Дом в глухом лесу - Джеффри Барлоу

– Да, повесть вполне правдива, по крайней мере истинность отдельных отрывков я вполне могу засвидетельствовать, а во все подробности меня никогда не посвящали, – промолвила она, осторожно подбирая слова.

– Тетя Джейн! – воскликнула Мэгс, не помня себя от изумления. – И вы мне ни словечком не обмолвились! Все это время этакая сенсация таилась прямо у меня под носом – в Грей-Лодже!

– Я вовсе не собиралась ничего от тебя скрывать, дорогая, – отозвалась тетя Джейн, нервно вертя в руках ложечку. – Просто речь как-то не заходила. Бедная девушка заслужила толику покоя и мира после всего того, что ей довелось выстрадать, раз уж она отважилась на поступок столь безрассудный! Что за опрометчивый, непоправимый шаг, противоречащий самым основам нашей веры!

– А кто она была? – полюбопытствовала Дина. – И что ее вынудило?

– Я так понимаю, она без ума влюбилась в наследника Скайлингден-холла. В молодого мистера Кэмплемэна.

– В мистера Чарльза Кэмплемэна? – уточнила Мэгс, оглядываясь на Черри.

– Да. Но право же, дорогая моя, подробностей я почти не помню. История эта не из тех, которые приятно пересказывать, знаешь ли; из уважения к отлетевшей душе бедной девушки лучше бы и помолчать. Я так понимаю, мистер Кэмплемэн к ее исканиям оставался неизменно холоден, вот она с горя и утопилась в озере, а как вы знаете, оно ужасно глубокое. Тела бедняжки так и не нашли.

– Озеро местами и впрямь кажется бездонным, – подтвердила мисс Кримп. – Так по крайней мере уверяет капитан Хой.

– Она вывела лодку на самую середину озера, туда, где глубже всего, и бросилась за борт. Ее потом долго искали, да только все без толку. Церковный сторож, мистер Боттом, пустил по воде каравай хлеба, заполненный ртутью, близ того места, где нашли на плаву пустой ялик, – кое-кто верит, будто хлеб остановится точнехонько над утопленником. Да только на сей раз ничего не вышло. А поскольку девушка покончила с собою, право на христианское погребение в освященной земле она утратила. Смерть ее оказалась тяжким ударом для родителей; эта пара, возраста весьма преклонного, других детей не имела. Пережитое потрясение свело в могилу и их. Как ни печально, отец девушки в ту пору занимал пост викария.

– А как его звали? – полюбопытствовала Дина.

– Мистер Эдвин Марчант. О, это было задолго до чудаковатого мистера Малларда, которого сменил ваш супруг.

– Итак, дочка викария по уши влюбилась в молодого мистера Чарльза Кэмплемэна из Скайлингден-холла, – задумчиво протянула Мэгс. – А теперь вот говорят, будто мистер Бид Уинтермарч из Скайлингдена на Чарльза Кэмплемэна подозрительно похож.

– Да, верно; мы с викарием слышали об этом от самого мистера Томаса Доггера, – закивала Дина.

– Кстати, говоря о викариях и священстве вообще, – промолвила Черри, – никто из вас случайно не знаком со стариком-священником и его супругой – теми, что повстречались сквайру с мистером Лэнгли у Далройдской пристани несколько дней назад? – И мисс Айвз вкратце пересказала им эпизод так, как запомнила его из слов Оливера, тот самый эпизод, что столь необъяснимым образом встревожил ее отца в «Гербе». Все присутствующие за столом подтвердили: за последние несколько недель никто похожей пары не видел.

«Надо бы у капитана Хоя спросить: может, он-то как раз и углядел загадочного священника в свою трубу», – подумала мисс Моубрей. От ее внимания, впрочем, не укрылось странное выражение лица тети Джейн – равно как и от внимания Дины, и Черри, и мисс Кримп. Миссис Филдинг, закрыв ладонью рот, искоса поглядывала в сторону дальнего окна и озабоченно хмурилась, как если бы достойная женщина пыталась понять нечто, показавшееся ей сущей чепухой. Явно ощущая себя не в своей тарелке, она наконец потупилась и вновь взялась за вафлю.

– А как ее звали – девушку-утопленницу, эту мисс Марчант? – полюбопытствовала Дина.

Тетя Джейн мирно жевала кусочек вафли, однако в лице ее вновь предательски отразилось все то, что она пыталась скрыть.

– Вы ведь знаете ее имя, верно, тетушка? – не отступалась племянница.

Миссис Филдинг неохотно кивнула, сглотнула и промокнула губы салфеткой.

– Ее звали Эдит. Мисс Эдит Марчант. Бедная, бедная девушка!

Воцарилось долгое молчание.

– Ух ты! – воскликнула Мэгс, шумно переводя дух. И вновь встретилась глазами с ясным, твердым взглядом Черри.

– Вот, значит, что так встревожило отца, – промолвила Черри. – Но, право же, наверняка это просто-напросто совпадение; или, может статься, сквайр и его гость взяли да и сочинили эту байку, уж не знаю зачем. Мне и в тот вечер так показалось.

– Исключено, – возразила мисс Моубрей. – Мой кузен лживых слухов не распускает, такое развлечение вообще не в его духе. Напротив, все вы знаете, сколь противно это его натуре. А мистер Лэнгли? Разве подходит он на роль сообщника в подобном деле? Заботливый, великодушный, образованный мистер Лэнгли? Конечно же, нет; в жизни не встречала человека более честного и учтивого – даже в городах!

Дамы и впрямь оказались перед неразрешимой загадкой; похоже, над объяснением всем предстояло немало поломать голову.

Дина резко встала и объявила, что ей необходимо вернуться домой и сообщить мужу о том, сколь интригующий поворот принимают события, затрагивающие его приход, а тако же и об одном из предыдущих приходских пастырей. В тот же самый момент сверху, из комнаты на втором этаже, раздался громкий стук; так что и пухленькая мисс Кримп тоже вскочила на ноги и со всех ног бросилась вверх по лестнице на зов своей престарелой родительницы. А Мэгс, Черри Айвз и тетушка Джейн остались предоставлены сами себе – одни среди вафель, кувшинчиков со сладким темным сиропом и блестящих соусников с растопленным маслом.

Глава 13

ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ НА ДОМАШНИЕ ТЕМЫ

Дина поспешала со всех ног вверх по улице в направлении церкви Святой Люсии и домика священника, и в ее прелестной головке вихрем проносились мысли. Мысли о мисс Кримп, чьим рачительным усердием и дочерней преданностью Дина искренне восхищалась; мысли о Мэгс Моубрей и ее тихой и мирной жизни здесь, в Грей-Лодже, вместе с миссис Филдинг; мысли о прямодушной юной Черри, которая твердо знала, чего хочет от жизни, и, не робея, высказывалась начистоту; мысли о своем супруге викарии, который, конечно же, нисколько не чопорный зануда, но тем не менее – мужчина и, стало быть, средоточие множества недостатков; и, наконец, мысли о той истории, что почти тридцать лет оставалась погребена и позабыта, разделив участь останков бедной мисс Марчант: как говорится, концы в воду!

Отчего же ее супруг ничего не знал, просто-таки слыхом не слыхивал о бедной утопленнице, которая, между прочим, приходилась дочерью одному из его предшественников? Не догадывался, что сама девушка некогда жила здесь – здесь, в том самом доме, где Дина и ее преподобный спутник жизни свили свое семейное гнездышко? А как же насчет загадочного происшествия у Далройдской пристани, как насчет случайной встречи между сквайром и мистером Лэнгли – и скорбной пожилой четой? Велика ли вероятность, что эпизод этот – не более чем глупая шутка, возможно, подстроенная мистером Тренчем, чтобы досадить ее мужу, ведь сквайру явно нравится издеваться, насмехаться и потешаться над священником? Ибо разве сквайр Далройдский не зарекомендовал себя закоренелым скептиком во всем, что касается религии? Так не смахивает ли это все на дешевый розыгрыш? До чего же досадно, что викарий и приход вынуждены принимать деньги от такого, как Марк Тренч, от человека, что так легкомысленно относится к своим приходским обязанностям, не говоря уже о вере в целом, и что никогда не упустит шанса лишний раз продемонстрировать свое пренебрежение всем и каждому!

У самой церкви слуха Дины достигла мелодия виолончели, доносящаяся из верхнего окна домика: виолончель была истинной страстью преподобного мистера Скаттергуда – одной из многих, помимо его священного призвания. Викарий, сказала себе Дина, убыстряя шаги, если и не чопорный зануда, то со всей определенностью малодушный трус – хотя как виолончелист, надо признать, преуспел немало, – а также и сущий флюгер: никогда-то он не отстаивает своих убеждений на публике, сколько бы упрямства ни выказывал в семейной жизни. С мистером Марком Тренчем он неизменно любезен и добр, как то и подобает духовному пастырю, вне зависимости от личных или приходских интересов, касательно которых у них со сквайром, возможно, вышла размолвка. Немилосердно это, рассуждал ее чудак-муж, вести себя нетерпимо и жестко по отношению к одной из овец своей паствы; немилосердно выражать свое неодобрение открыто и прямо. Что, немилосердно – проявить стойкость, выказать твердость характера? Неужто бесхребетность – качество, в клерикальном мире столь популярное? Что за нелепость, думала про себя Дина, да в придачу еще и лицемерием отдает! Сама миссис Скаттергуд подобной щепетильностью не обладала, чувства столь деликатные были ей чужды, чужды абсолютно; она-то перед мистером Марком Тренчем не сробела бы, нет-нет, никогда, просто-таки горой бы встала на защиту своего мужа и своей веры, уж она-то быстренько призвала бы сквайра к ответу – хотя, конечно же, ей, супруге викария, подобное не пристало! И сколько бы сама она по этому поводу ни досадовала, приходу, чтобы выжить, позарез необходимы денежные субсидии из далройдских сундуков.