Воспоминания и мысли - Жозефина Батлер

В числе тех, которых называют «погибшими женщинами», мне приходилось встречать замечательных работниц в деле спасения своих сестер. Они далеко превосходили многих, считающихся истинными христианками и никогда не уклонявшихся от прямого пути. У многих из этих несчастных женщин преданность делу, горячее желание помочь и стремление жертвовать собой доходили до высокой степени, что возбуждало в нас всегда искренний восторг. Ими руководил опыт собственной жизни, и, принимая на себя такую священную обязанность, они подымаются на необыкновенную высоту, или, вернее, опускаются в своем смирении, в своем отречении на глубину, которая близка к святости.

«Мы несчастные, – говорила мне одна из них, – мы дурно поступали, а потому мало на что годимся, но мы можем по крайней мере помогать вам в том, чтобы извлечь из грязи хоть нескольких из наших несчастных сестер». И действительно им удалось извлечь из грязи потерянные алмазы, которые люди попирали ногами, эти самоотверженные женщины искали всюду – в соре, в отбросах и извлекали сокровища. Когда сокровища были очищены, то засияли, «как звезды, которые светят вечно».

Как-то после одного из моих посещений дома терпимости я встретила у выхода содержательницу этого заведения. Она остановила меня и сказала: «Извините, сударыня, у меня есть к вам просьба. Здесь есть одна молодая девушка, не могли ли бы взять ее к себе или найти ей место? Она не создана для такой жизни и никогда не примирится с ней. Бедняжка постоянно плачет, и мне кажется, что она умрет от горя. Это несчастное создание. Если бы она могла покинуть мой дом».

Не первый раз уже я видела точно остатки материнского чувства даже в содержательнице притона. «У вас как будто есть доброе чувство к вашим питомицам, – сказала я ей, – как можете вы продолжать ваше дело?» – «Что же делать, сударыня, я делаю что могу для этих несчастных девушек; все это, конечно, грустно, но… ведь это необходимость, так говорят все мужчины, которые посещают мой дом».

Во время нашего пребывания в Ливерпуле, я посещала иногда городскую больницу – огромное здание, мрачное и тоскливое. В большой палате поставлены в два ряда кровати, занимаемые совсем молоденькими девушками; одна кровать, занимаемая какой-нибудь больной постарше, стоит отдельно. Как-то я пришла туда. По обыкновению я прочла несколько текстов из Евангелия, а затем обратилась со словами утешения к тем, кто хотел меня слушать. Чтобы выйти из палаты, мне надо было пройти мимо кровати одной больной, которой уж немного оставалось жить. Тело ее было истощено ужасной болезнью, а лицо выражало полное отчаянье. У меня составилось о ней ложное мнение, мне казалось, что она, должно быть, очень черствая и ожесточенная. Я хотела пройти мимо не останавливаясь, как вдруг больная протянула руку и схватила меня за платье. Я должна была приблизиться к ней, хотя, признаюсь, в ней было много отталкивающего. Она была страшно обезображена болезнью. Прошлое ее было ужасно. Она погубила много молодых жизней, притесняла и даже тиранила тех девушек, которыми торговала для своей же выгоды. Ей было на вид лет пятьдесят, и большую часть своей жизни она провела на счет несчастных, одиноких сестер своих. Много преступлений лежало на ее совести… Она прошептала, или, вернее, прохрипела: «Скажите, о, скажите, для меня уж нет больше надежды? Я могла бы теперь вынести всё, всё самое ужасное, но, прошу вас, скажите, есть ли еще хоть малейшая надежда для меня?» Нечего говорить о том, каков был мой ответ. Может быть, слезы сказали больше, чем слова. «Придите ко мне все вы, которые на краю мира!» – «Да, обратите ваш взор на Него, не отрывайте от Него ваших глаз до последнего вздоха. О да, и для вас есть надежда!»

С уст ее сорвался вздох, походивший более на стон, и я услышала: «Спаси меня, Бог мой!»

Я оставила ее. Через несколько часов она умерла.

Что удивительного в том, что эти воспоминания преследуют меня по ночам. Горячая молитва поднимается из глубины сердца моего к Богу любви и милосердия, чтобы у наших апостолов, проповедующих «чистоту жизни», заговорила совесть, и пусть голос ее будет настолько громким, чтобы услышали они его и употребили бы все силы свои на освобождение несчастных невольниц. Найдите же способ, разбейте цепи, снимите оковы! Если же люди эти считают себя неспособными исполнить такую высокую задачу, если они не призваны к этому, то обращаюсь к Тебе, Господь, прошу Тебя, воздвигни рать бойцов из смиренных, бедных, неизвестных, из тех, которым занятия «благотворительными делами» не помешают поднимать раненых и уносить мертвых. Пошли, Господь, силы бойцам, пусть сражаются в этой священной войне с мужеством непоколебимым, пусть жертвуют своей жизнью, своими силами, всем самым дорогим!

Мне, конечно, возразят: «Дело спасения такое трудное, оно несет с собой столько разочарований и так легко впасть в отчаяние! Гораздо лучше влиять на общественное мнение, воспитывать молодежь в духе справедливости и чистоты, стараться поднять нравственные понятия у мужчин; надо убить зло в корне, бороться с причинами проституции. Дело, предлагаемое вами, принадлежит амбулаториям, потому что надо поднимать раненых, лечить их, делать перевязки. Не лучше ли уничтожить самую войну, рождающую страдания и ужасы и требующую амбулаторной работы?

Всё это так, и я не раз становилась на эту точку зрения и защищала подобный взгляд. Но пока война еще в самом разгаре, имеем ли мы право бросать раненых и мертвых на поле битвы? Я спрашиваю вас во имя милосердия, возможно ли это?

Надо делать одно, но нельзя пренебрегать другим.

Во всяком случае женщины должны быть солидарны. Уровень общественного мнения относительно равноправия полов не может подняться на надлежащую высоту, пока будет существовать систематическое официальное узаконенное унижение одной категории женщин.

«Помните о тех, кто томится в оковах, как если вы сами были бы в оковах».

Если даже у нас нет сострадания, которое заставило бы почувствовать тяжесть цепей, в которых томятся наши сестры, то мы не можем отрицать солидарности, связывающей всех женщин между собой. Пока будут рабыни между нами, мы сами не будем вполне свободны; в наших стремлениях занять подобающее нам положение и приобрести влияние, на что мы имеем полное право, нас всегда будет тормозить этот груз, это страшное проклятие. (Отрывок из Storm Bell).

Люди ближайшего будущего

Известный испанский государственный деятель сеньор Эмилио Кастеляр[7] издал лет тридцать тому назад манифест, в котором изложил принципы республиканства, как он его понимал. По его убеждению, демократия не может осуществить никаких прочных реформ и достичь действительного прогресса, если не будет уважать и охранять