепот тьмы - Келли Эндрю

Но Адья не упала в обморок. Ее выбросило за пределы себя, она бежала за живым трупом. Весь этот инцидент заставил Маккензи с новой силой взяться за расследование, но Делейн это только мешало спать по ночам. Все, что она могла видеть, когда закрывала глаза, – это пустоту в глазах лица, которое медленно срасталось.

Рядом с ней Колтон все еще наблюдал за суетой в фойе.

– Скажи мне правду, – сказала она, потому что ей нужно было отвлечься.

В уголках его рта заиграла улыбка.

– Я назвал бабочку Грегором.

– Грегор?

– Она заслуживает имени, – сказал он. – Это мой сосед по комнате.

– Но Грегор?

– Да.

– Это ужасное имя.

– Это твое ошибочное мнение, – сказал он, – и ты имеешь на него право. Мы с Грегором очень довольны этим решением.

– Так странно. – Во время разговора они притянулись ближе, локти соприкасались на перилах. – Расскажи мне что-нибудь еще, – попросила она. – Что-нибудь постыдное.

– Это легко. Я хранил твои погрызенные ручки в бардачке моей машины.

У нее вырвался изумленный смех.

– Не могу поверить, что ты только что признался в этом. Это ужасно жутко.

– Смелые слова от девушки, у которой в сумочке лежит мой рисунок. – Его улыбка стала острее.

Щеки Делейн запылали. Долгое время после этого она делала вид, что глубоко увлечена приливом и отливом толпы. Она остро ощущала близость Колтона – то, как его рука касалась ее каждый раз, когда один из них хоть немного двигался. В этом было что-то странно интимное – стоять бок о бок, не разговаривая. Вместе в опустевшей нише сонного музея. Когда она, наконец, бросила взгляд в его сторону, они оказались нос к носу в бледном свете дня. В холодном коричневом свете его взгляда плавал намек на конфликт. Его рот искривился в гримасе. Он выглядел так, словно готовился к удару.

– Это касается того дня на лугу. Трупа, который ты видела.

Громкий звук из горла разнесся по мраморному куполу. Они с Колтоном отпрыгнули в стороны. Маккензи стояла на вершине главной лестницы, прижимая к груди блокнот. Адья возвышалась в нескольких шагах позади нее, кровь отлила из ее щек.

– Это был Нейт Шиллер, – сказала Маккензи. Она смотрела прямо на Колтона. – Это то, что ты собирался сказать, верно? Что тело на лугу – это друг Лейн, Нейт?

Смятение охватило Делейн, как клубок паутины.

– Это невозможно.

Рядом с ней Колтон не отрицал этого. Вместо этого его ответ прозвучал ровно:

– Да.

– Что? – По венам Делейн пробежал холод.

– Кто-то нашел его сегодня утром, – сказала Маккензи. – Он был полумертвым в общественном парке в Чикаго.

– О боже. – Желудок Делейн скрутило. – Он… с ним все будет в порядке?

– Они не знают. – Маккензи не сводила глаз с Колтона. – Его положили в больницу.

– Его фотографию показали в новостях, – сказала Адья, теребя подол своего хиджаба цвета шампанского. – Лейн, это тот самый мальчик из моих видений.

– Но это не имеет никакого смысла, – возразила Делейн. – Ты сказала нам, что видела, как того мальчика разорвали на части…

– В тот же день ты встретила Нейта, – закончила за нее Маккензи. – В Святилище.

По коже Делейн пополз холодок. Она взглянула на Колтона и увидела, что он смотрит на нее, его лицо было белым.

– Колтон?

– Мне жаль, – сказал он.

– Ты знал?

– Я пытался сказать тебе.

– Что сказать? – Ее голос поднялся на несколько октав. Она чувствовала, как у нее начинается истерика. – Это не мог быть Нейт. Адья сказала, что мальчик в ее голове был мертв уже несколько недель. Нейт был в полном порядке весь семестр.

– Лейн, – сказала Адья голосом, который был обескураживающе нежным. – Мать Нейта подала заявление о пропаже человека еще в июне.

– Он пропал почти пять месяцев назад, – сказала Маккензи. – С кем бы ты ни проводила время в Святилище, это не Нейт Шиллер.

19

Колтон Прайс не ответил на звонок с первой попытки. Или со второй. Или с третьей.

Апостол стоял на кухне, перегревшись в своем халате. Слушая в темноте, как гремит чайник на плите. Единственный источник света исходил от маленького голубого свечения под конфоркой. Он смотрел в его глубины и мечтал о том времени, когда на кухне не будет пахнуть гнилью.

– Думаем ли мы, – пропел голос в темноте, – что он играет по правилам?

– Я не хочу с тобой разговаривать, – сказал Апостол, крепко держась за свою кружку. За этот вечер он уже разбил две. Первую в ярости, когда Прайс продолжал игнорировать его звонки. Вторую – в испуге, когда его постоянный призрак заговорил прямо у него над ухом. Он не хотел пытаться разбить третью. Осколки фарфора были разбросаны по широкой каменной плитке. Кружки были подарком на свадьбу, тысячу лет назад. Разбить их было все равно что нарушить обещание, данное жене.

– С кем еще ты будешь говорить, дорогой Дикки? – пропел голос. – Есть ты, есть я, есть мы.

На плите засвистел чайник. В кармане зазвонил телефон. Он вытащил его и переставил свистящий чайник на неиспользуемую конфорку, чтобы тот остыл. Где-то позади него кошмарная тварь провела пальцем по хрустальной посуде его жены, висевшей на широком буфете. Стекло звонко звякнуло, лязгнуло, загремело, словно вилка ударилась о поверхность.

– Я бы хотел, чтобы ты прекратил это, – сказал Апостол, прижимая телефон к уху.

– Я даже ничего не сделал, – пожаловался Колтон Прайс.

– Не ты. – Он переложил телефон от одного уха к другому, раздражаясь, и прижал два пальца к пульсу на шее. – Где ты был? Я всю ночь пытался с тобой связаться.

– Я был занят. – Прайс не извинился.

Апостол щипал себя за переносицу, пока не увидел пятна.

– Ты нужен мне завтра в Чикаго.

– Я не знаю, – выпятил губы Прайс.

– Ты не знаешь.

– У меня есть планы на выходные.

– Отмени их.

Пауза на другом конце была раздражающе выразительной. В это время часть стеклянной посуды его жены разбилась о пол. Наконец, Прайс сказал:

– Это как-то связано с незапланированным воскрешением Нейта Шиллера?

– Это имеет к нему самое непосредственное отношение. Полное отсутствие осмотрительности Шиллера на протяжении всего этого процесса было отвратительным.

– У меня не создается впечатления, что он по собственному желанию воскрес посреди городского парка.

Апостол решил продолжить, как будто Прайс вообще не говорил.

– Возможно, это первый наш успех. Я хочу, чтобы ты был в Чикаго, когда он очнется.

– Мне надо подумать об этом, – сказал Колтон, и Апостол едва не разбил свою третью кружку за вечер.

Сквозь стиснутые зубы он прошипел: