Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари

Но сучка вальяжно вошла без приглашения, незваная гостья со зверем бок о бок с ней, словно она имела все права находиться в Зиме.

Когда королева восстановила её подданных, Иксай задержала дыхание, молясь, чтобы смертная обладала властью исцелить их полностью, вернуть им рассудок и бессмертие вместе с их обликом.

На несколько секунд она подумала, что королева добилась успеха.

Потом они снова набросились друг на друга.

И снова.

И снова.

Теперь её королевство было заполнено лишь статуями.

Она стала принцессой ничего.

Ну, не совсем.

В замке с ней находилось ещё кое-что, но это было не намного лучше отвратительных статуй внизу.

С ледяной улыбкой она перевела взгляд на человеческое существо, которое она похитила, чтобы заставить МакКайлу Лейн подчиняться малейшей её прихоти.

Оно всё ещё было живо.

Едва-едва.

Она травмировала это существо весьма точным образом, а закончив, заразила медленно действующим ядом.

Теперь лишь одно могло его спасти.

Эликсир Жизни.

Глава 18

Узрите меня в короне[24]

Мак

Чтобы убедиться, что моей матери нет где-то на этом отвратительном поле битвы, мы вынуждены пройти по нему. В режиме медленного Джо, как сказала бы Дэни. Тащась по нему с трудом, как сказала бы я. Просеивание разбаловало меня. Есть вещи, которые я предпочитаю не видеть, но правитель не имеет такой роскоши, так что я заставляю себя осматривать фейри, мимо которых мы проходим. Никакие существа не заслуживают той жестокости, которую они обрушили друг на друга. Я загнана в тупик, не в состоянии понять, что могло подтолкнуть их к такому.

Как только мы проходим мимо последнего замороженного уродства, я просеиваю нас вверх через абсурдную тысячу ступеней, обрамлённых замысловатыми резными перилами изо льда, которые ведут к возвышающейся двери крепости.

Как и всё с фейри, замок Зимы — это раздутое, чрезмерное творение. Онемевшие и не чувствующие ничего Видимые считают, что чем крупнее и грандиознее вещь, тем лучше; отсюда и тысяча ступеней, на которые ни разу не ступала холёная ножка просеивающихся фейри из высших каст; тысяча ступеней, которые не-просеивающиеся нижние касты вынуждены преодолевать пешком — напоминание об их низшем статусе всякий раз, когда Зима призывает их сюда.

Дверь широкая, в пятьдесят раз выше нас. Не потому что фейри высокие (они лишь на несколько футов выше смертных), а потому что она крупнее и грандиознее, следовательно, лучше. Ещё больше растраченных впустую вещей. Я живу в уютном, пусть и пространственно проблематичном книжном магазине, и буду жить там до тех пор, пока имею право голоса.

По поверхности двери идёт рябь какого-то жидкого серебристого элемента, которым Зима преградила вход в свой замок. Замысловатые руны устремляются вверх по двери сотнями колонн, достигают верха и исчезают. Я осознаю, что они образуют петлю, простираясь по передней стороне, загибаясь сверху, спускаясь по задней части двери, потом достигают низа и снова поднимаются спереди, дважды защищая вход от нас. Вот во что я врезалась, когда пыталась просеяться к моей маме. Это магия, способная не впустить королеву Фейри в замок одного из её королевств.

«Умно, — бормочет Бэрронс. — Я не видел такого прежде».

Это меня беспокоит. Я ухожу внутрь, просматриваю свои файлы по охранным чарам, которые я организовала и держу в легкодоступном месте. В уединении я потратила огромное количество времени на изучение всевозможных способов защиты. Врагов у меня предостаточно, а мне нужно где-то спать.

В моих файлах нет упоминания о чарах-петлях, которые окружают объект, и нет советов, как такие чары разбить. Я подумываю попробовать заклинания наобум, начиная с моих всемогущих кровавых рун, но использовать магию наугад опасно. Если неудачно сломать руну, можно превратить её в нечто иное. Если добавить кровь не к той руне, можно превратить её в живого стража. Мои кровавые руны, некогда использовавшиеся для укрепления тюремных стен, сделали их настолько мощными, что чем сильнее Невидимые пытались сбежать, тем сильнее становились стены. Они также недавно применялись, чтобы заточить в кокон двух поразительно могущественных принцев Невидимых, действуя по тому же принципу. Чем сильнее они противились кокону, тем теснее он сплетался и тем несокрушимее становился. Если я нанесу такую руну на дверь, она наверняка укрепит барьер.

«Как она может обладать методом защиты, о котором я ничего не знаю, и который способен оградить даже от королевы Фейри? У меня есть все файлы по фейри», — говорю я Бэрронсу.

«Не совсем. Ты владеешь файлами со второй королевы и далее, и возможно, что отсутствуют целые эпохи. Первая королева умерла, не передав знания, оставив тайну их происхождения в туманах времён. Мы не знаем, передавали ли последующие королевы свою силу. Мы знаем лишь то, что время от времени они это делали».

«Всё равно, фейри регулярно пьют из Котла, сокращая свои воспоминания до более короткого отрезка времени».

Бэрронс замирает неподвижно (непростой подвиг для мужчины, чья естественная поза неподвижна как сама смерть), и я буквально вижу, как он перебирает бесчисленные вероятности, а потом подсвечивает ту, что он считает самой вероятной.

«Бл*дь», — рычит он.

«Что?» — требую я.

Тёмные глаза прищуриваются, ноздри раздуваются, пока он осматривает застывших Видимых. Я вижу, что его разум несётся на бешеных скоростях, обдумывая то, что пришло ему в голову. Он жил так долго, видел намного больше, чем я, анализировал нюансы событий, как разворачивались игры за власть после войны, и он часто улавливает суть происходящего наперёд меня. Это раздражающе и невероятно полезно.

«Видимые постепенно становились могущественнее, — наконец, бормочет он, — после того, как была пропета Песнь. Старые земные боги восстали, материя восстановилась, уникальные способности умножились. Что, если изменилось не только это? Что, если дополнительные изменения продолжались в Фейри, как и в мире смертных?»

«Что продолжало меняться в мире смертных?»

«К примеру, зеркала. Они могут отражать тебя, могут не отражать; некоторые могут даже служить ограниченными проходами. Тостеры когда-то возвращали тосты. Теперь остаётся только гадать, что ты получишь назад, если вообще что-то получишь. Унитазы должны смывать вниз, а не вверх. Человеческие законы физики становятся всё более непредсказуемыми. Фейри и смертные сливаются воедино».

Ещё одна причина, по которой мне нужно вновь поднять стены между мирами. Тостеры не отдают тосты, а унитазы смывают не в том направлении? Что ещё я упустила? «К чему ты ведёшь?» — практически рычу я. Мне не нужно ещё больше проблем. Возрождённая сила Видимых — достаточная проблема.

«Что, если Песнь начала обращать вспять и восстанавливать и другие вещи?»

«Например?» — в этот раз я рычу, потому что начинаю видеть, к чему он ведёт, и мне это ни капельки не нравится. Это подразумевает, что преимущество долгой памяти принадлежит вовсе не мне, а им. «Нет», — настаиваю я.

«Отрицать эмоциями то, что утверждает рассудок — нелогично. Что, если Песнь восстановила их воспоминания? Моя теория объясняет чары, с которыми ты столкнулась ранее, и эти тоже».

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на поле битвы. Что надёжнее обратит фейри друг против друга, если не внезапное воспоминание о бесчисленных распрях? Если давно забытые войны из забытых времён вдруг стали свежи в их головах? Пусть они обладают лишь поверхностными эмоциями, фейри надолго затаивают обиды. Колоссальное эго требует колоссальной расплаты.

Одновременно с Бэрронсом я чувствую искажение пространства, просеянного через чьи-то руки. Из далёкого портала открывается проход в Фейри.