Повесть о Сверкающей Равнине - Уильям Моррис

Тут чужак ринулся на поединщика моря, и коленом прижал его к земле, и перехватил меч поудобнее, словно чтобы пригвоздить недруга к полу. Но поверженный воззвал:

– Удержи свою руку, ибо я побежден! Пощади меня согласно заключенной промеж нас договоренности, чтобы я служил тебе год и следовал за тобою повсюду.

Тогда поднялся чужеземец, и отступил в сторону, а викинг моря встал на ноги, и снял шлем, и все увидели перед собою Крошку Лиса.

А поединщик-победитель тоже снял шлем, и ло! – то был Халльблит! И в зале загремел крик изумления и ярости.

Тут воскликнул Крошка Лис:

– Призываю всех собравшихся в свидетели того, что в силу исхода битвы Халльблит из клана Воронов свободен ходить где вздумается по Острову Выкупа и принимать помощь любого, кто согласится ему помочь, и уехать с острова когда захочет и как захочет, взяв и меня с собой, ежели пожелает.

Отозвался вождь:

– Это справедливо и законно; так оно и будет. Но теперь, поскольку ни один свободный человек, ежели не враг он нам на сей момент, не вправе оставаться в нашем чертоге, не разделив с нами трапезы, иди сюда, Халльблит, и садись рядом со мной, и отведай лучшей еды и лучшего питья, что только найдется на столе, раз уж Норны не подарили нам твою голову на щипец крыши. Но что ты станешь делать с рабом своим, Крошкой Лисом, и куда ты его определишь? Может, захочешь, чтобы нынешней ночью попостился он в темноте, закованный в кандалы и цепи? Или повеселят его бичи да лоза, как оно и пристало рабу, на коего хозяин держит зло? Какова твоя воля касательно этого человека?

Ответствовал Халльблит:

– Я велю, чтобы ты отвел ему место рядом со мною, будь то высоко или низко, или на скамье твоей темницы. Чтобы ел он с моего блюда и пил из моей чаши, какими бы ни были еда и питье. Ибо надумал я завтра пройти с ним вдвоем под дерном и смешать кровь, дабы стали мы братьями по оружию отныне и впредь.

С этими словами Халльблит снова надел шлем и извлек меч, и оглянулся на Крошку Лиса, давая ему знак поступить так же, и тот послушался, а юноша объявил:

– Вождь, ты пригласил меня к столу; благодарю тебя. Но не возьму я в рот еды в твоем доме и в твоей земле, каковая не была дана мне от чистого сердца тем, кто все обо мне знает, разве что завоюю ее в битве; и не брошу я ложь в круговую чашу, что перейдет от твоих губ к моим; засим скажу тебе, что хотя и нанес я удар-другой Крошке Лису, и притом не из самых легких, однако же на глазах у тебя разыгралась не настоящая и доподлинная битва, но всего лишь обманное лицедейство, вроде того, что наблюдал я в этом зале встарь, когда показалось мне, что павшие вовремя ожили, дабы не пропустить прощальной чаши. Потому, о люди викингов, и ты, Крошка Лис, ничто не связывает вам руки и не смиряет сердца, и вольны вы убить меня, коли захотите, не совершая тем самым преступления и не допуская бесчестия, и украсить головой Халльблита крышу пиршественного зала. Однако одного-двоих я прихвачу с собою.

С этими словами юноша взмахнул мечом, и поднялся страшный рев, и со стен сорвали оружие, и отблеск свеч заиграл на стали. А Крошка Лис встал рядом с Халльблитом и шепнул тому на ухо в разгар шума:

– Эх ты, собрат по оружию, я-то пытался обучить тебя искусству лжи; воистину ни один наставник не одерживал верха над худшим учеником. А в итоге я, кто лгал столь долго и успешно, расплачусь за все и погибну ради никому не нужной правды.

Ответствовал Халльблит:

– Чему быть, тому не миновать! Я люблю тебя со всеми твоими уловками; но что до меня, мне они не по вкусу. Ло, ты! – великая и грозная грядет битва, и не умрем мы неотмщенными!

Откликнулся Крошка Лис:

– Слушай! – ибо пока что медлят они. Похоже на то, что сам я навлек смерть на тебя и на себя. Последняя моя ложь обернулась глупостью несусветной, за нее-то мы и гибнем; ибо как бы ты поступил, кабы знал, что твоя невеста, Заложница из клана Розы… – Тут викингу пришлось прерваться, ибо Халльблит зорко поглядывал направо и налево, поигрывая мечом, и последних слов не расслышал; а с обоих концов зала толпа вооруженных воинов подступала к этим двоим. Тут Халльблит высмотрел в первом ряду здоровяка с увесистой секирой и решил, что уж этого-то по крайней мере порешит. Но не успел он нанести удар, как рокот большого рога заглушил шум и гам, и нападающие застыли на месте и малость попритихли.

Тогда раздался голос верховного вождя, громкий и отчетливый, в коем слышались насмешка и гнев, и возгласил он:

– И с какой стати топчут дурни половицы пиршественного чертога, да потрясают оружием, когда врага и в помине нет? Или в мыслях своих упились еще до того, как наполнились чаши вином? И с чего это они не рассядутся по местам и не подождут, чтобы внесли снедь? А вы женщины, куда подевались, почему медлите подавать на стол, ежели отлично знаете, что у нас животы подвело от голода; и все было сделано как должно, битва поединщиков состоялась, и победа одержана, и трофей войны предложен и принят? Как долго, о люди, поститься вашим вождям?

Тут в зале загремел смех, и воины оставили тех двоих в покое и разошлись по местам. А вождь объявил:

– Иди сюда, говорю, о Халльблит, и веди с собой добытого в бою раба, коли хочешь. Да не медли, разве что не голоден ты и не мучим жаждой, а я склонен думать, что верно обратное; ибо говорят люди, что вороны – твари ненасытные. Так иди сюда и повеселись с нами!

Засим Халльблит вложил меч в ножны, и Крошка Лис поступил так же, и оба поднялись на возвышение. И Халльблит уселся по правую руку вождя, а Крошка Лис – рядом, и вождь по прозванию Орлан сказал:

– О Халльблит, ужели удобно тебе за столом в доспехах, или, может статься, ты привык трапезовать в кольчуге и при мече?

Халльблит рассмеялся и ответствовал:

– Нет, похоже, что сегодня военное снаряжение мне более ни к чему.

И встал юноша, и снял доспехи, и вручил их, вместе с мечом и всем прочим, в руки женщины, а та унесла их неведомо куда. Орлан же оглядел гостя и молвил:

– Так-то оно лучше! Вот теперь я вижу, что ты – пригожий юноша, и не приходится дивиться, что девам ты желанен.

При этих словах вошли в зал прислужницы со снедью, и пир выдался на славу, и Халльблит изрядно воспрял духом.

Когда же отзвучали тосты, как давеча, и люди осушили чашу-другую, с одной из скамей, расставленных вдоль стен, поднялся дюжий воин, черноволосый, чернобородый и краснолицый, и хрипло пробасил:

– О ты, Орлан, а также и прочие вожди, мы тут поговорили за нашим столом касательно этого незваного гостя, что всех нас обвел вокруг пальца, и не вовсе согласны с тем, как ты с ним обходишься. Это правда, что теперь, когда набил он брюхо нашей снедью, должно ему уйти отсюда живым и невредимым, разве что по доброй воле вызовет он на бой кого-то из нас. Однако же кое-кто из нас думает, что не такой уж он нам и друг, чтобы отсылать его на корабле домой, к нашим злейшим недругам; мы говорим, что закон не воспрещает оставить этого человека на острове и объявить его вне закона спустя полмесяца считая от сегодняшнего дня. Что скажешь на это?