Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем

— Думаю, нет, — вполне серьезно ответил Зиллейби. — Конечно, их нормальная деятельность, благодарение Богу, не усилена в тридцать раз — подобную штуку просто невозможно вообразить. Вероятно, какое-то развитие интеллекта происходит, но на данной стадии исследования установить темп роста не представляется возможным. Не уверен, можно ли это будет сделать в дальнейшем. Если подобный рост существует, он грозит нам чудовищными переменами. Но что мне кажется более важным для ближайшего будущего, так это уже продемонстрированная нам способность повышать напряжение воли, потенциальные последствия которой представляются мне в высшей степени серьезными. Пока нам не известен механизм, при помощи которого Дети навязывают нам свою волю, но я думаю, что, изучив его, мы обнаружили бы, что когда определенное волевое усилие сконцентрировано в одном «сосуде», то происходит осуществление знаменитого гегелевского закона — по достижении какого-то порога количество дает новое качество. В данном случае — порабощение чужой воли.

Это, должен признаться, чистая спекуляция, но я предвижу, что тут откроется обширное поле для опытов и размышлений.

— Все это представляется мне невероятно сложным, разумеется, в том случае, если вы правы.

— В деталях, в механике — да, — согласился Зиллейби, — но в принципе, я полагаю, сложность не так велика, как кажется на первый взгляд. В конце концов, согласитесь, главное качественное отличие человека — наличие сознания.

— Разумеется, — согласился я.

— Что ж, дух, сознание — они ведь живые, они не могут быть статичны, это нечто либо постепенно развивающееся по восходящей, либо постепенно атрофирующееся и исчезающее. Эволюция духа предполагает неизбежное появление духа еще большего. Предположим, что этот еще больший дух, это суперсознание, попытается появиться на жизненной сцене. Такая конструкция, как организм обычного человека, не годится для его воплощения. Супермена же, чтобы вместить такое сознание, пока не существует. Разве не может быть, что из-за отсутствия единого «помещения» его место займет группа людей? Ну, представьте, будто энциклопедия переросла границы одного тома.

Если это возможно, то вполне вероятны и два суперсознания, обитающие в двух разнополых группах.

Он замолчал, наблюдая в открытое окно, как шмель перелетает с одного цветка лаванды на другой. Потом задумчиво добавил:

— Я много думал об этих группах. Мне даже показалось, что было бы полезно найти какие-то названия для этих суперсознаний. Естественно, выбор имен обширен, но из этого множества только два прочно и хорошо легли в мою память. Я все время думаю об Адаме и Еве.

Через два или три дня после этого разговора я получил письмо с извещением, что работа в Канаде, о которой я давно мечтал, ждет меня, если я приеду туда без промедления. Я отбыл, оставив Джанет в Англии заканчивать дела, после чего она должна была приехать ко мне.

Прибыв в Канаду, она привезла из Мидвича очень мало новостей, если не считать внезапно вспыхнувшую войну между Фрименами и Зиллейби.

Похоже, Зиллейби познакомил Бернарда со своими наблюдениями. К Фрименам обратились с запросом, и они инстинктивно заняли по отношению к его гипотезе отрицательную позицию. Потом Фримены, видимо, провели несколько собственных тестов, и все заметили, что настроение этой парочки стало портиться день ото дня.

— Предполагаю, однако, что до мысли об Адаме и Еве они все же не додумались, — добавила Джанет. — Бедный старичок Зиллейби! За что вечно буду благодарить Провидение, так это за нашу в высшей степени своевременную поездку в Лондон. Ты только вообрази, ведь я могла стать мамашей одной тридцатой части Адама или одной двадцать восьмой — Евы! Так возблагодарим же Господа Бога за то, что мы выбрались из этой катавасии. Хватит с меня Мидвича! Надеюсь, никогда больше не услышу о нем ни единого слова!

Часть вторая

Глава 16

Нам уже девять

На протяжении последних нескольких лет те визиты на родину, которые нам удалось нанести, были коротки, проходили в спешке и заключались преимущественно в беготне от одного родственника к другому, причем в перерывах приходилось еще выкраивать время для деловых встреч. В Мидвиче я не бывал, да и, по правде говоря, почти не вспоминал о нем. Но на восьмой год после нашего отъезда из Англии мне удалось выбраться на родину на целых шесть недель, и однажды на Пиккадилли я столкнулся нос к носу с Бернардом Уэсткоттом.

Мы зашли в его клуб, чтобы отметить встречу. Во время разговора я спросил его о Мидвиче. Признаюсь, я ожидал услышать, что все дело кончилось полным провалом, ибо в тех редких случаях, когда я вспоминал эту деревушку, она и ее обитатели казались мне столь же нереальными, как рассказ, представляющийся в детстве чистой правдой, а потом обнаруживший свою полную надуманность. Я был готов услышать, что за Детьми больше не тянется шлейф чего-то необычайного, что, как это нередко бывает с вундеркиндами, ожидания не принесли плодов и что, несмотря на многообещающее начало и обнадеживающие признаки, они превратились в ватагу обычных деревенских ребятишек, от которых отличаются разве что внешностью.

Бернард помолчал с минуту, а потом сказал:

— Случилось так, что я завтра как раз должен побывать там. Хочешь, съездим вместе, навестишь старых друзей, ну и так далее?

Джанет гостила в Шотландии у старинной подруги, бросив меня на произвол судьбы, а никаких особых планов у меня не было.

— Значит, ты все же приглядываешь за деревушкой? Пожалуй, я бы съездил и перекинулся парой слов с ними со всеми. Как там Зиллейби? Жив, здоров?

— Еще как! Он принадлежит к категории «законсервированных», способных жить вечно, ничуть не меняясь.

— Последний раз, когда я его видел, если, конечно, не считать прощания перед отъездом, он находился в плену сумасброднейшей гипотезы коллективной индивидуальности, — вспомнил я. — Старый фокусник! Ему удается заставить самые экзотические концепции звучать вполне убедительно. Если мне не изменяет память, что-то такое насчет Адама и Евы.

— Вряд ли он изменился, — ответил мне Бернард, но дальнейшего разговора на эту тему не поддержал. Вместо этого он сказал: — Боюсь, мне предстоит довольно мрачная поездка — коронерское следствие. Впрочем, тебе это не помешает.

— Кто-нибудь из Детей? — спросил я.

— Нет, — покачал он головой. — Транспортное происшествие с одним из местных парней по фамилии Паули.

— Паули? — повторил я. — Ах да, помню. У них ферма за деревней, по направлению к Оппли.

— Именно так. Очень печальная история.

Мне показалось бестактным выспрашивать у него, какое отношение он имеет к следствию, поэтому я не возразил, когда он перевел разговор на мою канадскую жизнь.

Утром следующего прелестного летнего дня мы, позавтракав, отправились в Мидвич. В машине