Счастье с третьей попытки - Галина Романова

И скрылась в дверном проеме. А где она могла ему еще постелить, интересно?

– Слева от меня, – крикнула Маша из своей спальни, когда он ее спросил. – На моей кровати слева от меня. Все, спите, капитан. Вставать уже очень скоро…

Утром мечта продолжала исполняться.

Его разбудил шум льющей воды в ванной, взбесившиеся от скоротечности времени часы и запах только что сваренного кофе. Харламов свесил ноги с дивана, потянулся за штанами, пытаясь вспомнить, как раздевался. Так и не вспомнил. Оделся, пошел в кухню. Стол накрыт к завтраку. Глубокая с крышкой сковорода на плите. Кофе.

– Встали? Доброе утро! – Маша влетела в кухню в джинсах, футболке и с тюрбаном из полотенца на мокрых волосах. – К столу. Сейчас завтракаем, едем к вам в отдел, я даю показания и… И потом мне надо в больницу.

– Показания? – Харламов сел за стол, на его тарелку тут же шлепнулся большущий кусок омлета с зелеными и красными прожилками, он опасливо поддел зеленую нитку вилкой. – А что это?

– Зелень и паприка, не отравитесь, ешьте, – приказала Маша, села к столу прямо в тюрбане, глянула на него с насмешкой. – Предпочитаете магазинные пельмени? Я, между прочим, тоже. Готовить не умею. Но сегодня вдруг как-то получилось. День, видимо, сегодня особенный.

– Да? – Он положил в рот кусочек омлета с зеленью и паприкой, осторожно пожевал, понравилось. – И чем же он особенный?

– Сегодня день разоблачений. Я расскажу вам то, что хотел рассказать Сережа. И сделаю это абсолютно безвозмездно. – Маша быстро с аппетитом ела, успевая намазать булку маслом себе и ему, схватить из салатницы по куску помидора и положить ему и себе. – Почему, спросите вы? Потому что… Потому что не бывает так, чтобы и справедливость восторжествовала и деньги при этом были. Что-то одно. Да и к тому же я не все знаю! Не все из того, что знал Сережа.

– Вон как.

Харламов осторожно отводил от нее взгляд, чтобы откровенно и жадно не восхищаться ее нежной шеей, аккуратными ушками, выглядывавшими из-под полотенца. Не смотреть на ее рот, яркий, без помады…

– А что же известно вам, Маша?

– Мне? Сначала? – Он кивнул. – Мне известно, что бандитская группировка, основанная в начале девяностых тремя друзьями: Роговым, Гавриловым и Володиным, в конце девяностых лишилась одного из них.

– Володина, – снова кивнул Харламов.

Историю этой банды он знал наизусть. Знаком был лично с Гавриловым и Роговым. Володина не застал, но прекрасно помнил его физиономию по фотографии. Здоровый, рослый, красивый. Он погиб при загадочных обстоятельствах. Двое оставшихся в живых друзей тайно подозревали друг друга в его гибели. Но доказательств причастности кого-либо из них не было.

После гибели Володина Рогов вскоре сел, а после возвращения постепенно отошел от дел… якобы. Гаврилов уехал за границу. Многие из тех, кто был у них в подчинении и кому удалось выжить, впоследствии сели. Пару лет назад бандиты начали возвращаться из мест лишения свободы. Вернулся почему-то и Гаврилов из-за границы. Группировка снова начала сколачиваться и творить беспредел. Правда, теперь они действовали не столь нагло, не в открытую. О причастности банды к тем или иным преступлениям скорее догадывались по почерку, чем имели доказательства. А потом Гаврилов возьми и устрой пьяный дебош со стрельбой в одном из ресторанов. Двух официантов ранили. Одного из посетителей убили. Гаврилова арестовали. И еще троих, кто был с ним в тот вечер. Вся полиция города от удовольствия потирала руки, наконец-то этого урода посадят! Но не тут-то было! Свидетели, которых было ого-ого сколько, вдруг начали растворяться. Кто ничего не видел, кто куда-то уехал, кто в ДТП угодил, кто сам попался на чем-то противоправном. Дело разваливалось! И тут является Устинов со своим заявлением. Это же…

Это же просто подарок судьбы! Все воспрянули духом. Ну, теперь-то, теперь Гаврилов не отвертится от срока. И снова провал!

– Так вот… – Маша потянула с головы полотенце, встряхнула влажными волосами. – Сережа точно знал и имел доказательства того, что… Что Володин жив!

– Что-о-о? – У него вышло так длинно, так протяжно, будто песню запел. – Володин жив?!

– Да.

– Но как это возможно?!

Вот Володина-то они могли посадить прямо сейчас на всю оставшуюся жизнь. Дело об убийстве молодой семьи, закрытое из-за смерти подозреваемого!.. Теперь его снова можно возобновить. Там доказательств уйма! Прокурор бы плясал от радости, так наследил Володин в том доме, измываясь и убивая. Там одних его пальчиков – не счесть! И соседи видели здоровенного малого, выходившего из двери квартиры убитых. С пистолетом и в крови. Опознать могли. Пусть прошло много лет, пусть! Такие преступления за давностью не списываются.

– Возможно. – Маша отодвинула пустую тарелку, взяла в руки чашку с кофе, сделала глоток. – Возможно, если сменить внешность. Володин ее и поменял. Сразу, как инсценировал свою гибель. Кто его тогда опознавал? Дружки, бандиты? Родственников не было, только они. А они что увидели? Обгоревший труп в сгоревшей машине Володина. Его побрякушки золотые на шее и руке. Опознали, заколотили, закопали. Причем, хочу заметить, опознавал Володина Гаврилов с какими-то своими головорезами. Рогов тогда с воспалением легких лежал в больнице.

– Откуда, Маша… – Харламов ошалело крутил головой, – откуда вам все это известно?

– От Сережи.

– А ему-то… Ему откуда?! Он что, собственное расследование проводил? Или вел летопись кровавых дел банды?!

– Не он. Сосед его по дачному поселку. Они давно общались. Дружить Сережа ни с кем не дружит, кроме меня. Просто общается. Маленький, скромный человечек, ну, вы понимаете, да?

– Да, понимаю. – Вадик рассеянно кивнул.

На самом деле он ни хрена не понимал, откуда такие сведения у маленького скромного человечка. Почему непременно с ним делился этими сведениями его сосед по даче? И кто этот сосед?!

– Он один из пострадавших. Кто-то у Степана Ивановича погиб в девяностые. То ли в банде этой состоял и погиб в перестрелке, то ли от рук банды погиб. Точно не знаю. Это лишь Сережа знает. Так вот Степан Иванович целые тома собрал по делу этой банды. Наблюдал, спрашивал, записывал. Сережа даже подозревал, что он немного того, сдвинулся на этой почве. Даже на рыбалку начал остерегаться с ним ходить. Говорит, только удочку закинем, он заводит одну и ту же песню и часа на три-четыре, пока рыбачат.

– Что же поменялось в настроении вашего брата, что он решил сотрудничать с нами? Сведения, которые он хотел нам продать, как я понимаю, он у своего соседа по даче достал?

– Да, Степан Иванович завещал ему свой архив.

– Завещал? Он что, умер?

– Да, около года назад или чуть раньше.

– И ваш брат так долго молчал?!

– Он разбирал архив, – пожала плечами Маша, ероша подсохшие волосы. – Повторюсь, Сережа и правда считал его немного сдвинувшимся. Там столько папок! Сережа говорит, стеллаж огромный, целая стена! И по каждому члену банды все отдельно. Досье на каждого. Когда родился. Когда крестился, на ком женился. Сережа долго разбирал бумаги. Нашел что-то важное. Какие-то видеозаписи. Фотографии.

– Он говорил, да, – кивнул Харламов.

– Потом наткнулся на досье на этого Володина и… И сам начал наблюдать. И… Знаете, что он мне сказал в последнюю нашу встречу?

– Что?

Харламов смотрел, как она собирает посуду со стола, относит все в раковину.

– Что ваша начальница погибла потому, что… Что узнала, кто такой Володин теперь.

– Господи! – Он схватился за голову, глянул на ее четкий профиль с укором. – Вы, конечно же, не знаете, кто это, так?

– Нет. Сережа не сказал. – Ее голова качнулась, четкий профиль смазался. – Я, говорит, и так тебе много чего рассказал.

– А архив? Где этот чертов архив Степана Ивановича?! Он-то хоть цел?!

– Нет. Сережа сжег почти все. Оставил только видеозапись и досье на Володина. А то, говорит, мне никто не поверит. И проверять не станут. Все остальное, Сережа сказал, не имеет значения и ценности. Все остальное, он сказал, у полиции имеется в избытке.

Не ему решать! Хотелось рявкнуть Харламову, но он сдержался. Ее брата долго оперировали ночью, и он уже никогда не станет полноценным человеком. Так сказал доктор.

А вдруг он лишится памяти?! Вдруг он не вспомнит, куда спрятал улики?! Как тогда быть?!

– Где он спрятал вещдоки, он вам, конечно же, не сказал?

– Нет, – ответила Маша, не повернувшись.

Ответила слишком быстро. Слишком напряжена спина. Слишком долго не поворачивалась.

Она знает, решил Харламов про себя. Знает много больше, чем говорит. Но молчать станет до тех пор, пока ее брат не придет в сознание и не даст ей позволения говорить дальше.

– Это все, что вы мне хотели сказать, Маша?

Харламов вылез из-за стола, подошел к ней почти вплотную, вдыхая запах ее шампуня, мыла и еще черт знает чего, вызывающего слабость в коленках и легкое головокружение.