Полторы минуты славы - Светлана Гончаренко

Супруги Костерины некоторое время ошарашенно разглядывали свою жертву.

— Пидор, — сообразил наконец Владимир Васильевич.

— Поехали! — повторила шепотом Нина Петровна.

Но оба будто приросли к земле и не могли сделать ни шагу.

Нина Петровна все повторяла, как эхо:

— Поехали, поехали!

— Может, он живой еще? — прошептал Владимир Васильевич.

Он присел на корточки рядом с телом. Завалившееся набок бледное лицо незнакомца не имело никаких следов пудры и губной помады, как полагалось бы пидору (так, во всяком случае, считал неискушенный пенсионер Костерин). Нет, длинное это лицо было лишь пыльно и имело жалкое, страдальческое выражение. Глаза кротко закрыты, ввалившиеся щеки желты. Владимир Васильевич долго щупал тяжелое теплое запястье пострадавшего и наконец напал на мерно бьющуюся жилку.

— Живой! — радостно объявил он Нине Петровне.

— Тогда поехали, — рявкнула та.

Она повернула было к шоссе, но от синей «копейки» навстречу ей прыгал тонконогий, зеленый, счастливый Владик. Он наконец освободился от соседства ядовитой рассады. Он то подскакивал, то блаженно дрыгал ногой. В его кулаке уже был зажат пучок полусонных одуванчиков, сжавших лепестки к ночи.

— Быстро в машину! — скомандовала ему Нина Петровна.

Владик увернулся от нее, сделал вприскочку возле кустов круг и присоединился к деду.

— Ой, дядя мертвый? — спросил он, нисколько по наивности не сомневаясь в половой принадлежности человека на траве.

— Нет, живой.

— Тогда, значит, он сейчас умрет?

Владимир Васильевич тяжело встал с корточек, треща негибкими коленями. Он приблизился к Нине Петровне. Та стояла у машины, сверля взглядом пустынный пейзаж.

— Поехали! — в очередной раз повторила она.

— Его бы в больницу, — вздохнул Владимир Петрович.

— А тебя — в тюрьму? Ты рехнулся, что ли? Пока на дороге никого нет, поехали!

— А если бы я так, как он, в кусты полетел? И какая-то сволочь меня подыхать бросила?

Нина Петровна взорвалась:

— Это он сволочь! Он на дорогу выскочил, как заяц! Ты никаких правил не нарушал. И никто ничего не видел.

— Так ведь плохо ему…

— А нам хорошо? Ты сам гипертоник. Вот увидишь: он очухается и бегать будет как миленький. У, рожа какая отвратная… И все остальное!

Нина Петровна брезгливо покосилась на розовую тапочку-кошку, застрявшую в кустах.

— Нина, с нами Владик, — напомнил Владимир Васильевич. — Он все понимает. Я не хочу, чтоб он видел, как я оставил человека умирать на дороге. Он будет знать, он на всю жизнь запомнит, что его дед — подлец.

— Дед-зэк, значит, для ребенка лучше? Ты хоть думай, что говоришь! Если уж ты такой гуманист, давай вытащим его на дорогу — может, подберет кто-нибудь или в больницу позвонит.

Владимир Васильевич замер в нерешительности. Нина Петровна уселась в машину и закричала оттуда злым несчастным голосом:

— Владик! Немедленно ко мне!

— А дядя? — спросил Владик.

Он послушно побрел на знакомый, ничего хорошего не сулящий зов, но все время оглядывался на человека в розовом, оставшегося лежать на траве.

— Дядя тут пока побудет, на свежем воздухе, — елейно ответила Нина Петровна и тише, но гораздо внушительнее обрушилась на мужа: — Чего ты застыл, как памятник? Быстрей веди сюда Владика, и поехали. Уже две машины мимо прошли. Хорошо, что с нами ребенок! Издали похоже, что мы просто сводили его в кусты по нужде. Но кончится тем, что какой-нибудь болван разглядит этого типа в розовых тапках, остановится — и тогда пиши пропало…

Владимир Васильевич Костерин, никогда еще никого не сбивавший на дорогах и не калечивший, пропадать не хотел. Но и бежать не смел!

— Не могу, Нина! — признался он. — Живой ведь человек, без сознания. Он даже не пидор, кажется.

— Тогда просто псих!

— Может быть. Но я не могу… Пощади, Нина!

Через несколько минут синяя «копейка» с визгом развернулась у калинового куста и направилась в сторону города. Странного человека в кювете больше не было. Даже розовые тапочки в виде кошачьих морд исчезли. Только трава осталась немного примятой.

Глава 8

Снова майор Новиков

Труп на Ушуйском тракте

Что значит почерк! Где почерк — там и человек. Живет он себе, ходит, дышит, пятнает рукой стаканы и дверные ручки, разговаривает, спит. Он радуется, что всех обвел вокруг пальца, затевает что-то новое — но всегда хоть в чем-то есть у него почерк. Стало быть, можно его найти.

Целых два дня проблуждав в поисках призрака с видеокассеты, Стас ничего нового не узнал. Никто не желал вспоминать человека в ветровке. Уж не привидение ли он в самом деле — без голоса, без лица. Проникает куда вздумается и исчезает бесследно. Правда, модель Маша Глухова, вроде бы видела его и даже припомнила, как он кивнул кому-то.

Но Маша глупа и обычно занята лишь собой. Сколько потом Стас ни всматривался в экран, сколько ни останавливал проклятый кадр и ни кроил то навек ушедшее мгновение на мельчайшие, неуловимые фазы, никакого кивка разглядеть не мог. Наваждение, да и только!

Стас стал сознавать, что ухватился за тень в капюшоне не от хорошей жизни. Просто ничего другого не было в его распоряжении. Так случается, он знал: подвернется какая-нибудь пустяковина и тащит тебя за собой, разрастается, ветвится, лезет на первые роли. Вот уже и версия, стройная, как у какого-нибудь Пифагора, вырисовывается, и всякие мелочи липнут к ней и вроде бы соответствуют. Но все это умозрения, химеры, игры разума. Как только выскочит из-за угла грубый осязаемый факт, вся эта нежить мигом рассыплется в прах.

Так вышло и теперь. После бесплодной возни с видеопризраком Стас вдруг получил подарок судьбы. Как раз то получил, что нужно, — нечто зримое, понятное и неопровержимое.

Правда, сама по себе новость была не из приятных. В лесу, что тянется вдоль Ушуйского тракта, каждый день бродили три бомжеватого вида старухи — искоренительницы нежных ландышей. Старухи торговали букетиками у вокзала и тут же, у таких же синелицых фурий, покупали жгучий самогон. Леса скудели красотой, старухи радостно спивались, но нынче утром вместо ландышей они обнаружили в лесу сгоревший автомобиль. «Нива-шевроле», как позже определили эксперты.

В салоне «Нивы» скрючился чей-то обуглившийся труп. Машину спалили, очевидно, накануне вечером: прошлым утром ландышницы рыскали в том же самом месте, но никаких «Нив» не видели. Автомобиль оказался с фальшивыми номерами, из давнего угона. Труп обгорел сильно, но не безнадежно — все-таки майские ночи слишком сыры. К тому же машину закатили в густой боярышник, и он, тоже изрядно опаленный, сберег для сыщиков в своей весенней зелени почерневшее мертвое тело.

Сохранились на теле кое-какие пуговки, пряжки, даже клочочки плоти, годившиеся для экспертизы. Зубы почти все были целы — чего еще желать для опознания! А главное, в груди покойника красовались три глубоких ранения. Они образовывали правильный треугольник, в вершине которого было проткнутое сердце.

— Труп на заводе металлоизделий! — в один голос вспомнили Стас со товарищи. — Почерк? Почерк! Типичная криминальная разборка. Чего-то какие-то ребята не поделили. Или кто-то кому-то не заплатил. Какие еще возможны варианты? Похищенные бизнесмены? Пропавшие таксисты? Да, такой труп — уже что-то. С этим можно работать!

Первым делом, конечно, проверили, не Карасевич ли сгорел в боярышнике. Нет, покойник из «Нивы» и ростом был много ниже пропавшего режиссера, и летами помоложе, и беззубее, и вообще совсем не похож.

Тогда кто он? Еще один браток-неудачник? Из местных вроде бы никто не пропадал, особо горячих конфликтов у них тоже не было — проверили по агентуре. Значит, какие-то приезжие орудуют?

Работа пошла нудная, но понятная и конкретная. Съемочную группу сериала Стас решил временно оставить в покое. Карасевич в розыске, а все прочее, что за ними просматривается — всякие там ребята в капюшонах, — это муть. Ощущения, домыслы, призраки, случайности — высокое искусство! То ли дело — обычная братва.

Сериал между тем потихоньку вновь начал склеиваться и оживать. Даже Леша Кайк засуетился. Он наконец достал своим художественным руководством сценарную группу, то есть и без того затурканную девицу-трудоголичку. Народному артисту Островскому надоело отдыхать. Он заскучал по французскому языку. А уж как извелся без работы Тошик!

Ввиду грядущего возобновления съемок он снова зашел в мастерскую Самоварова. Он все-таки хотел, чтобы самоваровские диковины в сериале засветились. И их хозяин заодно. Провал своей миссии Кайк описал настолько туманно, что никто не понял, чего же Самоварову надо.

— Как вы можете, Николай Алексеевич, отказываться от съемок? — удивлялся Тошик. — Это же классно! Вы только попробуйте — вас потом и за уши не оттащишь. Интересно ведь!