Клуб смертельных развлечений - Фридрих Незнанский

Петр Афанасьевич пощупал спрятанный в сумке нож. Потом не спеша надел на правую руку перчатку. Что ж: сейчас или никогда.

Он обогнул угол гаража, за который завернули «влюбленные». Тенью скользнул вдоль металлической стены. Большой кухонный нож перекочевал в его руку.

Зонтик стоял спиной к нему и сладко «охал». Его подруга стояла перед ним на коленях, припав лицом к низу живота. Увлеченные своим делом, они не заметили приблизившегося к ним полненького и низкорослого бомжика.

Проститутка все же в последний момент увидела надвинувшуюся тень, вскинула глаза. Вероятно, заметил ее движение и Зонтик, потому как резко дернул назад головой. Петр Афанасьевич не стал ждать. Шумно выдохнул и ударил его в область печени. Затем, для надежности, еще раз, под левую лопатку.

Девица вытаращила глаза, продолжая удерживать своего приятеля в вертикальном положении. А потемневшее лезвие уже безжалостно метнулось к ней…

Сержант мытищинской милиции Игорь Хохлов, закончив дежурство, возвращался домой. Выпив бокал пива в привокзальной палатке, он уже намеревался сесть в маршрутку, но настойчивые позывы природы подсказали, что с этим лучше повременить. Ближайший туалет оказался закрыт на ремонт. И Игорю ничего больше не оставалось, как, наплевав на этикет и правила общественного поведения, найти для отправления малой нужды подходящее место. Металлические гаражи, находившиеся неподалеку, вполне подходили для этого. И он, не раздумывая, поспешил к ним. Обойдя ближайший, он уже потянулся к ремню, отыскивая на ходу удобное место, как вдруг руки его застыли в сантиметре от застежки, а челюсть медленно, но упорно поползла вниз.

На пятачке между бетонным забором автопарка и стеной гаражей лежали два трупа. Лежали в очень неприличных позах: мужчина с расстегнутыми штанами, а женщина, скрючившись, под ним. По виду — оба бомжи или из местных нищих. Спина мужчины в запекшейся крови. Горло женщины словно обернуто бурым шарфом. Хохлова едва не вырвало. Про то, зачем он сюда зашел, он уже не думал. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он со всех ног бросился к ближайшему телефону.

Глава 6

На свободу — с чистой совестью и головной болью

Итак, целых два дня прошло без ощутимых новостей. На третьи сутки Гордеева разбудил звонок. Дверной. А ему снился странный сон, и было интересно, чем все закончится. Ему снилась рыба, выброшенная на берег. Она молча открывала рот, словно силясь что-то сказать. Не то судак, не то толстолобик. Гордеев пытался по ее движениям угадать слова, и выходило, что судак или толстолобик хочет нанять его для защиты своих интересов. Речь шла о матримониальных планах судака или толстолобика. Он, с одной стороны, хотел жениться, с другой — не был уверен, что его избранница — та, за кого себя выдает. Судак или толстолобик даже хотел было пару раз показать Гордееву фотографию(?!) своей суженой, но хронически не успевал, потому как набегавшая и отбегавшая время от времени волна переносила его с места на место, и Гордеев бегал за ним по берегу, так сказать, в поисках информации.

И вот на этом месте Гордеева разбудил звонок. Он ошалело завертел головой. Взгляд наткнулся на циферблат будильника: 4.55. Потом он механически посмотрел в окно. За окном, разумеется, еще была тьма кромешная. Звонок между тем не умолкал, то есть это был не сон и не ошибка. Юрий Петрович, кряхтя и чертыхаясь, поплелся к двери. Не успел он прильнуть к дверному глазку, как хорошо знакомый голос гаркнул:

— Ну открывай уже, тунеядец!

Грязнов-старший. В пять утра. Рехнуться можно.

Адвокат вздохнул и щелкнул замком, впуская раннего или, напротив, слишком позднего гостя. Хотя, признаться, он дорого дал бы сейчас за то, чтобы вместе с начальником МУРа к нему запросто вломился один знакомый следователь Генпрокуратуры, и тогда оказалось бы, что весь этот кошмар только причудился.

Но нет. Все было наяву, и, значит, Турецкий сидел в тюрьме.

А Грязнов был хмур и трезв как стеклышко, зато карман его кожаной куртки, знавшей и лучшие времена, заметно оттопыривался. Дорогая итальянская куртка сидела как влитая, потому что была подарком Дениса, который знал толк в хороших шмотках. (Он купил ее дяде за глаза во время приснопамятной командировки на Апеннины. Посетив вместе с Турецким всего лишь крохотный курортный городок Лигнано Пинета, они тогда навели шороху на всю Италию).[7] Но с тех пор как Вячеслав Иванович надел замечательную куртку в первый раз, прошло немало времени, куртка несколько пообтерлась, и сейчас он выглядел в ней более чем демократично. Вячеслав Иванович это хорошо знал и обожал являться в таком виде на прием к своему министру. Министр тоже этот финт давно выучил и регулярно просил секретаршу подержать доблестного начальника МУРа в приемной подольше и вдоволь попоить горячим чаем, авось упрямый генерал разоблачится, однако Грязнов упрямо пил чай, а куртку и не думал снимать. Все это повторялось из раза в раз, и только с наступлением уже откровенной жары куртка отправлялась на вешалку, но сейчас, в конце апреля, еще, очевидно, был не сезон. Словом, куртка, как и сам ее хозяин, обросла легендами.

— Лимон режь, — коротко распорядился Вячеслав Иванович и шагнул на кухню.

Гордеев хорошо знал, что спорить бесполезно. Он только зашел в ванную, постоял под душем пару минут, потом вспомнил, что неплохо бы что-нибудь надеть, и нацепил домашние джинсы. После чего достал из холодильника не только лимон, но и половинку ананаса.

— Ничего себе живут скромные адвокаты, — оценил начальник МУРа. — Только не свисти, господин Плевако, что это гонорар благодарного клиента.

— Пока что вроде ему меня не за что благодарить.

— Как сказать, — неопределенно обронил Грязнов.

— То есть? — замер Гордеев с ножом в руке.

— Ну… я в широком смысле слова. В конце концов, ты — квалифицированный адвокат, господин Кони, да и помогают тебе в этом деле не последние люди, так что у Сашки много шансов, что все благополучно закончится.

— А-а, — разочарованно протянул Гордеев и принялся строгать лимон. По этой части он был непревзойденный специалист: резал дольки быстро, стремительными жесткими ударами, вовремя убирая пальцы, так что на это страшно было смотреть, но смотреть все же хотелось.

Грязнов разлил коньяк. Они молча подняли рюмки, Гордеев сделал было движение навстречу, но Грязнов сказал:

— Чокнемся, когда Турецкий выйдет. — И вылил содержимое рюмки себе в рот.

Гордеев вздохнул и последовал его примеру. Минуту подумал и двинулся к плите. Грязнов проводил его недовольным взглядом.

— Надо кофе сварить, — объяснил адвокат. — А то я, вместо того чтобы проснуться, сейчас еще больше сомлею, и будете тут сами пировать, Вячеслав Иванович.

— Ну тебе виднее, как свой нежный организм в действие привести.

— В действие? А зачем мне его в такое время — в действие?

— Какое «такое» время, ты что, разве сова? Утро на дворе.

Гордеев с сомнением посмотрел в окно: темно было по-прежнему.

— На плиту смотри, — порекомендовал Вячеслав Иванович. — И знаешь что?

— Что?

— Вари на меня тоже кофе.

— Сразу нужно было сказать, я бы взял турку побольше, теперь хватит только на две маленькие чашечки, а с маленькой я не взбодрюсь…

— Да не ворчи ты, как старый дед! Лучше присядь и выпьем.

— Нет уж, Вячеслав Иванович, что-то одно — или кофе варить, или коньяк пить. И вообще, какого черта надо пить в такое время, я что-то не пойму?

— Между прочим, сегодня суббота, государство мне предоставляет законный выходной день — за ударный труд. А тебе жениться надо, — неожиданно добавил Грязнов, между прочим, еще более закоренелый холостяк. — Тогда не будешь между плитой и столом разрываться. Готов кофе? Давай его сюда.

— Сговорились вы все, что ли, — пробурчал Гордеев.

— В смысле?

— Да вот Ирина Турецкая мне тоже на тяготы холостяцкой жизни все намекала. — А еще Гордеев вспомнил свой сон про судака (или толстолобика), вознамерившегося жениться.

— А-а, — протянул Грязнов, поднимая очередную рюмку. — Ну, храни нас бог, как говорится, в сухом прохладном месте…

Гордеев залпом выпил и коньяк, и вслед за ним чашку кофе и сидел, уже несколько обалдевший, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были еще те. Может, он все еще спит? Увы, увы… Нет, но какого лешего Грязнов приперся, а?!

— Нет, но какого лешего… — механически сказал он было вслух, повторяя свою мысль.

— Правильно, Юра, вот и я говорю, — подхватил Вячеслав Иванович, — ну не придурки ли?

— Вы это о чем? — опешил Гордеев.

— Да все о том же, об этих придурках! Вот остолопы, а? Вот деревенщины, ну?

— Вячеслав Иванович! — завопил несчастный адвокат. — Что вам от меня нужно?!

— Что ты кричишь? — удивился Грязнов. — Соседей разбудишь. Нехорошо.