Воспоминания и мысли - Жозефина Батлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великий немецкий историк Нибур, друг Либера, был человек дела. Он был одарен практическим умом. Часть жизни он провел в Англии, где занимался разными делами по поручению своего правительства. В то время вышло в свет его сочинение: «Внутренняя администрация Великобритании». Нибур надеялся привести своими идеями власти своей страны к решению реорганизовать государство на лучших началах. В этом сочинении между прочим сказано: «Английская свобода находится в местных самоуправлениях в такой же мере, как и в самом Парламенте».
Всё же тирания старается проникнуть всюду, какова бы ни была форма правления. Современные события вполне подтверждают это. Под именем демократии или республики могут прекрасно процветать традиции испорченной олигархии, традиции военного деспотизма с крайней централизацией. На это даже не обратят особенного внимания, тем более что страна, где внедрился подобный яд, населена людьми простыми, доверчивыми, с пастушескими нравами, все их желания сводятся к тому, чтобы спокойно обрабатывать землю, заниматься охотой и мирно пользоваться плодами своих трудов.
Какой-то греческий мудрец сказал, что самая сильная олигархия та, которая имеет демократическую основу. Уважаемое имя Республики может быть так же забрызгано грязью, как и всякая другая форма правления. Простые имена имеют в известное время способность обманывать и вводить в заблуждение не только отдельных личностей, но даже целые нации. В настоящее время необходимо более чем когда-либо остерегаться выводов, которые определяются смыслом какого-нибудь выражения. Сплошь и рядом выражение какое-нибудь имеет с давних пор одно неизменное значение, оно, так сказать, кристаллизировалось, на деле оно может означать совершенно противоположное тому, что оно означало раньше, когда понятие только что возникло. Случается, что значение слов и выражений меняется с неменьшей быстротой, чем значение географических карт, показывающих более или менее быстрое группирование населения на земном шаре.
Англия и Франция имеют преимущество в том, что обе обладают «Декларацией принципов», признанных всеми. По этой «Декларации» всякая революционная или реакционная попытка может быть судима. Бессмертная Декларация прав человека, объявленная во Франции после Революции 1789 г., совершенно сходна в своем основании и в подробностях с нашими английскими хартиями, хотя декларация появилась на несколько столетий позже. Вот то общее, что связывает эти две нации, столь различные во многих отношениях. И для каждой из них декларация составляет большую силу, так как они могут всегда обратиться к этим принципам, руководящим национальной жизнью; правила и поучения, заключающиеся в них, не могут безнаказанно быть нарушены какими-нибудь порочными министрами или тщеславными политиками.
Когда у народа нет гарантии в лице декларации, тогда не имеет значения название, которое правительство дало себе. Оно рискует подпасть под тираническое и деморализующее влияние какой-нибудь отдельной личности, группы богатых людей или военной диктатуры. Тогда, видя себя одураченным, оскорбленным и понимая, что такое положение вещей недопустимо, народ в конце концов видит, что ему недостает Великой Хартии, или Декларации прав, торжественно признанной всеми, к защите которой всегда можно обратиться.
Я нахожу, что в наше время придают слишком много значения названиям, которыми именуются различные правительства Европы и всего мира. Существенное значение имеют единственно только принципы, на которых основана внешняя форма правительства, и о каждой нации можно судить по тому, соблюдает ли она эти принципы, или нет. (Storm Bell. April 1900).
Вильям Ллойд Гаррисон
Имею ли я право считать Вильяма Гаррисона в числе моих соратников? Он настолько опередил меня в исполнении задачи своей жизни; окончив свои громадный труд, достигнув цели, он покинул наш мир в то время, когда мы едва только стали делать первые шаги, только открыли боевой огонь.
Как бы то ни было, мы встретились. Задолго до моего личного знакомства с Гаррисоном меня вдохновлял его пример, так как с ранней молодости я следила за великим движением в пользу уничтожения невольничества; Гаррисон же был душой движения и вождем его. Уничтожение невольничества составляет страницу в истории, о которой, к сожалению, почти забыли; впрочем, только по эту сторону Атлантического океана побледнело воспоминание о таком великом событии. Даже самое имя того, кто был действительно героем движения, почти неизвестно современному поколению. А между тем как прекрасно, как удивительно совершенное им дело! Подумать только: освободить четыре миллиона черных невольников! Достигнуть этого можно было благодаря непоколебимой твердости этого необыкновенного человека! Первые шаги были трудны и несмелы, как всегда бывает в великих делах, составляющих эпоху в жизни человечества. Гаррисон должен был сам печатать и доставлять свою газету «Le Libérateur» («Освободитель»), которая обессмертила его имя.
In а small chamber, friendless and unseen,Toiled o’er his types one poor unlearned young man,The place was dark, unfurnished and mean,Jet there the freedom of a race began.В маленькой комнатке бедный молодой человек одинокий и неизвестный, малосведущий, трудолюбиво склоняется над типографскими шрифтами. В комнате темно, неуютно; обнаженные стены и убогая обстановка, а между тем там родилась свобода целой расы.
В моей простой и краткой заметке я хочу всё же поделиться чрезвычайно дорогим для меня воспоминанием о тех немногих словах, с которыми он обратился к нам, а также хочу упомянуть о его письмах.
В 1871 г., то есть два года после опубликования нашего манифеста, Гаррисон послал письмо в газету «New-York Tribune», в котором после краткого изложения законоположения, приводимого нами в манифесте, он пишет следующее:
«Национальные и местные общества работают в пользу отмены этих законов с энергией и рвением, напоминающими борьбу против невольничества в Британских колониях и борьбу против закона о ввозе хлеба. Английские женщины стали во главе движения. Они и раньше поступали так, если приходилось отстаивать правое дело, и их ничуть не трогала клевета, направленная против них со всех сторон. Я желаю выразить публично этим женщинам свое уважение и сожалею, что не могу найти достаточно подходящих слов для выражения моего восторга перед их силой духа, смелостью и умом; все это ясно видно в их манифесте. Я также восторгаюсь стойкостью и спокойствием, с какими они встречают самые гнусные вызовы. Эти смелые женщины будут способствовать тому, что время наше надолго остается в памяти людей, а потому они вполне заслуживают признательность всего человечества. Если бы они имели представительство в парламенте, то такой ужасный закон не был бы даже предложен. Давно уж во всех странах женщины находятся в зависимости от мужчин. Они лишены всех, самых естественных прав, с ними обращаются как с существами низшими и подвергают их всевозможным стеснениям, основанным на законах. Твердое и бесповоротное решение аболиционисток – не идти ни на какие компромиссы. Правительство предупреждено, что возбуждение, достигшее уже очень больших размеров,