Место назначения неизвестно - Агата Кристи

По сути, это очень напоминало то, что сказал Питерс. Но была огромная разница в том, как это говорилось. Питерс говорил, как молодой, энергичный, сердитый, разочаровавшийся в чем-то человек, уверенный в себе и намеренный потягаться силой воли и разума с огромной организацией, в которой очутился. А мятежные воззвания Тома Беттертона были словами человека, оказавшегося у предела, почти сошедшего с ума от желания сбежать. Но Хилари неожиданно подумалось, что, возможно, через шесть месяцев она и Питерс тоже станут такими. Возможно, то, что начиналось, как здоровое возмущение и разумная уверенность в собственной находчивости, в итоге превратится в безумное отчаяние крысы, попавшей в ловушку.

Ей хотелось бы рассказать обо всем этом своему собеседнику. Если бы только она могла сказать: «Том Беттертон – не мой муж. Я ничего не знаю о нем. Я не знаю, каким он был до того, как прибыл сюда, и я совершенно растеряна. Я не могу ему помочь, потому что не знаю, что мне сказать или сделать». Тщательно подбирая слова, она в конце концов произнесла:

– Сейчас Том кажется мне чужим. Он… ничего не рассказывает мне. Иногда мне кажется, что эта несвобода, ощущение того, что он заточен здесь, сводит его с ума.

– Возможно, – сухо отозвался Питерс, – это вполне может так подействовать.

– Но скажите мне… вы так уверенно говорили и том, что надо выбраться отсюда. Как мы можем это сделать? Есть ли у нас хоть один шанс?

– Я не имею в виду, что мы, допустим, сможем уйти отсюда послезавтра, Олив. Все нужно тщательно продумать и спланировать. Знаете, люди ведь сбегали и из куда более сурового заточения. Очень многие американцы, да и люди, живущие по вашу сторону Атлантики, писали целые книги о побегах из немецких тюрем.

– Это совсем другое дело.

– По сути – нет. Если есть вход, есть и выход. Конечно, отсюда нельзя прорыть туннель, и это мешает нам прибегнуть ко многим хорошим проверенным методам. Но, как я и сказал, если есть вход – есть и выход. Находчивость, маскировка, умение сыграть свою роль, обман, подкуп и коррупция – все это может помочь. Нужно научиться подобным вещам, нужно обдумать план. И вот что я вам скажу: я выберусь отсюда, даю слово!

– Я верю, что вы выберетесь, – сказала Хилари, потом добавила: – Но выберусь ли я?

– Ну, у вас другая ситуация.

В его голосе звучало смущение. Несколько мгновений Хилари гадала о том, что он имел в виду. Потом сообразила, что у нее, как предполагала ее легенда, были иные цели, и они были достигнуты. Она прибыла сюда, чтобы воссоединиться с любимым мужчиной. Если бы сейчас она примкнула к Питерсу только потому, что ей отчаянно хочется отсюда сбежать, это выглядело бы подозрительно. Она почти решилась сказать ему правду, но чувство осторожности остановило ее. Она пожелала Питерсу доброй ночи и ушла с крыши.

Глава 16

– Добрый вечер, миссис Беттертон.

– Добрый вечер, мисс Дженсон.

Тощая девушка в очках лучилась восторгом, ее глаза за толстыми стеклами сияли.

– Сегодня вечером будет Большое Собрание! – объявила она. – Сам директор намерен обратиться к нам! – Женщина едва ли не задыхалась от благоговения.

– Это хорошо, – заметил стоявший поблизости Энди Питерс. – Мне давно хочется взглянуть на директора.

Мисс Дженсон бросила на него взгляд, полный неодобрения и едва ли не потрясения.

– Директор – человек необыкновенный, – строго напомнила она.

Когда женщина скрылась из виду в одном из неразличимо-белых коридоров, Энди Питерс негромко присвистнул.

– Мне слышится в этом некий отзвук клича «хайль Гитлер!» или я ошибаюсь?

– Точно, прозвучало похоже.

– Главная беда этой жизни – в том, что никогда подлинно не знаешь, куда попадешь. Если бы, уезжая из Штатов полным мальчишеского стремления к старому доброму Братству Людей, я знал, что окажусь в когтях очередного богоизбранного диктатора… – Он развел руками.

– Вы и сейчас не знаете этого точно, – напомнила Хилари.

– Я это чую – здесь весь воздух этим пропитан, – возразил Питерс.

– Как я рада, что вы здесь! – выпалила Хилари и покраснела, когда он озадаченно взглянул на нее. – Вы такой милый, такой обычный, – в отчаянии попыталась объяснить она.

Питерса это, казалось, развеселило.

– Там, откуда я приехал, слово «обычный» имеет совсем другое значение, чем то, которое вы в него вложили. Оно, скорее, означает «скучный» или «посредственный».

– Вы же понимаете, что я не это имела в виду. Я хотела сказать – вы такой же, как все… О боже, это тоже звучит грубо…

– Вы хотите сказать – «просто человек»? Именно такого собеседника вы ищете? Вам так надоели гении?

– Да, и вы изменились с тех пор, как прибыли сюда. В вас больше нет той горечи… или ненависти…

Внезапно лицо Питерса омрачилось.

– Вы ошибаетесь. Они все еще здесь – в глубине моей души. Я по-прежнему могу испытывать ненависть. Поверьте, есть вещи, которые следует ненавидеть.

Большое Собрание, как назвала его мисс Дженсон, состоялось после ужина. В большом лекционном зале собрались все ценные работники Объекта и их супруги.

В число слушателей не входил так называемый технический персонал: лаборанты, участники балетной труппы, разного рода обслуга и маленькая группа элитных проституток. Последние работали на Объекте, обеспечивая секс тем мужчинам, у которых не было жен и которые не завели отношений с работающими здесь женщинами.

Сидя рядом с Беттертоном, Хилари со жгучим любопытством ожидала появления на кафедре этого почти мифического персонажа – директора Объекта. На ее расспросы Том Беттертон отвечал как-то туманно, его слова почти ничего не говорили о личности человека, руководившего Объектом.

«Там смотреть особо не на что, – заявлял Беттертон. – Но он чрезвычайно харизматичен. На самом деле я видел его всего два раза. Он нечасто показывается нам на глаза. Конечно, чувствуется, что он примечательный человек, но чем именно – я, честно говоря, не знаю».

По тому, с каким почтением мисс Дженсон и некоторые другие женщины говорили о директоре, Хилари вообразила себе некий смутный образ: высокого мужчину с золотистой бородой, в белоснежном одеянии – этакую богоподобную абстракцию.

Она едва не вздрогнула, когда все слушатели вскочили на ноги. На кафедру тихо поднялся темноволосый, довольно плотного сложения человек среднего роста. Внешность у него была довольно неприметная, он вполне мог бы сойти за бизнесмена из Мидлендса. Определить, кто он по национальности, было сложно. Он обращался к аудитории на трех языках, чередуя их один с другим и ни разу не повторившись в точности. И на французском, и на немецком, и на английском он говорил с одинаковой изящной беглостью.

– Во вступлении, – начал он речь, – позвольте мне поприветствовать наших новых коллег, недавно вступивших в наши ряды… – Директор посвятил несколько слов каждому из новоприбывших, а после этого перешел к целям и задачам Объекта.

Впоследствии, пытаясь припомнить его слова, Хилари обнаружила, что не может в точности воспроизвести их в памяти. А может быть, как ей и запомнилось, сами слова были обычными и банальными. Но внимать им – это совсем иное дело.

Хилари вспомнила, как одна подруга, жившая в Германии перед войной, рассказывала ей, что однажды из чистого любопытства пошла на митинг послушать «этого безумного Гитлера» – и в итоге в какой-то момент поняла, что истерически рыдает, охваченная общими эмоциями. Она описывала, каким мудрым и вдохновенным казалось каждое слово вождя и какими общими и невыразительными эти же слова были на самом деле – потом, когда их вспоминали в спокойной обстановке.

Что-то в этом роде творилось и сейчас. Хилари невольно чувствовала волнение и душевный подъем. Директор говорил очень просто. Говорил он в основном о Молодости. Молодость – вот где секрет будущего людей.

– Накопленные богатства, престиж, влиятельные семьи – таковы были ценности прошлого. Но сегодня сила отдана в руки молодым. Сила кроется в разуме. В разуме химика, физика, врача… Из лабораторий выходит сила, способная уничтожить многое. С этой силой вы можете сказать всем: «Уступите – или погибните!» Эту силу не следует отдавать во владение тому или иному государству. Сила должна оставаться в руках тех, кто ее создает. Этот Объект – место сбора силы со всего мира. Вы прибыли со всех концов земного шара, принеся с собой творческое научное знание. И вместе с ним вы принесли саму Молодость! Здесь нет никого старше сорока пяти лет. Когда придет день, мы создадим свою веру. Веру в Силу Науки! Мы будем управлять мировой политикой. Мы будем диктовать свои указы капиталистам и королям, армии и производству. Мы должны дать всему миру Pax Scientifica[35].