Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! - Дмитрий Георгиевич Драгилев

«И все-таки после концерта слушатель остается несколько недоволен», – торопились объявить газеты.

Не угодишь! Стилягам – маловато джаза. Для государства – наоборот, слишком много. Торопился и Рознер. Торопился в джазовом направлении: сделать шаг в сторону джаза требовалось в вокальных номерах. Дорда, Лазаренко, Бржевская отличались высокими (сопрано), по сути, академическими голосами, амплуа, близкими водевилю и оперетте.

Мария Лукач

Новые возможности появились вместе с женским вокальным квартетом. Четыре девушки – Зоя Куликова, Инна Мясникова, Элла Ольховская и Роза Романовская – дебютировали у Рознера в 1956 году. Хормейстеры с дипломами, они разбирались в том, как «правильно распределять» свои партии, чтобы с осторожным, но отчетливым свингом исполнить на русском языке песню Джорджа Ширинга Lullaby Of Birdland – ее в нашей стране долго называли просто колыбельной.

Иван Тараканов

В репертуар квартета вошли итальянские шлягеры «До свидания, Рим» и «Бездельник», немецкий фокстрот «Люблю» («С тобой было так хорошо»).

В цене была современная джазовая аккордовая фактура. Ошеломлял сам факт, что «мы тоже так можем – умеем, когда захотим». Зрителю оставалось только в удивлении открыть рот и не закрывать его до тех пор, пока девушки в ярких платьях не скроются за кулисами. Даже заскорузлые критики не удержались от высоких оценок: «Красивое сочетание тембров, большое вокальное мастерство и музыкальность заслуживают восхищения».

Растет число поющих девушек… С гитарой – Луи Маркович, за ударной установкой – Борис Матвеев

Впоследствии квартет займет первое место на Международном фестивале молодежи и студентов и… перестанет существовать, дав начало сразу трем коллективам – квартетам «Улыбка», «Советская песня» и «Аккорд».

Вокальный квартет – хорошо. Однако нужна солистка. Такая солистка нашлась в Закавказье. Она тоже начинала свою карьеру в компании других девушек, только не в квартете, а в трио. Певицу звали Гюли Чохели.

Вот что рассказала Чохели в интервью корреспонденту вашингтонского онлайн-издания сорок с лишним лет спустя:

Однажды я услышала пение Эллы Фицджеральд… С тех пор джаз стал для меня смыслом жизни. У меня появились друзья-музыканты, которые давали мне пластинки, ноты. Мы собирались… почти конспиративно и играли… Мне было 15 лет, когда я решила выйти на сцену. Мы выступали в разных клубах, где я пела джаз, совершенно не зная английского языка… Георгий Габискерия организовал в Тбилиси джаз-оркестр Грузии, в котором я была солисткой. Он удивлялся, что я свингую по-американски. Затем в Тбилиси приехал Эдди Рознер… Он… пришел к нам на репетицию, послушал меня и сразу же пригласил к себе в оркестр. Именно тогда я вышла на большую сцену… Сначала Тбилиси, потом Баку… И везде – ошеломляющий успех… Это было чудом! Мы… прятались, были под запретом, и вдруг…

Пройдут годы, и Гюли Чохели станет открытием джазового фестиваля в Праге и фестиваля песни в Сопоте. О песнях Микаэла Таривердиева в ее исполнении будут писать: «В строгих джазовых гармониях звучат и сомнение, и боль, и шум дождя, и вздох человека». Но это позже, а пока начинающий композитор Таривердиев пишет цикл песен на слова В. Орлова, поэта, сотрудничавшего с Эдуардом Колмановским и Юрием Саульским (вспомните «Тишину», «Я жду весну»). Выделялась в этом цикле «Знакомая песенка». Ее включили в свой репертуар и Гюли Чохели, и Майя Кристалинская.

Глава VII

Такая жизнь

Буклет 1950-х

Дела семейные

Мы уже говорили, что главным музыкальным инструментом для Рознера была труба. Но иногда «царь» позволял себе играть и на скрипке или еще на чем-нибудь. Так же у него обстояло и в личной жизни. Как это ему удавалось? Наверное, «царю» везло на мудрых, понимающих и всепрощающих жен, на любовниц, для которых синица в руках была одновременно и жар-птицей в сказке, и журавлем в небе.

Секрет обаяния Эдди заключался не только в том, что он умел вовремя улыбнуться и сделать комплимент, быть предупредительным и аккуратным в деталях. Попробуйте соблюсти со всеми дамами принцип «Джерыджи», расшифровывавшийся Борисом Сичкиным как «джентльмен, рыцарь, джигит». Ни времени, ни энергии не хватит. Каждая женщина требует максимум внимания к себе, каждая уникальна и неповторима.

По словам дочери Ирины, Рознеру трудно давались расставания. Украсив свою жизнь несколькими любящими женщинами, подарившими ему детей, Эдди не хотел их отпускать от себя и, казалось, запутался окончательно.

Свидетельства разнятся. Согласно воспоминаниям Рут Каминской, Рознер – в одном из адресованных ей весной 1954 года писем – просил помочь с приобретением двух билетов на самолет из Магадана в Москву. Причем деньги Каминска намеревалась одалживать у друзей:

«Когда мы снова смогли переписываться после тюрем и ссылок, он присылал ободряющие, полные любви письма. Я посылала ему такие же. Теперь… он собирался вернуться в Москву, ведь я была вновь прописана здесь. Я должна была помочь ему ради дочери».

Ирина Прокофьева-Рознер:

Освободившись, Эдди дал два концерта со своим оркестром и так заработал деньги на авиарейс. Хотя, может быть, денег не хватило. Отправив меня и маму в Москву, он отправился туда кружным путем через Хабаровск.

Рознер надеялся отыскать в Хабаровске Антонину Грачеву с сыном, не предполагая, что живут они снова в Комсомольске. Он увидится с ними лишь через пять лет.

Ирина Прокофьева-Рознер:

Отец говорил позже, что он в большом долгу перед мамой и никогда не забудет того, что она сделала для него. Так оно и было. Особое отношение к моей матери не исчезло даже после официального расставания в 1956 году. Вернувшись в 1952 году из Кокчетава, Рут смогла лишь год спустя переехать в Москву (до этого были Гомель и Рязань). Теперь вместе с дочерью она проживала у Деборы Сантатур.

Отец приехал в Москву позже мамы. Поначалу они вместе жили в гостинице «Москва». Моя мать была поражена в правах: в течение пяти лет после освобождения из лагеря ей не разрешалось селиться в Центральной России. Администрация гостиницы не собиралась закрывать глаза на постоялицу с «волчьим билетом», и отец с матерью уехали в Николаев, к моей бабушке. Там отец оставался примерно до середины сентября, после чего вернулся в Москву. В октябре он начал собирать оркестр и репетировать с новым составом. Он жил в гостинице, но часто бывал