Кома - Сергей Владимирович Анисимов

– Николай Олегович, Вы не там руку держите. Вы же видите, девушке тяжело! Перераспределите вес!

Понять это можно было как угодно, и Николай едва сдержался, чтобы не разулыбаться самому, и не посмотреть – покраснела медсестра, или нет. Игнат отрубил лишние болтающиеся хвостики ниток, и указал Маше на бурую от йодинола полосу, косо тянущуюся по телу Николая поверх нижних рёбер: «Повязку».

– Придёшь через три дня, – скомандовал он, – И не вздумай массировать кого-то сегодня. Домой и в койку. На ночь полграмма ацетаминофена, или чего-нибудь в этом роде, сам разберёшься.

– Ладно…

Повязку Маша накладывала умело, уверенно и даже эстетично, но было всё равно довольно больно, – и это всего-то с недлинной резаной раны.

– Слушай, мы опаздываем уже!

Игнат помог ему натянуть халат, и одеревеневший от долгого стояния с поднятой рукой Николай, поблагодарив Машу, вышел за ним из процедурного кабинета. «Не говори никому, не надо» – попросил он медсестру на прощанье, имитируя голос Саида из великого фильма. «Очень прошу!». Та только кивнула, быстро сметая мусор и заливая лизолом капли крови, протёкшие на пол.

Семинар оказался полезным и в другое время был бы даже интересным. Но сконцентрироваться Николаю было тяжело: он почти непрерывно думал о том, чего такого умного ему сможет посоветовать вечером Алексей Степанович. Надеяться на кого-то было настолько непривычно, что казалось даже вредным. Слишком это расслабляло.

Закончил миколог к без двадцати пять, – времени, когда в обычные дни большинство врачей уже расходилось по домам либо по другим работам – на вызовы, на консультации. Те, кто помоложе, – на халтуры, вроде того, чтобы сторожить офисы или набивать тексты на домашних компьютерах. Почему такое оплачивается лучше, чем каторга работы врачом на терапии, со всей ответственностью и стрессом с утра до вечера, Николай не понимал никогда. Именно это отсутствие логики было причиной того, что сотни свежеиспеченных докторов, из лучших, шли не в больницы и поликлиники, а в многочисленные представительства зарубежных фармацевтических компаний. И именно это делало конкурсы на интернатуру и ординатуру по способным прокормить гинекологии, урологии и кожным болезням фактически непроходимыми для троечников: что впрочем было, несомненно, к лучшему. Вздохнув, и дождавшись, пока поток утомлённых очередным рабочим днём врачей не вытечет из конференц-зала, он перехватил уходящего Игната.

– Слушай, – сказал он ему. – А я ведь тебя даже не поблагодарил!

– Пфф!

Игнат издал губами несложный фыркающий звук, как лошадь.

– Серьёзно, спасибо тебе…

– Спасибо не булькает! – оптимистично и конкретно отреагировал ординатор. – С тебя два светлого пива к следующему выходному. Ты как раз очухаешься. Крови много потерял? Ты бледноват.

– Да нет, не очень. Быстро присохло.

– Тогда ничего. Пей херес и сиди дома.

Николай кивнул, распрощался, и отправился пройтись по своим больным в последний на сегодня раз. Дежурящую этой ночью медсестру Лену он попросил особо приглядывать за Екатериной Январь, и немедленно после этого спустился на неврологию.

Первых двух больных: женщину и аскета, предложенный им компромисс – 30 минут массажа вместо 45, с соответственным уменьшением оплаты, вполне устроил: это было лучше, чем пропускать сеанс, и начинать со следующего дня искать нового массажиста на вечер. «Шифоньера» – нет.

– Николай Олегович, я Вам плачу, – Вы массируете. Чего же тут непонятного?

Мужик стоял, широко разводя руками и улыбаясь.

– У меня спина болит, и для меня это, извините, важнее, чем то, что Вам хочется пораньше уйти домой. Если я Вам не нужен – ради Бога! Завтра я попрошу найти мне другого массажиста на вечер. Но сегодня – извольте доработать.

Доктор с табличкой «Врач-интерн Ляхин» на лацкане халата постоял с полминуты перед спокойно разглядывающим его «Шифоньером». Почти наверняка, если бы он объяснил, что дело не в желании пораньше уйти домой к маме, а просто ему нужно хотя бы несколько часов передышки, – то этот больной мог бы его понять. Он показался ему достаточно реалистичным ещё в прошлые разы. Но говорить не хотелось, это звучало бы как оправдывание, а оправдываться Николай, как всякий нормальный человек, не любил.

– Хорошо, Дмитрий Иванович, – сказал он. – Я всё равно закончу с остальными пораньше, скажем в 6.10, и подойду к Вам.

– Остальные меня не интересуют, – твёрдо ответил тяжелоатлет. – Но мою спину…

– Я понял, – невежливо ответил Николай и, развернувшись, ушёл. Так, наверное, поступать было нельзя, таких клиентов надо было ценить особо, – но тон беседы начал его раздражать.

То, что он всё же может не дотянуть до конца дня, пришло Николаю в голову в середине второго сеанса. Голова кружилась всё сильнее, температура, похоже, потихонечку лезла вверх. Что самое плохое – усилие, которое приходилось прикладывать, чтобы промять мышцы, потихоньку приходилось перекладывать с уже не справляющихся рук на всё тело, и бок при неудачных движениях будто протыкало болью. Филонить в массаже нельзя, не та это работа. Поэтому даже после чуть затянутого перерыва перед «шифоньером», уже к двадцатой минуте последнего на сегодня, третьего сеанса, Николай понял, что сейчас свалится. Этот массаж не надо было даже начинать – мужик перетерпел бы свою боль, как терпит её он сам, но раз уж он начал – надо было держаться. Гордость не позволяла Николаю глядеть на выставленные на тумбу электронные часы слишком часто, и он старался смотреть в основном в спину покряхтывающего от удовольствия больного, прогретого и промятого его руками уже насквозь.

– Голем, мне сказали, ты здесь?

В дверь просунулась голова.

– Ой, извините… Я тебя там жду, ладно?

Находящийся преимущественно в коридоре человек приоткрыл рот и наконец-то посмотрел на Николая. Потом он снова сказал «Извините…», рот закрыл, и утянулся из кабинета. Дверь со стуком захлопнулась. Как раз менявший своё положение у стола Николай успел посмотреть на заглянувшего, и старательно-спокойно опустил глаза, начав с силой «гнать волну» по позвоночнику «шифоньера», многократно переминая кожную складку от его поясницы снизу вверх. Женщины при выполнении такого движения обычно запрокидывают голову назад, – атлет же, прикрыв глаза, только блаженно покачивал головой на сложенных руках.

Заглянувший в комнату человек был тем самым парнем «в костюме и с пакетом», которого он непонятно зачем искал по палатам в понедельник. Николай в который раз напомнил себе, что на память на лица у него слабая, но в этот раз, даже не видя всю фигуру, он был уверен, что не ошибся. Лицо стояло у него перед глазами. Разумеется, это не тот тип, с которым они сцепились в ординаторской. Теперь было понятно, что внешне они даже не слишком похожи. Но вот почему он сделал