Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари

Мы оба стремительно разворачиваемся лицом к незваному гостю.

Но никого не появляется.

Открывается проём размером с прорезь в почтовом ящике.

Листок бумаги колыхается, падая на землю, и проём закрывается.

«Я не стану приходить в Светлый Двор.

Фейри нападают всякий раз, когда я это делаю.

Дэни исчезла. Джек тоже пропал.

Оба похищены из Честера.

Риодан говорит вам тащить свои задницы в мир смертных.

Кристиан».

Я резко вдыхаю, запрокидываю голову и смотрю на замок, чувствуя, как кровь леденеет в моих венах.

«Мак», — предостерегающе произносит Бэрронс.

Я его игнорирую. Они уже похитили мою маму. Теперь они похитили моего отца и Дэни? Тех трёх людей, которые значат для меня целый мир, которые добры и сильны, храбры и хороши, решительны и ценны, каждый день стремятся сделать мир лучше.

Мир нуждается в них.

Но он не нуждается в гадких мелочных фейри.

Во мне нарастает цунами, сотворённое из неукротимой ярости. Может, мне и недостаёт знаний об ушедших временах, но я — единственный сосуд Истинной Магии. Пришло время посмотреть, на что она способна.

Ярость помогает мне стать сосредоточенной, как лазер. В этом отношении ярость изумительна. Она уничтожает препятствия, обходит стены, нацеливается на врагов как ничто иное.

Она думает, что защитилась от меня чарами?

Я разнесу её бл*дскую дверь в щепки. Разрушу её замок. Разорву её саму в клочья.

Видимые, может, и вернули свои воспоминания, но эмоции — моё преимущество. С которым они никогда не смогут тягаться.

Налетает арктический ветер, кружащий вокруг меня, атакующий дверь, проносящийся по обе стороны от замка, завихряющийся всё выше и выше, поднимающий в воздух снег и блестящие осколки льда, когда моя ярость изменяет климат.

Бэрронс хватает меня за плечи и с силой трясёт. «Ты чёртова идиотка, если ты неправильно применишь силу, ты убьёшь и их тоже. Я чувствую, что нарастает в тебе. Ты думаешь, что эта сила нацелена, но это не так. Ты думаешь, что это свет, но это не так. Тёмная магия намного опаснее, и ты не знаешь, как её контролировать. На обучение этому требуются десятки лет».

«Истинная Магия — не тёмная, — яростно отвечаю ему я. — Пусть она и способна на великое разрушение, она произрастает из нежного и доброго источника».

«Хрень собачья. Я чувствую то, что в вас, и в нём нет ничего светлого. Я знаю тёмную сторону. Я там живу, мать вашу. Эмоция придаёт форму силе. За ужасающую силу приходится платить ужасающую цену. Заткнитесь нах*й и возьмите свои чёртовы эмоции под контроль, мисс Лейн».

Слишком поздно.

Я не могу.

Я пригласила силу.

Она здесь.

И она должна куда-то уйти. Но он прав. Я не осмеливаюсь нацелить её на замок, потому что если мама, папа и Дэни там, это разрушит и их тоже. Я должна научиться управлять этой силой с точностью… и быстро.

В данный момент я должна её выпустить, иначе она разорвёт меня по швам, и вот этому уж точно не бывать.

Я резко разворачиваюсь к десяткам тысяч замёрзших статуй во дворе, и как раз когда я думаю, что сила может разорвать меня на куски, она вырывается из меня колоссальным, морозным, смертоносным ветром, который проносится над двором как ледяной сирокко. В то же мгновение, когда он покидает моё тело, я падаю на землю, лишившись костей, лишившись мышц, сухожилий и связок, во второй раз за день обездвиженная и уязвимая. Мне надо разобраться с этим и исправить как можно быстрее. Я не буду лежать на земле как сломанная тряпичная кукла.

Стиснув зубы, я приподнимаю голову на несколько скудных дюймов, чтобы всмотреться сквозь бритвенно-острый буран, бушующий над землёй, пока цвет уходит с кожи фейри.

Обездвиженные фейри превращаются в алебастровый лёд, затем разлетаются на серебристые осколки, дождём осыпаясь на землю и мерцая на снегу миллиардами крошечных бриллиантов.

Мои губы изгибаются.

Весь двор играючи уничтожен. Одной лишь мыслью.

Моей мыслью.

Я роняю голову обратно на снег и лежу, дрожа, ожидая, когда вернутся мои кости, и щурюсь.

Она наблюдает со мной с вершины замка? Видела ли она то, что я сейчас сделала? Понимает ли она, что я королева, а она тысячу раз дура, если думает, будто когда-либо сумеет хоть что-то у меня отнять?

Надо мной свинцовое небо темнеет, и ночь застилает день, когда глубокая, беззвёздная чернота завладевает королевством. Высоко вверху, в этой черноте, грохочет гром, и температура болезненно опускается. Я заледеневаю на месте.

Я этого не делала. Это сделала сука-принцесса. Как она смеет? После того, чему она стала свидетельницей? Я встряхиваюсь и разбиваю лёд. Тихонько рассмеявшись, я прогоняю её тьму и восстанавливаю день. Всё на мгновение спотыкается; я чувствую, как она пытается перехватить контроль.

Она терпит неудачу. Я снова смеюсь. Может, она и выудила парочку забытых охранных чар, но она не может со мной тягаться.

Бэрронс и пальцем не шевелит, чтобы помочь мне подняться.

Он взбешён.

Он это переживёт.

«Ты можешь восстановить Видимых обратно?» — спрашивает он наконец.

Сделав невероятное усилие, я поворачиваю голову на бок и смотрю на него взглядом острым, как ножи, и застывшим, как зима. «С чего бы мне это делать?»

***

Я прислоняюсь к краю унитаза (я даже не пытаюсь смывать, потому что, зная мою удачу, я получу водяной фонтан) и провожу дрожащей рукой по рту.

Я чувствую себя так, точно выблевала каждый кусочек пищи, который когда-либо съела за всю свою жизнь.

Не по количеству, а по качеству. Меня рвало целый час. Это уже не сухие рвотные позывы. Не осталось даже лёгкой струйки желчи, но мой желудок продолжает извергаться, а тело содрогается.

Бэрронс сидит со мной на полу уборной в «Книгах и сувенирах Бэрронса», прислоняясь спиной к дверному косяку, вытянув длинные ноги, скрестив руки на груди. Его глаза полностью чёрные.

Нет белков. Нет даже кровавого проблеска. Чистый обсидиан.

Он молча наблюдал за мной с тех пор, как мы просеялись обратно в книжный магазин. Он не сказал ни слова.

Я знаю, почему.

Он не может находиться вблизи той силы, которую я призвала, так, чтобы она не влияла и на него тоже.

Это делает его обузой.

Подождите… что?

Это я обуза.

Я начинаю тихонько плакать.

Моё тело ощущается больным, отравленным, потому что я добровольно призвала то, что для меня является проклятием. Я пригласила это. Я позволила этому течь через меня и стала единой с этим.

Это очень сильно отличается от одержимости Синсар Дабх. Тогда была разумная, голодная чернота, которая плела замыслы и планировала, извращала и искушала, компрометировала и манипулировала, захватывала контроль надо мной и принуждала меня, пока я наконец-то не разобралась, как этому противиться.

Но сегодня это всё я.

Мой выбор.

Моя ярость. Мой страх. Мои несдержанные эмоции.

Я добровольно призвала разрушительную силу. В ней не было доброты. Лишь жестокость. Я стремилась к мести в самой примитивной форме. Я разрушила десятки тысяч существ. Одной лишь мыслью. То, что ранее окрыляло меня, теперь повергает в ужас.

Я снова содрогаюсь в рвотных позывах и плачу ещё сильнее. Я задыхаюсь и хнычу, моё горло горит, мой желудок в огне, а сердце превратилось в камень в груди.

Можно подумать, что из-за того, насколько моё тело превратилось в нечто весьма похожее на фейри, изменённое эликсиром Крууса, я не буду так страдать, но я страдаю.

— Это человек в тебе, — натянуто говорит Бэрронс. — Рад видеть, что какие-то маленькие клочки ещё сохранились.

Я встречаюсь с его тёмным взглядом.

На мгновение он всматривается в мои глаза, затем какой-то нюанс его лица смягчается, и его глаза светлеют до полночных радужек на серебре.