Убийца с крестом - Марсель Монтечино

Малыш Бобби насупился.

— А знаешь, мам, я больше не хочу быть ученым.

— Почему?

— Я собираюсь стать телекомментатором, как Дэн Рейзер.

— Неужели? Но ведь еще на прошлой неделе ты вроде бы собирался стать лауреатом Нобелевской премии.

— Да. Но мисс Абраме говорит, что в двадцать первом веке самым значимым для человека полем деятельности должны стать средства коммуникации, общение.

— Полем?! — Эстер изобразила испуг. — Что же это? Выходит, эта белая женщина хочет, чтоб мой сыночек работал в поле, где-нибудь на хлопке, как его предки?

— Мама!

Эстер расхохоталась.

— Иди сюда, маленький! — Она похлопала рукой по мягкому сиденью. Бобби подошел и устроился рядом в ее объятиях.

— Послушайте, маленький мужчина! Слишком уж серьезный для воскресного утра получается у нас разговор. Какие у вас на сегодня планы?

— Ты о чем это? — подозрительно спросил он.

— Не желаешь ли отправиться на свидание с одной высокой, очень сексуальной брюнеткой?

Малыш Бобби нахмурился.

— Не хочу ехать к бабушке Фиббс! Потому что по воскресеньям у нее вечно торчат эти дамы из церкви и лезут ко мне со щипками и поцелуями...

— Но я вовсе не предлагаю тебе ехать к бабушке Фиббс.

— А потом должен прийти Дуэйн, и мы будем играть в бейсбол.

— Господи, я же не прошу сопровождать меня в Тимбукту, в какую-нибудь чертову даль! Просто покатаешься с мамочкой. Неужели я прошу невозможного?

На секунду Бобби задумался, потом лицо его расцвело в улыбке, и он чмокнул Эстер в щеку.

— Конечно, мамочка!

— Тогда вперед, детка! Не хочу надолго отрывать тебя от важных занятий. — Она прижала сына к себе и прошептала ему на ушко: — А тот, кто соберется последний, будет мыть посуду! — Малыш Бобби моментально вырвался и помчался наверх. Эстер — следом, хохоча и дергая его за край майки.

Двадцать минут спустя они уже катили по автостраде на Санта-Ана, в южном направлении. Смог сгустился, погода стояла совсем не воскресная. Ветви пальмовых деревьев, которыми было обсажено шоссе, казалось, поникли от выхлопных газов. Эстер подняла все стекла и включила кондиционер.

Малыш Бобби крутил ручку настройки радио, перебирая один музыкальный канал за другим.

— Эй! — жалобно воскликнула Эстер. — Это же была Уитни Хьюстон.

Но малыш Бобби, не обратив на ее слова ни малейшего внимания, продолжал крутить диск, пока не поймал трансляцию матча с участием «Энджелс». С улыбкой взглянул на мать.

— Дуэйн говорит, что «Доджерз» должны встретиться в «Энджелс» в мировом чемпионате. Матч будет транслироваться на весь мир.

— О! Вон оно что...

— Дуэйн говорит, что это в первый раз, такого до сих пор еще не было!

— Вот как?

— Дуэйн говорит, что никто из нашего класса никогда не входил и не войдет в состав бейсбольной команды.

— Знаешь, что я тебе скажу, — медленно начала Эстер, — все когда-нибудь бывает в первый раз. И нечего относиться к болтовне твоего Дуэйна как к Священному Писанию. Тоже мне, истина в последней инстанции.

— Ты так считаешь, мама?

— Я полагаю, что если ты очень сильно захочешь организовать в своем классе бейсбольную команду, никто и ничто не сможет тебя остановить.

Какое-то время они ехали молча, вокруг кипело движение. По радио диктор распространялся на тему, насколько вопиюще безграмотно в этом сезоне защищают поле у своих ворот «Энджелс». Эстер покосилась на сына.

— Малыш?

— Угу? — рассеянно отозвался Бобби. Эстер убавила звук.

— А ты знаешь, что во вторник папа возвращается домой?

Бобби поднял на нее глаза. В стеклах очков блеснуло солнце.

— Да, мам.

— Так вот, — несколько неуверенно продолжала Эстер, — я бы хотела знать, как ты к этому относишься. Ты разве не рад?

— Конечно, мама. Наверное, рад.

— Что значит «наверное»?

— Да нет, конечно же, я очень рад, и все такое...

— Ты ведь скучал по папе, правда?

— Конечно, мама. Только...

— Что только?

— Только не хотелось бы, чтоб дома у нас снова начались все эти крики и скандалы. Как раньше, когда папа приходил домой... Я не могу заниматься, когда кричат и дерутся.

Эстер почувствовала, как сердце у нее дрогнуло и словно скукожилось. Словно клочок бумаги, объятый пламенем.

— И еще, мама. — Малыш Бобби обернулся и посмотрел на нее: — Ты говорила, что папу забрали потому, что он болеет. А Дуэйн сказал, что в тюрьму попадают только плохие люди. А больных забирают в больницу.

Не мешало бы добавить крысиного яда в сладкое, когда в следующий раз этот Дуэйн забежит к ним угоститься молоком с шоколадными чипсами, отметила про себя Эстер.

— Ты совершенно прав, малыш Бобби. Но иногда люди ошибаются. Иногда они помещают больного в тюрьму, а плохих людей — в больницу.

Бобби продолжал молча смотреть на нее.

— Твой отец был болен, — твердо заявила Эстер.

— А теперь поправился?

Эстер не сводила глаз с дороги.

— Будем надеяться, что да, малыш. Мы все на это надеемся.

— Потому что я не могу готовить уроки, когда в доме шум и драка.

— Не беспокойся, детка. — Она протянула руку и похлопала сына по бедру. — Никто больше не будет мешать тебе заниматься. Никто и ничто, обещаю. Ой, мы же чуть не проскочили съезд!

Эстер резко свернула направо. Машина, ехавшая следом, тормознула и сердито засигналила. Эстер и малыш Бобби только хихикнули, съезжая на боковую дорогу, ведущую под уклон.

— Куда мы едем, мама? Я здесь раньше никогда не был.

— Это Промышленный центр, детка.

— Ну и?.. Куда мы все-таки едем?

— Я же сказала.

— Куда?

— Это сюрприз.

— А когда мы туда попадем?

— Прямо сейчас! — Эстер свернула на дорожку, усыпанную гравием и выходящую на площадку перед невысоким кирпичным зданием. За домом виднелся длинный ряд клеток, обнесенных высокой изгородью. Вывеска у входа гласила: «Центральный приют для животных южного округа». Эстер выключила мотор, и воздух наполнился собачьим лаем и завыванием. Малыш Бобби с удивлением посмотрел на мать.

— Ду-ду! — изобразила звук трубы Эстер. — Сюрприз!

Малыш Бобби перевел взгляд на здание, затем — снова на мать.

— Я что-то не пойму, мама...

— Помнишь мисс Реджину, даму, которая у меня работала?

— Ага.

— Так вот, теперь она работает здесь. В комиссии по контролю над численностью домашних животных.

— О! — откликнулся малыш Бобби, откинувшись на сиденье.

— И она кое-кого присмотрела. Для тебя.

Бобби, похоже, пребывал в полном смятении.

— Послушай, — произнесла Эстер таинственным шепотом. — Чего бы тебе больше всего хотелось на этом свете?

Малыш Бобби задумался.

— Войти в школьную команду.

Эстер покачала головой.

— Нет, не то. Какую вещь ты бы хотел иметь больше всего на свете?

Бобби прикусил нижнюю губу.

— Маленький компьютер.

— Нет, не то, детка. На втором месте.

Малыш Бобби недоверчиво уставился на мать.

Эстер решила помочь: «М-р, м-р...»

— Котенка!

— Угадал! — воскликнула Эстер. — Идем!

Малыш Бобби выкатился из машины и преодолел лестницу у входа прежде, чем Эстер успела отворить дверцу автомобиля.

— Идем же, мама! Идем! — Бобби затанцевал от нетерпения, как делают дети, когда хотят писать. — Ну, скорее же, мам!

— Иду, иду!

Полы в холле были покрыты выщербленной плиткой и устланы газетами. В воздухе стоял острый звериный дух и запах экскрементов, но все перекрывала кислая вонь какого-то дезинфектанта. Посредине над стойкой из пластика возвышалась темнокожая женщина неопределенного возраста в коричневой униформе. Цвет костюма в точности гармонировал с цветом кожи. Позади нее от пола до потолка поднимались клетки, где обитали кошки, котята, маленькие собачки, щенки и даже целый выводок енотов. В одной из клеток сидела пара зеленых попугаев.

— Эстер! — воскликнула женщина в униформе. — Как поживаешь, детка? Как дела?

— Реджина! Смотрите-ка, какой на ней костюмчик! — рассмеялась Эстер, — Ты выглядишь просто шикарно!

Реджина была очень ухоженной и нарядной дамой с пышными формами. Высокая грудь, широкие бедра, соблазнительный зад. Под жакетом виднелась белая, туго накрахмаленная блузка. На запястьях блестели и звенели золотые браслеты.

— Иди сюда, Эс, — сказала Реджина и, обогнув стойку, подошла к подруге и обняла ее. — Могу поклясться, девочка, ты еще больше похудела. Хотя уж больше вроде бы некуда. Одна кожа да кости!

— Ты же знаешь меня, Ри. Сколько ни ем, все не впрок. Я всю жизнь такая.

— Нет, дело не в этом. — Реджина выпустила ее из объятий. — Слишком много работаешь. И слишком долго. И так — всю жизнь.

— Ну, ты же знаешь, какая на этот счет есть поговорка. Не потопаешь — не полопаешь.

— Слыхала. А кто это тут у нас такой толстый, того гляди лопнет?

Малыш Бобби, терзаясь нетерпением, перебегал от одной клетки к другой. Глаза его сверкали.