SPA-чистилище - Анна и Сергей Литвиновы

– Папа, я сложил.

– Ну, хорошо, Павлуша, молодец.

– Папа, посмотри.

– Я сейчас не могу. Ты же видишь, я занят.

– Пожалуйста, посмотри.

– Поиграй еще. Я подойду.

– Когда?

– Через три минуты.

– Это сколько секунд?

– Сто восемьдесят.

– Сто восемьдесят?.. Единица, двойка, тройка, четверка, пятерка – хорошие мальчики получают только пятерки, – шестерка, семерка – в одной неделе семь дней, – восьмерка…

– Вот молодец. Считай, считай…

Глава 9

Когда Валерий Петрович с Иваном вышли из дома, из облаков выглянула луна. Она сразу залила сад неправдоподобным, химическим светом.

Экипировка полковника включила в себя то, что он захватил фляжку коньяку и небольшой, но мощный фонарик, найденный в хозяйстве у Аллы Михайловны. Впрочем, пока нужды в нем не было. Небесное ночное светило соперничало в яркости с фонарями, горящими на участке Любочки и на далекой Советской. На траву ложились четко очерченные тени.

Дождавшись, пока луна скроется за тучкой, пенсионер вместе с юношей вышли за калитку. Рядом с забором Василия опять стоял «Рейнджровер». Видно, хозяин решил заночевать на даче или ехать в столицу совсем уж на ночь глядя.

Иван с Ходасевичем дошли до тупика – забора, ограждающего владения пианиста. Не успел Валерий Петрович вымолвить слова, как юноша схватился за верх ограды, одним движением подтянулся, перебросил через забор тело и спрыгнул вниз, в темноту.

«Неужели он надеется, что я, с моим пузом, последую за ним?» –усмехнулся про себя Валерий Петрович.

Через минуту он получил ответ: щелкнул замок, изнутри открылась ковригинская калитка и в проеме показалась голова Ванечки. Юноша сделал приглашающий жест. Полковник шагнул в чужой сад.

Луна снова выглянула из облаков и осветила им путь.

Бетонная дорожка вилась среди настоящего леса: березы, елки, кустарник и подрост. Никто за садом не следил. Точнее, ухаживали за ним минимально: палая листва с дорожки была сметена и сложена в кучи по краям.

Ходасевич с юношей подошли к дому. Коттедж пианиста Ковригина, конечно, потерялся бы где-нибудь на Рублевке или Новорижском на фоне новорусских особняков – но здесь, в демократичной Листвянке, он выглядел весьма фешенебельно.

Все окна первого этажа светились. Валерий Петрович сделал предостерегающий жест – мол, тихо, а потом потянул Ивана в сторону от дорожки. Под ногой хрустнула ветка.

Они, внутри кустарника, встали напротив окна – там, куда не падал свет.

Шторы оказались не задернуты.

Была прекрасно видна огромная комната на первом этаже – та самая, о которой только что рассказал Ванечка.

Посреди помещения стоял рояль. У стены, от пола до потолка, громоздились книжные полки. А рядом с ними, за письменным столом, вполоборота к окну сидел Ковригин. Он увлеченно разглядывал экран в портативном компьютере. Временами, не отрываясь от ноутбука, щелкал клавишей. Что он рассматривал на экране, с улицы видно не было.

Иван прошептал:

– Стопудово – детскую порнографию смотрит.

Валерий Петрович усмехнулся:

– А может, изучает график собственных гастролей.

– Что вы собираетесь дальше делать?

– Иди, осматривай участок, – прошептал Ходасевич и протянул парню фонарик. – Начинай с дальнего забора. Пройди последовательно. Сначала по периметру забора. Затем постепенно сужай круги по направлению к центру. Обращай особое внимание на свежевскопанную землю. И, может быть, увидишь детали одежды бабушки или аксессуары: пуговицу, очки… Старайся не шуметь. И еще – сделай все, чтобы свет фонарика не был виден в доме и за границами участка. Пианиста я отвлеку. Все понял?

– Шур!

– Действуй! Встречаемся у калитки через сорок минут.

Молодой человек, весьма вдохновленный поручением частного детектива, скользнул в кусты и, производя немало шума, скрылся в запущенном лесу, коим порос участок пианиста.

А сам полковник поднялся на ковригинское крыльцо и нажал кнопку звонка.

Колокольный звон отозвался в доме – а через минуту, не спросив кто, Ковригин отворил дверь. Пару секунд он растерянно моргал. Сперва пианист, видимо, пытался разглядеть, кто явился, а затем старался узнать. Наконец, признав, нахмурился.

– Чем обязан?

Валерий Петрович улыбнулся со всей своей милотой.

– Ужасно скучно здесь вечерами. Даже словом перемолвиться не с кем. Вот, решил зайти в гости по-соседски.

И он достал из кармана куртки трехсотграммовую фляжку коньяку.

– Можно?

– Ну, я, вообще-то, не пью, – протянул пианист. – Да и не убрано у меня…

Ковригин явно смутился. Стало очевидно, что он совершенно не заинтересован в визите полковника.

Ходасевич поднажал:

– Значит, выгоните в ночь своего нового соседа?

На лице пианиста отразилась душевная борьба. Он слегка покраснел. Пальцы его рук чуть задрожали, и он сунул их в карманы старой курточки с истертыми манжетами.

– Ну, если вы желаете… Проходите, конечно…

– Вот это дело! – бесцеремонно бросил Ходасевич, играющий роль мужичка-нахала, и плечом слегка потеснил хозяина внутрь дома. – Чай-то вы хоть пьете? Или, может, кофе?

Хозяин пробормотал, словно загипнотизированный напором полковника:

– Да, у меня есть хороший чай… И кофе…

– Вот и чудненько!

Пианист наконец распахнул перед полковником дверь своего дома и промямлил:

– Проходите!

Волей-неволей Ковригину пришлось проявить гостеприимство. Он усадил Валерия Петровича на диване – не на том ли самом, где пятнадцать лет назад пытался соблазнить малыша Ванечку? Сам хозяин исчез в крохотной кухоньке: поставил чайник, гремел посудой.

Ноутбук, коим только что пользовался музыкант, оказался закрыт.

Ходасевичу после первого столкновения лицом к лицу стало ясно, к какому психологическому типу относится его контрагент: доминанта характера – тревожно-мнительная организация. С такими типами лучше всего управляться напором и натиском – чередуя периоды давления с любезностью.

Наконец появился чай. Ковригин подал его на сервировочном столике. Для полковничьего коньяка был ввезен, в числе прочей посуды, изысканный бокал. Ходасевич настоял, чтобы хозяин ложечку горячительного напитка влил себе в чай.

Завязалась светская беседа. Валерий Петрович узнал, что восемнадцатого пианист едет на гастроли в Вену, и проявил себя недюжинным знатоком австрийской столицы: куда пойти, что посмотреть: «Очень интересен дом, где родился Моцарт. Вы не бывали?..» Хозяин отмяк и даже слегка порозовел – то ли от светской беседы, то ли от чая с коньяком.

И вдруг полковник ошарашил Ковригина:

– Это хорошо, что вы едете только восемнадцатого. Никуда до этой даты отлучаться не собираетесь?

– Нет, а что? – сразу насторожился музыкант.

Ходасевич ответствовал безапелляционно:

– Вас захочет допросить милиция.

Пианист нахмурился:

– С какой стати?

И вдруг полковник выкинул штуку – тщательно продуманную и не случайную. Он подался к Ковригину и подмигнул:

– Что, мальчиков предпочитаете?

У пианиста сразу задрожали руки.

– Что, простите? – переспросил он, словно не веря своим ушам.

Ходасевич подался к нему так, что оказался лицом к лицу.

– А ты знаешь, – зловеще прошипел он, намеренно переходя на «ты», – что тут, в Листвянске, рядом с твоим домом, бесследно пропал мальчик-таджик? А? Это ты опять начал свои фокусы?!

Последняя фраза полковника прозвучала угрожающе.

– Да как вы смеете… – только и пролепетал Ковригин. Он был совершенно деморализован.

– Где он?! – навис над подозреваемым полковник.

Пианист отшатнулся и пробормотал:

– Я не… Почему вы… Я представления не имею…

– Я должен осмотреть дом, – безапелляционно заявил Ходасевич.

Руки Ковригина затряслись. Он выдавил:

– Да по какому праву…

Полковник внушительно заявил:

– Слушай меня внимательно, Ковригин! Ты у нас давно под колпаком. Тогда, двадцать лет назад, в восемьдесят четвертом, мы тебя просто пожалели. Потом, в девяносто первом, когда ты приставал к соседу Ванечке, тебе удалось отвертеться. Но сейчас наше терпение кончилось. По-моему, ты, Ковригин, доигрался. А ну, пошли, показывай дом! Живо!

Словно заведенная кукла, с трясущимися руками, пианист поднялся с кресла. Ходасевичу не было его жаль. Даже если допустить, что музыкант невиновен в исчезновениях людей, полковник терпеть не мог педофилов. Гомосексуалисты – черт с ними, это их осознанный, взрослый выбор. А вот тот, кто соблазняет малых сих, достоин гораздо более серьезной моральной пытки, чем устроил Ковригину полковник.

– Пошли!

Пианист двигался, словно околдованный, загипнотизированный наездом частного детектива. Он был обсолютно раздавлен.

– В ванную! – скомандовал Ходасевич.

Ванная комната не блистала чистотой. Сероватый кафель, потеки ржавчины на кранах и серые кольца на дне ванны. Под умывальником скопились хлопья пыли. Уборку здесь не производили чуть ли не месяц.