История России. От Горбачева до Путина и Медведева - Дэниэл Тризман

Путин был не уверен, примет ли его знать КГБ.

Даже детали, которые, кажется, сначала подтверждали, что Путин свой человек в КГБ, предполагают при подробном рассмотрении обратное. Почему он возомнил себя пупом Земли и стал устанавливать мемориальные доски, возлагать венки, пить за Сталина и так далее? Истинному члену организации не нужны были такие жесты. Его метод наступления ясно показывает, что он был не уверен, примет ли его знать КГБ[41]. Фраза «Я вернулся в свой родной дом», с которой он пришел на Лубянку в 1998 году, – фраза блудного сына, а не его надежного брата. Так же как и слова Кеннеди «Я в Берлине» находят отклик, только если не воспринимать их в буквальном смысле. Что касается шутки об агентах КГБ, проникающих в правительство, опять же, она актуальна в случае, если слушатели знают, что это на самом деле не так. Трудно представить себе, скажем, Крючкова, выдавшего такую реплику своим заместителям. Это ввело бы их в недоумение: почему это руководитель раскрывает свои секреты публично?

Тип мышления чекиста определяли две традиционные озабоченности – антисемитизм и антиамериканизм. Путину не хватало ни того, ни другого. Он особенно подчеркивал важность того, что необходимо было наладить отношения с главным раввином России Берл Лазаром, который стал одним из сильнейших его сторонников (впервые со времен революции русская армия получила своего собственного главного раввина). С самого начала он стремился начать улучшение отношений с Вашингтоном (хотя позже он разочаровался по поводу отсутствия ответной реакции). К тревоге бывшего КГБ и армейских генералов он закрыл прослушивающую станцию в Лурдесе, на Кубе, которая собрала 40 % российских разведывательных сведений на Соединенные Штаты. Его энтузиазм в отношении либеральной экономики и правовых реформ вызвал восхищение у журналиста New York Times Тома Фридмана. «Продолжайте болеть за Путина», – советовал он своим читателям, но благодаря этому не приобрел друзей на Лубянке. Враждебные судебные процессы, расширенное использование суда присяжных, ограничения на задержание подозреваемых и ослабление прокуратуры по отношению к судьям – все это должно было усугубить положение ФСБ[42] и их союзников – правоохранительных органов. Последние находили способы обходить эти новые ограничения. Но они, должно быть, тоже возмущались такими нововведениями.

Путин не выдумал идею замены выборов региональных губернаторов президентскими назначениями при условии подтверждения региональными законодательными собраниями. Став премьер-министром, Примаков предложил именно это. Его план отличался от плана Путина только в том, что он объявил о нем на пять лет раньше. Примаков призывал к конституционным изменениям, чтобы «восстановить жесткую вертикаль власти» еще до того, как Путин даже подумал об этом. Другие возможные президенты, такие как мэр Москвы Лужков и лидер коммунистов Зюганов, как ожидалось, могли навязать еще более жесткий контроль над губернаторами. Даже многие демократы-западники считали, что президент должен иметь возможность если не назначать губернаторов, то хотя бы увольнять их.

Что же касается ограничения возможностей олигархов, оба – и Примаков, и Лужков – одобряли пересмотр приватизационных сделок 1990-х годов, а при правлении Примакова были выданы ордеры на арест Березовского[43] и Александра Смоленского, еще одного магната. Даже либерал Борис Немцов выступал за оказание давления на бизнесменов с угрозой ареста, чтобы заставить их вкладывать больше средств в Россию. Летом 1999 года он взял список олигархов, который считал должным направить премьер-министру Сергею Степашину, но последнего слишком рано уволили, чтобы он мог что-либо с ним сделать. Немцов также организовал встречу Путина и ведущих предпринимателей, в ходе которой Путин объявил о новых правилах.

Примаков проявил свое уважение к свободе прессы, пытаясь заполнить российские государственные СМИ бывшими агентами разведки. После вступления в должность премьер-министра одним из его первых действий было установить подписку о неразглашении информации в Кабинете министров. Немцов пишет, что всякий раз, когда он обсуждал откат Путина с Чубайсом, последний всегда отвечал, что «Примаков и Лужков были бы еще хуже». С точки зрения экономической политики и, возможно, гражданских и политических свобод он был прав.

Отличие от ельцинской эпохи также может быть преувеличенным. Ельцин как-никак именно сам заменил выборы губернаторов с президентского назначения в первые годы своего правления. На словах это опять же, предопределило фразу Путина, что необходимо «построить жесткую, сильную систему управления по вертикали». Там, где Путина называли диктатором, поступки Ельцина не вызывали практически никакой критики со стороны Запада. Еще в 1996 году помощники Ельцина подготовили закон, аналогичный тому, который позднее издал Путин. Этот документ позволял президенту увольнять губернаторов, нарушающих федеральные законы. Дума не имела право их увольнять.

В 2001 году правительство приняло поддержанный Кремлем закон «О политических партиях», который усложнял процедуру регистрации новых партий. Это было частью проекта Путина по централизации власти. Однако многие наблюдатели выступали в поддержку мер по стимулированию консолидации партийной системы. Ельцин призывал к подобному закону еще в 1997 году, а председатель Центральной избирательной комиссии добивался его принятия в 1999 году. Закон «О борьбе с экстремистской деятельностью» 2002 года справедливо критиковали за его широкое и расплывчатое определение понятия «экстремизм», в которое входило такое значение, как «унижение национального достоинства». Опять же это произошло еще до Путина. Предварительный проект закона был представлен в Думе летом 1999 года на фоне озабоченности по поводу нападений скинхедов на представителей этнических меньшинств.

Путин также не сделал ничего нового в плане привлечения силовиков на высокие посты. Ельцин делал то же самое на протяжении всего своего президентства. Согласно Крыштановской, доля ветеранов службы безопасности и вооруженных сил в правительстве удвоилась в период между 1988 и 1993 годом, а затем к 1999 году удвоилась еще раз. Последние три премьер-министра Ельцина были выходцами из ФСБ или разведки. К концу 1990-х почти весь политический класс предпочитал привлекать специалистов по безопасности к руководству, чтобы укрепить государство.

«Так что не просто Путин привел силовиков, – пишет Крыштановская. – Политическая элита пригласила их навести порядок в стране, признав тем самым собственное бессилие».

Короче говоря, Путин был далек от традиционного чекиста. Хотя он и продемонстрировал уважение и лояльность по отношению к ФСБ, его взгляды гораздо современнее (прорыночные, прозападные, а не антисемитские), чем убеждения тех, кто связан с Лубянкой, а «старая гвардия» изначально смотрела на него с подозрением. Он верил, что силовики ему необходимы в качестве поддерживающей базы и инструмента для достижения своих целей, и он переоценил их эффективность. Но он рассматривал их как средство, а не кладезь мудрости. Путин также не привлекал силовиков для того, чтобы потянуть Россию в совершенно новом направлении; он продолжил тенденцию, начатую еще при Ельцине, которая получила поддержку у политиков разных взглядов. В противостоянии с олигархами и губернаторами он сделал то, что почти все политические лидеры считали необходимым. Очутившись в необычайно благоприятных условиях, ставленник Ельцина централизовал власть несколько больше, чем некоторым хотелось бы, хотя его основные соперники на президентских выборах, скорее всего, сделали бы больше для возобновления приватизации. Одновременно Путин осуществлял другие стратегии, которые старая школа силовиков принимала в штыки.

Были ли эти стратегии просто показухой, чтобы скрыть свои истинные намерения? Настоящий офицер КГБ не видел бы никакой необходимости в такой показухе. Порядок можно было бы навести гораздо быстрее, если делать это с меньшей осмотрительностью. Путин, возможно, потерял часть правительственной поддержки со стороны уменьшающихся в количестве крайних либералов, но он получил больше, со стороны националистов и коммунистов. В то же время либеральные инициативы Путина выходят за грани ожидаемого, даже в рамках проведения сложной пиар-кампании. С точки зрения большинства силовиков, существовали реальные затраты на закрытие в одностороннем порядке важных активов разведки на Кубе и во Вьетнаме, ослабление прокуратуры, предельного содержания подозреваемых под стражей, а также сокращение срока военной службы с двух лет до одного года. Даже будучи старожилом КГБ, ему хотелось подбодрить рынки, он, вероятно, не зашел настолько далеко, чтобы сократить ставку налога на прибыль до 13 %, узаконить продажу земли, облегчить процедуру регистрации для предприятий, уничтожить валютный контроль, а также назначить Андрея Илларионова своим советником.