Шепот тьмы - Келли Эндрю

В ответ он получил упрямое молчание и сверкающий черный взгляд. Он на мгновение погрузился в спокойствие, зная, что оно будет недолгим.

– Пеший турист нашел Костопулоса на дне ямы. В официальном полицейском отчете говорится, что он упал, но мой источник в офисе патологоанатома утверждает иное. Мне сказали, что он выглядел так, будто его разжевали, а потом выплюнули, – факт, о котором ты мог бы знать, если бы не был слишком занят, чтобы ответить хоть на один мой звонок.

Когда Прайс ничего не ответил, Апостол потянулся в задний карман и достал свернутую папку, которую принес из машины.

Смочив слюной большой палец, он демонстративно пролистал несколько листов с примечаниями, которые Микер необъяснимым образом набрал шрифтом Comic Sans.

– Последние несколько недель у меня было особое задание для Марка. Ты же знаешь, каким он становится неугомонным, если его нечем занять.

Прайс, как и ожидалось, продолжал держать язык за зубами.

– Знаешь ли ты, – начал Апостол, чувствуя излишнее торжество по поводу этой маленькой победы, – что у Делейн Майерс-Петров есть старый семейный кот по имени Петри?

Никакого ответа не последовало, кроме доносившегося издалека воя сирены скорой помощи, которая то появлялась, то исчезала. Когда он поднял взгляд от своих записей, то обнаружил, что все следы вечной ухмылки стерты с губ Прайса. За плечом Апостола виднелось лицо, гротескное и впалое, с широкой, озорной ухмылкой.

– Марк сделал здесь небольшую заметку для себя, – продолжил он, стараясь не смотреть прямо на нее. – Он написал «любит консервированного тунца». Похоже, он заслужил доверие любимца семьи Майерс-Петров. Тебя это заставляет нервничать, не так ли? Марк время от времени может быть немного вспыльчивым.

И снова Прайс промолчал.

– Давай посмотрим, что еще. – Апостол перелистнул на следующую страницу. – Она сортирует свои книги в алфавитном порядке по авторам. Предпочитает утренний душ вечернему. Выбирает скромное нижнее белье, ничего с кружевами и оборками. – Он снова взглянул на Прайса и увидел, что лицо мальчика в темноте побледнело. Покопавшись во внутренних карманах пальто, он извлек измятую шерстяную шапочку и подбросил ее в воздух, как фрисби. – Что ни говори об этом парне, но Марк Микер неумолимо аккуратен.

На асфальт между ними приземлился берет Майерс-Петров. Прайс шумно вздохнул.

– Дело в том, – сказал Апостол с удовлетворением, проникающим в его душу, – меня не интересуют ни ее привычки спать, ни ее домашние животные, ни ее нижнее белье. Знаешь, что меня интересует? То, что почти каждый вечер Микер следовал за ней от кампуса Годбоула до станции Парк-Стрит. Может, угадаешь, куда она направилась дальше?

Прайс по-прежнему молчал. Апостол сжимал костяной осколок, стиснув зубы от напряжения. Глаза Прайса перед ним были плотно закрыты. Его руки сжались в кулаки по бокам.

– Говори, – приказал Апостол. – Я презираю однобокие разговоры.

– Оставь ее в покое. – В голосе Прайса не было и тени улыбки – ни проблеска смеха, ни капли высокомерия. Только холодная просьба, облеченная в форму приказа. Апостол должен был прийти в восторг, увидев, как тщеславный Прайс был сбит с ног. Но вместо этого черные глаза открылись, и он почувствовал, как его до костей пробирает холод от непоколебимого пристального взгляда мальчика.

– Даже не будешь ничего отрицать?

– Что отрицать? – Прайс стоял, не двигаясь, воздух вокруг него был неспокоен.

– Что ты преследуешь студентку? Мне кажется, это совершенно ясно. – Апостол был не из тех, кто впадает в ярость, не из тех, кто рвет на себе одежду или скрежещет зубами, когда становится тяжко. Его жена, лишенная эмоций, позвонила ему однажды во время ссоры. Ее глаза были украшены слезами, лицо перекошено от обиды. Его отвратили красные пятна на ее щеках, уродливая манера ее рта кривиться, когда она была расстроена. Он всегда считал, что рыдания – это пустая трата времени.

– На тебя возлагались особые надежды, – сказал он. – Ты даже не попытался оправдать их. Мне напомнить о том, в каком вы положении, мистер Прайс?

– Ну, да, пожалуй.

В темноте его одиозное привидение издало ломкий смешок. В кои-то веки этот звук оживил его, а не испугал. Согрел, а не бросил в дрожь. В этот миг он увидел себя кем-то вроде современного Авраама, готового вонзить нож в маленького, плачущего Исаака, чтобы удовлетворить своего бога. Прерывистое эхо смеха существа повисло в воздухе. Это напомнило ему, что он был человеком, который делал все, что требовалось, – принимал трудные решения, когда того требовало положение.

Сейчас, как он полагал, был именно такой момент.

Он позволил себе единственную сочувственную улыбку.

– Ты ведешь себя как князь, но ты всего лишь марионетка. Деревянная кукла, отчаянно пытающаяся убедить всех, что она настоящая. Но мы с тобой знаем правду, не так ли? Ты ни черта не можешь сделать, если кто-то не дергает тебя за ниточки.

Прайс подпер плечом металлическую панель кроваво-красного блока.

– Есть ли смысл в этой речи, или вы планируете говорить до тех пор, пока не придут все первокурсники?

– Как всегда, очаровательно. – Апостол свернул папку и засунул ее обратно в карман.

На востоке первые лучи дневного света пробивались к горизонту.

– Я не буду тебе приказывать, – сказал он. – Ты умный мальчик. И следующее решение ты примешь самостоятельно. Порви связи с девчонкой Майерс-Петров, или я позабочусь о том, чтобы ее смерть наступила от твоих рук.

17

Делейн не была готова пройти через прореху в небе.

Она собиралась бросить учебу.

Она собиралась собрать свои вещи.

Она собиралась вернуться домой, отключить телефон и проспать год.

Все остальные покидали и возвращались, один за другим, с трепетом переступали порог и возвращались с ясными глазами, кровь отступала от их лиц.

И вот Делейн стоит на подходе. Она боялась идти домой одна. Боялась ездить на скейтборде. Ее парализовала темнота. Ей нечего было показать, кроме посредственных оценок и пары неработающих ушей.

Последняя из первокурсников, она стояла посреди открытого пространства «Ронсона» и мечтала о способности превращаться в невидимку. Она чувствовала себя, как крестьянин из сказки о новом платье короля, словно все остальные видели что-то экстравагантное, и лишь она видела голое небо. Впереди нее был пустой гараж, в котором не было ничего, кроме воздуха.

По левую сторону Уайтхолл наблюдал за ней из-за планшета. Он выглядел таким же растрепанным, как обычно, в своем безразмерном твиде и очках из бутылки колы, закрученные усы были сдвинуты к центру.

Он мягко сказал:

– На вас никто не давит, мисс Майерс-Петров. Здесь нет правильного или