Насчет папайи - Дэн Кавана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, он просто говорил: «Спасибо, молодой человек», или что-нибудь такое же сопливое, и закрывал дверь.
Теперь оставался еще один вопрос. Самый животрепещущий.
— Как?
— Что «как»?
— Как происходит поставка?
Глисон молчал. Даффи открыл бутылку и добавил в лимонный сок немного воды. Он не смотрел на Глисона, но чувствовал на себе его испуганный взгляд.
— По-разному. То с одним товаром, то с другим. Они никогда не повторялись.
— И какой следующий?
— Я не знаю. Миссис Бозли знает.
— А откуда знает миссис Бозли?
— Я не знаю.
Но в голосе его не было уверенности. Даффи взял жестянку с молоком и поставил на пол, за ящик. Туда, где ее запросто можно было не заметить.
— В накладной есть условное число. Там всегда бывает две четверки.
Даффи встал и направился к офису миссис Бозли. На полпути он остановился, вернулся, поднял жестянку с маслом, помахал ею перед носом Глисона и, не говоря ни слова, пошел в стеклянную конуру. Вернулся он с подшивкой накладных, на которой было написано «Далби», и списком предстоящих поставок.
— Покажи-ка мне.
Он стал водить пальцем по страницам; Глисон время от времени кивал. Все товары с контрабандой, как и говорил Глисон, значились под номером с двумя четверками. Даффи открыл подшивку с предстоящими закупками и снова стал ждать кивка Глисона. Ждать пришлось недолго. 783/5236/144. Один ящик консервированных личи. Порт отправления: Гонконг. Дата прибытия: четверг. Послезавтра. Неудивительно, что они так переполошились.
— Вот этот? — спросил Даффи и прочитал номер.
— Да.
— И где в них героин?
— Не знаю. Мне об этом не рассказывают. Да я и не хочу знать. Наверное, где-то в банках.
— Сколько там банок?
— Там написано.
Даффи сунул подшивку ему под нос и заставил прочитать: «Двенадцать дюжин двухсотпятидесятиграммовых банок консервированных личи фирмы „Чан-Мун“. Большое спасибо.» Даффи сунул руку в правый карман и выключил запись. Он начинал распаляться, и это было заметно.
— Продолжай.
— Что продолжать? — осипшим от страха голосом проговорил Глисон.
Даффи поднял ложку и стал греть ее на свече.
— Все, что ты еще не рассказал, мешок с дерьмом, — в голосе у него появились истерические нотки, но руки не тряслись. Они не тряслись и тогда, когда он снял верхнее блюдце и аккуратно положил в ложку щепотку белых кристаллов. После этого он снова начал ее подогревать.
— Я все рассказал, все.
Но Даффи едва его слышал. Он думал об убитых младенцах, выпотрошенных и набитых героином, младенцах, которых надо было перевезти через границу прежде, чем их трупики утрачивали цвет живой плоти, младенцах, которым не исполнилось и двух лет — иначе от них не было бы никакой пользы. Доживи до двух, и ты спасен: у тебя есть шанс вырасти, как все остальные дети. Можешь стать наркоманом, если хочешь, а можешь наркоторговцем, у нас свободная страна.
И еще он думал о серьезной темноволосой девушке, у которой глаза становились тем больше, чем меньше оставалось от ее тела. О девушке достаточно умной, чтобы понимать, что это ее собственная слабость убивает ее. О девушке, у которой ковер вонял от кровавых помоев. О девушке, от которой он сбежал, чтобы только не знать, что с ней сталось.
Эти две мысли полностью завладели сознанием Даффи.
— Я все, все рассказал, — сказал Глисон. — Миссис Бозли мне больше ничего не говорила. Я не знаю, откуда его привозят.
Даффи смотрел на растворенный героин. Ему было плевать на Глисона, а Глисону было плевать на Лесли. На любую такую, как Лесли. Он опустил ложку и небрежно стёр грязь с кончика иглы. Потом поднес ее к ложке.
— Молоко, — только и сказал Глисон. Потом снова, еще тише: — Молоко.
Даффи опустил шприц, подошел к ящику, где стояла жестянка с сухим молоком, и с силой ее пнул. Глисон слышал, как загрохотала упавшая футах в пятнадцати у него за спиной жестянка, потом покатилась, ударилась обо что-то, и все стихло. В горле у него что-то пискнуло.
— Я все рассказал, — повторил он. Он говорил очень тихо, будто боялся машинного масла не меньше, чем шприца. Даффи опустил иглу в раствор и оттянул поршень. Резервуар медленно заполнился прозрачной жидкостью.
Даффи отложил шприц. Потянулся к рюкзаку и достал оттуда ножницы и кусок веревки. Разрезал Глисону рукав — и рубашку, и куртку одновременно. Крепко перетянул веревкой руку повыше локтя. Мгновение подождал и посмотрел на выступившие вены. У Глисона были хорошие вены: налитые, здоровые. В них было легко попасть иглой. Может, ему стоит уколоть Глисона в запястье. Или в пах.
Даффи чувствовал, что его лицо пылает. Ухо ныло. Он взял шприц, поднял иглу вверх и слегка надавил на поршень. Брызнула красиво изогнутая струйка, капли упали на ящик, на котором он сидел. Он вспомнил струйку из шприца Лесли, который она бездумно опорожняла на ковер. И тут, по какой-то странной аналогии, он вспомнил, как брызнула на ковер его сперма в дрочильне у Далби. Вот точно так же. Даффи вошел в раж, у него мешалось в голове.
Вены у Глисона были богатые: не знаешь, куда и колоть. Даффи схватил его за руку и нацелился на большую, извилистую вену. Глисон потерял сознание. Тело его обмякло, и стул едва не перевернулся.
Ухо у Даффи болело. Болела и поясница, и в придачу рука — давненько не приходилось ему бить людей. Он убрал шприц и пошел туда, где, судя по звуку, упала жестянка с молоком. Поднял ее и, вернувшись, положил в рюкзак. Затем он убрал туда же лимон, бутылку, блюдца и шприц. Он снял наручники и тоже их убрал. Затем он развязал Глисону ноги. Теперь он был лишь нетуго привязан к стулу. Даффи подождал, пока он придет в себя. Ждать пришлось не меньше пяти минут, но это было не важно: Даффи тоже нужно было время, чтобы прийти в себя.
Глисон открыл глаза. Пытаясь прийти в себя, потряс головой. Даффи встал перед ним, задрал куртку и показал Глисону диктофон. Глисон явно не мог понять, почему он не умер, но Даффи не собирался уступать ему инициативу.
— Ну вот, — сказал он, — все здесь. А ты получишь десять лет. Если только тебе не попадется такой добряк, что даст восемь. Теперь у тебя есть выбор: принять умное решение, либо глупое решение. Глупое решение будет означать, что ты получишь десять лет, а Бозли и Далби отделаются легким испугом. Умное решение будет означать, что мы поймаем Бозли и Далби, и если мы это сделаем, то ты выкарабкаешься. Они, правда, могут тебя сдать, но тогда я скажу, что ты добровольно мне обо всем рассказал. Тебе могут дать четыре или пять.
Даффи полагал, что Глисон выберет умное решение, и говорил ему в точности то, чего хотел от него добиться. Потом добавил:
— Да, кстати, если тебе не по нраву быть умным, а хочется быть умным-преумным, имей в виду, что я собираюсь сделать три копии этой пленки и разослать по трем разным адресам.
Глисон кивнул. С того момента, как он увидел приближающуюся к нему иглу, он не произнес ни слова. Даффи надеялся, что он не утратил дар речи; в конце концов, он ведь может понадобиться как свидетель.
— Веревки завязаны нетуго, — сказал он, уходя, — поставь, пожалуйста, стул на место. Да, и не забудь выключить свет.
Даффи помчался к Беллу — не потому, что так было нужно, а просто оттого, что у него было хорошее настроение. Он отдал ему пленку и попросил сделать копии. После этого он вернулся к себе и разобрал рюкзак. Выпрыснул в раковину содержимое шприца. Затем взял полиэтиленовый пакетик с белым порошком и осторожно высыпал его в солонку, где и было его настоящее место.
9
Первое, что он сделал утром — позвонил Хендрику.
— Это Даффи, мистер Хендрик. Хорошие новости. Я нашел зажигалки.
— Вы — что?
— Я нашел зажигалки. Я вчера прочесывал местность вокруг склада и нашел их в туалете. Может, ребята в обеденный перерыв затащили. Пару штук они стащили, но остальное цело.
— Хорошо, Даффи, хорошая работа.
— Так что, скорее всего, воровал МакКей.
— Похоже, что так. Бедняга. А казался вполне порядочным человеком.
— Да уж, никогда не знаешь заранее, верно?
Если бы у МакКея было восемь судимостей за воровство и десять — за мошенничество, Хендрик, возможно, верил бы ему еще больше.
— Нет, конечно, нет.
— Ну вот, так что я их верну, и мы можем считать дело закрытым. Меня, кстати, как раз уволили, так что это для нас очень удобно.
— Мне очень жаль, что миссис Бозли вас уволила, Даффи. Как это вышло?
— Честно говоря, я думаю, что она сделала правильно. Мне не очень нравилась эта работа.
— А некоторым работникам она очень нравится.
— Да, они мне говорили. — Он представил себе Кейси, тычок в бицепс и хрюканье: «С-сука. Хе-хе». — Значит, вы сегодня получаете счет, мистер Хендрик, и я надеюсь, вы правильно воспримете, если я скажу, что быстро и качественно выполненная работа заслуживает должного вознаграждения. Времена сейчас нелегкие, я не сомневаюсь, что вы это понимаете.