Шепот тьмы - Келли Эндрю

– О, – разочарованно сказала Делейн. – Хорошо.

Колтон положил монету обратно в карман.

– Это правда.

– Но это же был просто случайный факт, – возразила она. – Это не личное.

– Неужели? – Он нахмурил брови.

– Не надо быть загадочным, – сказала она. – Должно быть что-то, о чем ты можешь рассказать.

– Давай посмотрим. – Он сделал вид, что размышляет. – Вот еще – у меня аллергия на моллюсков.

– Ты не воспринимаешь это всерьез.

Его лицо озарилось глубоко оскорбленным взглядом.

– Аллергия на моллюсков – это ужасно серьезно. У меня может случиться анафилактический шок, если я просто посмотрю омару в глаза.

– Прайс.

– Хорошо. – Он провел рукой по шее. – Ты хочешь правды?

– Это все, что я хочу, – заверила она его.

– Хорошо. – Он выдохнул. – Хорошо.

– Это не обязательно должно быть целым испытанием, – сказала Делейн. – Я не буду оценивать тебя по качеству фактов.

– Ты уверена? – Он окинул ее взглядом. – Потому что кажется, что будешь.

– Просто выкладывай, Прайс.

– Я не хочу быть твоим другом, Делейн.

Мимо, шелестя крыльями, пронеслась птица. Делейн посмотрела на Колтона. Он посмотрел на нее в ответ с неопределенным упреком – как будто она приставила к его горлу нож и вырвала из него признание. Весь воздух вышел из нее на выдохе.

– О, – сказала она.

– Это эгоистично с моей стороны, – продолжил он, его голос был как мышьяк. – Все, что я сделаю, это причиню тебе боль. Я знаю это. В глубине души, я думаю, ты тоже это знаешь. Но ты продолжаешь оставаться рядом, и я не могу понять почему.

Ее сердце заколотилось в груди. Она знала, что настал ее черед что-то сказать, но голова, казалось, опустошилась до последней связной мысли. Ветер усилился, сгибая ветви старого белого дуба. В красном шелесте листьев послышался голос, низкий и надломленный.

«Malus navis».

Делейн вынырнула из-под тени Колтона, огляделась вокруг и увидела, что в небе нет ничего, кроме тополиного пуха. Дорога обратно домой сопровождалась лишь вздохами. Там никого не было. Только она и Колтон.

И еще что-то, что ждало неподалеку, журча на лугу.

– Ты слышал это?

– Что слышал? – спросил Колтон, в его голос вкралась нотка тревоги.

Скорее. Это снова было оно. На этот раз она не была уверена, был ли звук в ее голове или вне ее. Помогите мне.

– Уэнздей, – резко и настойчико сказал Колтон. – Прекрати.

Она и не заметила, как начала от него отходить, пока он не заговорил. Земля хрустела под ногами, когда она углубилась в заросли, увлекаясь этим непрекращающимся шорохом. Хрустнула ветка, заставив стрекозу взлететь. Стая черных дроздов с криком взлетела в небо. Их крики доносились издалека, словно она слышала их через стекло.

«Быстрее, – потребовал голос, чистый, как граненый хрусталь. – Не оставляй меня здесь одного».

Под ней что-то треснуло, и она испуганно отдернула ногу назад. Это была рука, пальцы окоченели. Крик застыл у нее в горле. Подавив его, она отодвинула в сторону заросли тростника. В земле лежал мальчик, лицо его было содрано. По костлявой впадине его щеки ползла жирная черная муха. Туловище выглядело так, словно его разрезали на куски, несколько белых ребер обнажились, как зубы.

Как будто что-то пыталось вырваться из него когтями.

Перед ним стояла Адья. Она выглядела такой же встревоженной, как и Делейн, на ее лицо падали солнечные лучи. Штаны были мокрыми от грязи, а ладони – в крови.

– Я снова видела его, – сказала Адья. Ее руки дрожали. – На этот раз прямо передо мной, а не в видении. Он сказал, что был мертв несколько недель, и никто не приходил. Никто не помог. И вот он нашел другой способ сшить себя обратно.

Желудок Делейн налился свинцом.

– Что это значит?

Но Адья, казалось, не слышала ее. Она смотрела на тело, ее глаза были расширены от ужаса. Между ними, из трупа начало уходить трупное окоченение. Тонкие красные нити сухожилий сплетались с костями. Образовались соцветия мягких тканей, волокнистых и белых. Палец дернулся.

– Он тащился на четвереньках. – Голос Адьи дрожал. – Я хотела помочь и пошла за ним. Выбралась из своей головы и пошла за ним прямо к вам.

По жилам Делейн поползла волна тревоги.

– В этом нет никакого смысла. Почему я?

– Что-то приближается, – ответила Адья голосом, похожим на голос из пещеры. Делейн испуганно подняла глаза и увидела, что зрачки ее соседки по комнате широко раскрылись. – Что-то с зубами.

Черты Адьи исчезли на фоне солнечной вспышки, а затем она пропала, как шелковый шарф, сорванный внезапным ветром. На том месте, где лежало тело, осталась лишь пожухлая трава и сине-зеленый овал одинокого пенни.

Где-то вдалеке Колтон звал ее по имени. Делейн не отозвалась на его призыв. Она застыла на лугу, уставившись вниз на монету, шепчущая темнота клубилась вокруг нее, подобно рыбам, пробивающимся сквозь тонкое спинное брюхо акулы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Трагическое дело Натаниэля шиллера

Когда же тело с душою

Хладная смерть разлучит, —

с тобою тень моя будет.[2]

Вергилий, «Энеида»

18

В зазеркальном мире, в зазеркальном городе, сидя на скамье из лакированного орехового дерева, Делейн Майерс-Петров засыпала. Начищенный паркет блестел до блеска, высокие стены были оклеены смелым красным дамастом, и дело было не столько в том, что она устала, сколько в том, что тусклый шум галереи погружал ее в оцепенение.

Она не спала. Уже несколько дней. Когда удавалось задремать, ей снились только кожа, разрезанная с хирургической точностью, да ребра, вырванные, как медная проволока. И голос Адьи в темноте: «Что-то приближается. Что-то с зубами».

Стояла середина октября, улицы другого Бостона были темными и бесцветными, мощеные тротуары покрыты полузамерзшими лужами. На третьем этаже музея, спрятанном в глубине, царило приятное масляное тепло. Стены украшали позолоченные рамы, сверкавшие под решетчатыми светильниками, картины старых мастеров разделяли взмывающие ввысь гобеленовые колонны. Это было бы не самое худшее место для жизни, если бы только ее не мучили воспоминания о луге.

Делейн положила карандаш в блокнот на колени и вытянула сведенные судорогой пальцы, кожа которых посеребрилась от свинца. Перед ней висела картина Николя Пуссена «Марс и Венера», бог и богиня, написанные в насыщенных оттенках красного, толстые херувимы с ямочками, собравшиеся рядом.

Она работала над своим первым заданием в мире чуть больше недели, и пока ей удалось выяснить лишь то, что этот Пуссен выглядел точно так же, как Пуссен, висевший дома, в Бостоне, в такой же