Сингапур - Геннадий Южаков

На том пятачке, между пнями, в старом, громоздком кресле, сколоченном из каких-то черных деревяшек, восседала страшно ветхая старушенция. Это и была шаманка Чана. Она возвышалась над народом, как пугало на огороде. Тоболин ее увидел издалека. А приближаясь, он уже так не думал. Целая эпоха человеческой жизни таилась в ее угасающем теле. С одного боку рукой ее поддерживала большеглазая, красивая женщина с осанкой Венеры. Она была одета в модную городскую одежду, не скрывающую ничуть ее красивых форм тела. Тоболин сразу же догадался, что она-внучка Чаны и представил на мгновение старуху в молодости такой же красивой. И пришлось ужаснуться от мысли: до чего же старость-паразитка. Что она делает с человеком!.

С другого боку поддерживала молоденькая девушка, видно, прислуга.

За спиной у Тоболина, почти вплотную, стояла Тина. А сам он, смущаясь и не догадываясь, во что выльются все эти дела, забыв на некоторое время о Чане, отчужденно смотрел поверх людей. Сотабы рядом не было. Он в великолепной позе вождя сидел на одном из пней. А другой как раз и предназначался для Тоболина. Что предстояло делать в эти минуты, он не знал. Выручила приставленная к нему Тина. Девушка привстала на носочки и шепнула Тоболину в ухо:

— Подойдите к Чане. Не бойтесь, я с вами.

Он так и сделал. Медленно приближаясь к старухе, присматривался к ней. Ощущение было не из приятных. Почувствовав легкий толчек в спину, остановился. Несмотря на поддержку двух её помощниц, старушка клонилась то в одну сторону, то в другую. И Тоболин подумал: «Не упала бы…»

Чана протянула костлявые, черные руки, живые мощи, поверх его головы. Тоболин почувствовал шевеление волос на затылке. А глаза некуда было отвести. Перед ним маленький темный скелетик и больше ничего. Старуха, от своего рождения не привыкшая к одежде, и теперь не очень заботилась о ней. Единственный кусочек хлопчато-бумажной материи зеленого цвета прикрывал бедра и ноги. Иссохшие, исполосованные пестрыми глубокими морщинами груди, висели двумя длинными мешочками.

Человека, стоящего перед ней, она вряд ли хорошо видела почти ослепшими глазами, зато чувствовала его плоть обонянием. Оно у нее было развито не хуже чем у собаки. Редкие, но длинные с блескучей белизной волосы на маленькой высохшей головке, дернулись и зашевелились когда она на удивление крепким, хрипящим голосом завыла:

— Ууаааааах, уаааааах!

И казалось, ее впалый рот совсем не раскрывался, а звуки летели и летели, пока не закончила шипением:

— Шааааши, шааааши, шааааши.

Тоболин был далек, чтобы чему-то верить, однако при этих воплях оцепенел.

Почувствовал, как его тело одеревенело, а мозг в эти мгновения отключился.

Чана, наконец, смолкла, но рук не опускала. Ее пальцы двигались словно змейки, выискивающие жертву, на которую можно броситься. Длилось с минуты две. Тоболин не выдержал и повернул голову в сторону. Случайно встретился с глазами ее внучки. Огромные, черные, с золотинкой, они блестели, как два драгоценных самородка. И неведомая сила принуждала смотреть в них и смотреть.

Тине пришлось дважды дернуть Тоболина за рубашку, пока он не внял ее требованию. Оказывается, увещевания Чаны уже закончились, а она сама, превратившись в свернутый калачик, дремала в кресле.

Неведомое до сель безволие в теле сменилось притоком энергии… Тоболин не вытерпел, наклонился к Тине, почувствовав жар её щеки. Шепотом спросил её.

— Не знаешь, в чем заключается суть этого обряда?

Девушка отвечала серьезным голосом:

— Прежде чем к тебе прикоснутся люди, Чана обращала тебя в нашу веру и отгоняла болезни, чтобы не перешли к ним.

Затем она молча взяла его за руку и повела туда, где все также представительно восседал ее отец. И усаживаяь на пень, указанный Тиной, Тоболин подумал о превратности своей судьбы: «Головушка ты моя бедная. Занесло же меня…Разве когда-нибудь раньше мог подумать, что однажды через все это придется пройти…»

Тем временем народ зашевелился, и когда жители потянулись к нему, чтобы прикоснуться к его ладоням, мысленно возвел себя в иной статус, нимало — немного- в статус Папы Римского.

Последней оказалась голопузая девчушка лет трех. Она была настолько раскованной и симпатичной, что Тоболин не сдержался, чтобы ее не погладить по головке. Девочка от удовольствия подпрыгнула, весело захихикала и поскакала вприпрыжку к людям.

Как-то необычны показалось Тоболину то, когда громко зазвучал магнитофон. Уж больно резкая перемена от старины к современности. Быстрые звуки мелодии заставили людей вести себя совершенно по-другому, чем несколькими минутами раньше. Тогда они глядя на Чану, стояли в покорной позе, соблюдая полную тишину. Сейчас же вся людская масса пришла в движение. И всё, что произошло минутами раньше, было похоже на короткий сон. Открыл глаза и нет его.

Вскоре поляна превратилась в танцплощадку. В принципе удивляться было нечему. Для южных народов на всех континентах земного шара быстрая музыка джунглей, как витамин, незамедлительно дает жизнь движениям.

Сотаба, наконец, освободившись от обязанностей старейшины, подошел к Тоболину и между ними завязался разговор.

Первым его начал Тоболин:

— Я смотрю и удивляюсь количеству детей в твоей деревне. Женщины, девушки и дети. А мужчин нет. Разве, что юные мальчишки…А вообще, кроме тебя, я мужиков и не видел.

И потому как расцвело лицо Сотабы, стало понятным, с каким удовольствием он принял слова Тоболина.

— Не думаешь ли ты, что старейшина, как петух, топчет наших баб?

Тоболин вынужден был заметить: сказано точно в русском варианте. Так мог выразиться любой российский деревенский мужик. И это его развеселило.

— Извини, Сотаба, я так не думаю. На тебя это непохоже.

А тот негромко стал пояснять:

— У наших женщин их ветром надувает… Иначе и не скажешь. Иной раз сам не пойму. Ни мужа, ни любовника, ни ухажера, а смотришь, ходит с брюхом. И такая радостная, довольная, как будто миллион нашла. Впрочем, мне — то какое дело…А если вникнуть в проблему поглубже, то все объясняется одним словом-природа. Для женщин….короче, понимаешь, также просто, как для тебя выкурить сигарету. Приспичит, так мужика хоть из под земли выроют. Им постоянно хочется и того…и рожать детей. Что и говорить, в моей деревне мужиков почти нет. Да и в других — не лучше. Парни только успеют подрасти, стараются побыстрее уехать. Разъезжаются кто куда. Большинство уходят в море. Кому хочется сидеть в глуши…в первобытных условиях. В городах: электричество, вода, телевизоры, рестораны. Жизнь. Девушкам уехать намного сложней. Среди них в городах повальная безработица. Остается одно-проституция.

Сотаба мельком взглянул на Тоболина и продолжил в том же духе:

— В деревне некоторые имеют мужей, большинство которых работает или в городе, или на лесозаготовках. Далеко. Приезжают раз в полгода. А приедут в отпуск, так считай, что к следующему, жена уже принесет… Заодно и пара соседок. Заметь, у нас без обид. Как одна семья. К тому же бегают в городишко. В нем всякого народу полно. Торговля, базар и недельку, вторую можно где-нибудь подработать. Заодно и кого-нибудь приласкать…

Тоболин, слушая Сотабу, не терял возможности взглянуть на людей. И неожиданно, и надо сказать своевременно, увидел внучку Чаны. Она, без сомнения, шла в их сторону. Он был вынужден предупредить Сотабу:

— Вторая шаманка, по-моему, желает с тобой, а может, с нами пообщаться.

Внучка Чаны в этой толпе была очень заметной личностью. Повыше ростом всех местных полнушек, элегантная, с достоинствами городской дамы. В деревне Жуса женщины родились будто от одной матери. Схожие, слегка скуластые лица, зауженные с раскосинкой глаза, густые, черные, раскидистые по плечам волосы. Росточка все небольшого, полненькие. Она отличалась прежде всего удлиненным овалом лица, ростом, крупными глазами и уменьем одеваться по-городскому.

— Лусики, — произнес Сотаба имя женщины, приближающейся к ним. Женщина шла неторопливо, останавливась чтобы переброситься парой слов с деревенскими. За это время Сотаба успел коротко о ней рассказать:

— Лусики учит деревеских детей читать и писать. Живет в деревне из-за старухи Чаны. И приходится ей племянницей. Похоронит и уедет жить в город. В городе Састама имеет квартиру. Была замужем. Муж работал на заводе, да попал в аварию. Погиб. Лусики получает за него страховку. Кое-какие деньги за учительство. Наверно, ей хватает. Впрочем, навряд ли. Заметь, Александр, какая она модная…Для такой женщины надо много денег…Что интересно, перенимает опыт знахарства от Чаны. Между прочем веселая и занятная бабенка…

Она подошла гордо и заранее наметив того, с кем в первую очередь надо заговорить, обратилась к Тоболину:

— Рада с вами познакомиться. Мое имя Лусики. Удобней называть Люсия.