Полночь мира (=Пепел Сколена) - Павел Буркин

  - Ну что, доча, скучно тут тебе?

  - Скусьно, па, - произнесла Ирмина, крохотная пухлая ручка взъерошила волосы. Она еще не знает, что в жизни нет любви, привязанности, долга - есть только сила и выгода. Те, кто этого не понимают, вечно будут ходить в подневольных. А те, кто умеют вовремя выбрать покровителя и потом вовремя его продать, может, и вырвутся из нищеты и ничтожества. - Никто не хосет игаться... Злые, говорят, па у меня плохой...

  "Правильно говорят. А сами они что - хорошие? Им только дай волю - разденут до нитки и выставят из общины. Одна у меня защита - Тьерри и его король. Но именно теперь предстоит им послужить. Надо выяснить, куда всех поведет мерзавка, а потом... Потом посмотрим, кто тут плохой, а кто хороший".

  - Они больше не будут, - улыбнулся Нэтак. Фольвед наверняка бы видела его насквозь - но что может понять четырехлетняя дочурка? И все-таки сейчас он обманет даже ее. А потом, когда сир барон натешится с мятежницей вволю, может быть, он даст попользоваться и своему любимцу? - Теперь все будут считать тебя маленькой принцессой.

  - Па, а плинцесса - это кто это?

  - Это такая большая, знатная дама, которую все любят и уважают, - произнес он. - Муж у которой - знатный, достойный человек, какого все уважают и почитают.

  "Если хочешь стать зятем барона, дочь готовить уже сейчас..."

  Нельзя сказать, что Ирмину радовало бегство в ночь. Но она уже узнала тяжелую руку отца, и не решилась даже хныкать. Алки в любой момент могли вломиться в избу, они ведь не знают, что он просто хочет проследить, куда пойдут беглецы.

  Собирать было особо нечего. Нэтак не считал себя совсем уж нищим, но что могло быть особо ценного у простого крестьянина? Разве что дешевенькие браслеты, оставшиеся от жены, но они и хранились в отдельном узелке - подхватил и унес. Топор, вилы, коса, цеп, железная насадка на соху, кое-что из посуды - вот, считай, и все. Покидал все в телегу, туда же - пару мешков зерна. Полчаса - и ты можешь идти, куда глаза глядят.

  Ирмина и Нэтак несколько позже остальных. Зато они ехали на телеге - и потому незадолго до рассвета нагнали большую толпу. Тех, кто решился уйти.

  Глава 4.

  Король и королевство

...Но всякая держава без наследников обречена, и Амори понимал это лучше своих придворных. Потому сразу после вступления на престол женился Амори на дочке богатого магната из своей провинции. И родился у него сын Альдин, так что ко времени описываемых событий было ему уже двадцать лет... Но был он слаб десницей и убог разумом, а другого сына у Амори не было, пока не понесла его рабыня и наложница, и не родила ему сына Альдина, и дали ему Боги все то, чего не дали Атраддину.

"Сказание об Эвинне Верхнесколенской", XVI, 71, 14

  "Вроде дрова не колол, вагон не разгружал - отчего такая усталость?" - подумал Моррест, возвращаясь обратно. Идти не хотелось, хотелось доплестись до открытого окна высунуть голову наружу, в холодную сырость. Наверняка он так бы и сделал, если бы не знал, что во дворце за ним следят сотни глаз. И королевские соглядатаи - не в последнюю очередь. До сих пор все казалось каким-то пьяным бредом, и только с глазу на глаз побеседовав с королем, он понял: все реальнее некуда. И если ему тут отрубят голову, его больше не будет - ни в том мире, ни в этом. Значит, единственное спасение - держать свои мысли при себе, пока не поймет, какие тут и вообще в королевстве расклады. Нужно ждать, пока не проявят себя Эленбейн, его родня, а также военные, которым предстоит погибать на полях сражений Верхнего Сколена.

  Непривычно тяжело оказалось подниматься по лестнице. Никогда не страдавший одышкой, он с трудом одолел последний пролет, приоткрыл двери... и замер. Чего угодно, наверное, даже хозяйничающих в его отсутствие шпионов, ожидал он тут увидеть - но не такое. Комната просто сверкала чистотой. Вымытый до блеска пол, протертая пыль по углам, заправленная постель. И поднимающиеся от большой миски на столе аппетитные ароматы. Тут только Моррест понял, как проголодался за время аудиенции.

  - Вода нагрета, господин, - раздался голос Олтаны. - Желаете искупаться?

  - Благодарю! - совершенно искренне произнес Моррест. Почему-то было неудобно перед этой старательной, безответной женщиной. - Садись, поедим вместе.

  Теперь смутилась сколенка.

  - Даже свободной женщине не полагается есть за одним столом с мужем, - произнесла Олтана. Она не понимала, как можно не знать таких простых вещей. - А я - лишь рабыня...

  - Я с севера, у нас другие обычаи, - попытался оправдываться Моррест.

  - У вас что, жены едят за одним столом с мужьями?

  - А что, тут жены какие-то нечистые?

  - Нет, но... У нас сначала ест муж, и вообще мужчины, за столом. А потом жены едят на кухне, что осталось. Мне Эленбейн бросал объедки на пол.

  "Дикая страна... А еще тут за воровство рубят руки? Как в Пакистане?"

  - А у нас так не принято, - вздохнул Моррест. - Ладно, тогда я ем первым, а ты вслед за мной. Но только не объедки, а нормальную еду. Не порть мне аппетит, ладно?

  Моррест открыл крышку и сглотнул слюну. Нечто вроде шашлыка из рыбы, сочащегося жиром и тающего во рту, в остром, но невыразимо вкусном соусе, по краям нарезан аккуратными кусочками какой-то овощ, по вкусу отдаленно напоминающий картофель - только с каким-то странным, солоноватым привкусом. Хотя привкус, скорее всего, появился благодаря какой-то ароматной приправе. Моррест уже кое-что знал об алкской кухне, но на галере особенных яств, конечно, не было. А вот во дворце... Он вспомнил об Олтане, только когда опустела первая тарелка. К счастью, служанка принесла еще одну, с салатом из местных овощей.

  - Теперь ты, - произнес Моррест, наливая в чарку весьма недурного красного вина. Он уже знал, что это алкское красное - самое дорогое, но и самое вкусное на Сэрхирге. Правда, и самое крепкое: от первых двух чарок голова легонько закружилась, на застеленном чистой простыней ложе стало невероятно уютно. Накрывшись шкурой, служившей одеялом, и прислонившись к спинке ложа, Моррест лениво смотрел, как ест изголодавшаяся при Эленбейне женщина. Сейчас, раскрасневшаяся от вина и смущения, она враз стала соблазнительной и манящей. Эта русая коса до пояса, эти большие, выразительные глаза, яркие губы и высокая грудь под штопанной блузкой... Если чуть ослабить шнуровку... совсем чуть-чуть. Моррест не зря считал, что самый золотой возраст для женщины - тридцать лет плюс-минус три. Надо же: уже сутки в одной с ним комнате обитала Красота, а он и не замечал. Ела красавица быстро - словно боясь, что отберут или огреют нерасторопную плетью. Приходилось признать: после Эленбейна боялась бы любая.