Подарок к рождеству - Вайолетт Лайонз

 — Ты тоже разденься, — пробормотала она и чуточку сдвинула брови, когда он опустился около нее на ковер почти в полном одеянии.

 — Обязательно, — прошептал Ник и, улыб­нувшись, поцеловал ее в щеку.

 Через секунду в сторону полетела его ру­башка, а вслед за ней и остальные части муж­ского туалета. Расправившись с одеждой, он по­вернул истомленную желанием Абигейл на бок, притянул к себе и стал жадно целовать ее отвердевшие соски, лихорадочно сжимать на­бухшие груди, гладить живот, бедра...

 — Теперь тебе лучше? — как сквозь сон, ус­лышала она его хрипловатый голос.

 — О да, и намного! — с придыханием про­шептала Абигейл. — А теперь...

 Однако она мгновенно осеклась, почувство­вав, как по ее животу вдруг пополз вверх горя­чий, упругий стебель. Фиалковые глаза, казав­шиеся в отсветах камина аметистовыми, тот­час вспыхнули, и смело встретились с голубы­ми глазами мужчины. Но еще смелее оказались женские пальцы: они скользнули вниз по его груди, миновали пупок, коснулись живота — и нежно обвили твердый и внушительный сим­вол мужской силы.

 Тело Ника дернулось, как от удара электри­ческого тока. Из горла вырвался хриплый стон. Он повернул Абигейл на спину и, опираясь на руки, распростерся над ней во всю длину ее соблазнительного тела. Пока он выполнял эти несложные действия, она успела пошире раздвинуть под ним ноги, и рукой направить его вздыбившийся жезл в свою, с готовностью рас­пахнувшуюся, влажную расщелину.

 Когда Ник начал медленно, сдерживая не­терпение, входить в нее, их взгляды скрести­лись, и оба увидели в глазах друг друга дикое желание, неуправляемую страсть и бесконечную нежность.

— Не этого ли ты хотела, Абигейл? — услы­шала она над ухом его прерывистый шепот. — Не этого ли ты...

— О да! Я всегда... — Не переставая гово­рить, она делала плавные и тоже нетерпели­вые движения низом живота навстречу муж­чине, чтобы облегчить и ускорить его спуск в долину любви. — Я всегда хотела этого... Всегда.

Через секунду, когда он проник в нее пол­ностью, женщина тихонько вскрикнула, об­хватила его за плечи и с силой потянула на себя. Они сразу и без труда вошли в самый древ­ний ритм человечества. Их встречные движе­ния были отточенными и слаженными, будто оба знали и любили друг друга не один год. Вскоре эти движения стали походить на размеренные не­жные удары, которые наносились сверху вниз и снизу вверх все быстрее и быстрее и становились все резче, грубее, неистовее...

И он, и она ничего больше не произносили, ничего не говорили друг другу. Потому что слова были уже не нужны. Потому что на смену им пришли другие звуки, и они в этот миг были понятнее любых слов. Влажные звуки поцелуев, прерывистое дыхание, гортанные рыки и сто­ны, усиливающийся схлест тел и бесстыдные, хлюпающие шлепки... Это были звуки любви, из которых во все времена рождалась самая слад­кая, самая неумирающая музыка на земле.

Прошло еще несколько мгновений, и Аби­гейл внезапно почувствовала, будто где-то глу­боко внутри нее вспыхнуло пламя, и тотчас нестерпимый жар стал стремительно растекать­ся по всему телу, заполнять все его клетки.

В этот же миг обжигающий жар почувство­вал и ее неутомимый любовник.

Прошла еще секунда, вторая, и вдруг ог­ромная, горячая волна резко взметнула обоих вверх, закружила, завертела, понесла куда-то... Словно в безумной ярости он откинул назад голову, заскрежетал зубами и зычно застонал, а она громко вскрикнула, все ее тело конвуль­сивно задергалось, и темно-каштановые воло­сы буйно разметались по ковру, на котором продолжали отплясывать свой таинственный танец отсветы огня, пылавшего в камине...

Потом она свернулась клубочком у него под боком и долго лежала не двигаясь, не в состо­янии что-либо сказать или о чем-нибудь поду­мать. Ник тоже чувствовал себя так, будто впал в прострацию — настолько сильным было пе­режитое ими потрясение.

Спустя несколько минут Абигейл задрема­ла и вскоре крепко заснула. А еще через неко­торое время он заметил, что она вся дрожит. Тихонько тронув ее за плечо, Ник прошептал:

— Абигейл, девочка моя, проснись. Ты за­мерзла. Я слишком долго держал... терзал, лю­бил тебя почти на голом полу. Какой же я бол­ван! Прости, милая. У меня совсем вылетело из головы, что ты ведь еще даже не оправилась как следует после болезни... Так что я сейчас же перенесу тебя на кровать.

Но она не слышала его слов, продолжая спать как убитая. Ник осторожно поднял ее на руки и, прикрыв одеялом, понес наверх в спальню. И пока он поднимался по лестнице и тревожно думал о том, что лежавшая у него на руках женщина была, возможно, еще не со­всем здорова, его инстинкт здорового, силь­ного мужчины не переставал напоминать о себе: «Эта женщина только что пылала под тобой на ковре жарче, чем огонь в камине. Она перевер­нула все в тебе. И сегодня ночью ты не должен оставлять ее одну в постели. Кровать выдержит твой натиск с таким же успехом, с каким вы­держал ковер».

Ник проснулся с довольной, широкой улыб­кой на лице. Он улыбнулся после того, как на­ткнулся рукой на теплое, мягкое тело женщи­ны, пригревшейся на боку за его спиной.

Абигейл! Даже одно ее имя звучало в его сер­дце как песня. Эхо этой песни отдавалось в моз­гу, вносило сладостную сумятицу в мысли, бу­доражило самые чувствительные части тела.

— Абигейл, — вполголоса пробормотал он и тихонько дотронулся до ее плеча.

Но он не успел дождаться реакции Абигейл, потому что в следующую секунду все его вни­мание переключилось на какой-то странный, неожиданный звук. Вернее, это был шум, ко­торого он уже давненько не слышал. Прислу­шавшись, Ник понял, что за окном шумел дождь. А когда мельком глянул в щелку между задернутыми шторами, увидел, что дождевые струи летели к земле вместе с лохматыми хло­пьями снега.

 Крупные, тяжелые капли размеренно бара­банили по крыше, и их громкий стук, бесце­ремонно нарушивший безмолвие последних дней после снежной бури, удручающе действо­вал на нервы.

 Собрав свою одежду, он сунул босые ноги в шлепанцы и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Абигейл, осторожно вышел из спаль­ни, спустился по лестнице на первый этаж, и надел рубашку и брюки.

 Когда хозяин коттеджа распахнул наружную дверь, перед его глазами предстала картина, которую он никак не ожидал увидеть в это утро. Ослепительно белые сугробы исчезли, и на их месте образовались грязные, пенящиеся лужи, в которых кое-где торчали зеленовато-серые куски льда, еще не успевшего растаять. Нику стало ясно, что дождь лил гораздо дольше, чем он предположил, когда проснулся и услышал его шум за окном.

 Да, они с Абигейл оказались в полном не­ведении о том, что творилось в последние дни в природе. Но разве этому стоило удивляться? Ведь в эти дни их интересовало нечто совсем другое... Он взглянул на автоматический кален­дарь дат в своих наручных часах. Получалось, что они даже не заметили, как пролетели пос­ледние двое с половиной суток, в том числе, день Рождества. Разумеется, незамеченными оказались и первые двенадцать часов текущих суток — двадцать седьмого декабря.