Когда наступит тьма - Кабре Жауме
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Угу.
И они принялись копать. Бабушка Кармина тут же принялась ныть, что намозолила руки, а парни, у которых мозоли были точно такие же, сделали вид, что все у них нормально. Бабуля яростно рыла и жаловалась:
– Где рыть, непонятно; что ищем, не помним.
– Зато мы помним, что хотим найти наш клад.
– Как романтично.
– Браво.
– Тебя строители не проклянут за это?
– Все по закону. В понедельник привезут экскаватор и, если мы так ничего и не найдем, одним взмахом ковша разровняют весь наш клад и память детства.
– Здание-то, наверное, оставят.
– Все снесут. Здесь будет многоквартирный дом.
– Да ты что!
Теперь в их угрюмом молчании был и потерянный рай, и потерянный край.
– Вот облом, – сказал кто-то их них.
– Да ведь ты же ни разу сюда не возвращался с тех пор, как перешел в старшие классы.
– Все равно облом.
По прошествии часа, под уже более рассеянными лучами солнца, они вырыли три или четыре ямки под каменным дубом и рядом с туями, но ничего не нашли. Нашли только ошметки выцветшей ткани в одной из ям под туями.
– Мы ведь закапывали что-то тряпичное?
– Конечно, но ищем-то мы жестяную коробку.
– Надо было сохранить карту сокровища.
– Надо было сделать пять экземпляров карты сокровища.
– Надо было составить инструкцию, как найти клад. Здорово было бы, типа пятнадцать шагов на восток от дуба.
– От каменного дуба.
– На мысе лежит плоский камень… и тут! Точное место, где спрятано сокровище, обозначено крестом. Проще простого.
– Эх мы, горе-пираты. И уже темнеет.
– Можно мы завтра продолжим?
– Я не могу, блин. Когда я жене сказал, что пошел искать клад, она на меня так наехала…
– Тогда по возвращении домой тебе придется предъявить как минимум несколько золотых дублонов, мой капитан.
– Эй, глядите!
Все четверо мужчин обернулись и посмотрели в ту сторону, где бабуля рыла землю каким-то кайлом.
– Посмотрим, а вдруг она что-то нашла!
– А представляешь…
– Золотых дублонов жене принесешь… Ее как зовут?
Подходя поближе, они размышляли о коробке из-под печенья и о том, что же, интересно, они сложили в нее двадцать лет назад.
– Тридцать.
– Ну что?
Бабуся, стоя на коленях, откинула кайло и платком смахивала землю с каких-то маленьких и почерневших костей.
– Блин, кошмар. Зверек какой-то.
Словно опытный археолог, бабуля осторожно сдувала пыль с костей, соединенных в одно целое; в одно целое, ты посмотри.
– Елки зеленые… Правда, это как будто рука?
– Только маленькая слишком.
– А может, это обезьянья лапка. У нас в школе не было обезьянки?
– Уже темнеет… У кого-нибудь есть фонарик?
Нет. Фонарика ни у кого не было. А через пять минут все уже навсегда забыли о зарытых кладах и думали только о том, какому идиоту, больному ностальгией, пришла в голову дурацкая идея выкапывать трупы, зарытые на школьном дворе.
Через несколько дней звонок прозвенел два раза подряд, как будто требуя не медлить с ответом. Седовласый человек удивленно выглянул в коридор; казалось, что он хочет угадать, кто звонит, просто поглядев в ту сторону. Он посмотрел на часы. Уже много лет никто не звонил в эту дверь в десять утра, когда Мириам уже ушла на работу, а он с нетерпением ждет, чтобы время прошло поскорее, немного удивляясь тому, что до сих пор не умер. В десять утра? В ушах его еще звенел голос Мириам, которая, пока он нежился в постели, говорила, папа, сейчас сварю тебе кофе с молоком, я его на столе оставлю, а потом он услышал, как хлопнула дверь и она быстрыми шагами спускается по лестнице, ох уж эта молодежь, всегда они спешат куда-то; а когда он зашел в кухню, чтобы выпить кофе с молоком, оказалось, что она забыла его сварить, и это случалось не в первый раз. Слишком много у нее дел, у бедняжки. Все хочет успеть, а в дверь опять звонят. Я вижу, что она беспокоится, бедная девочка, наверное, на работе что-то не так. А в дверь снова позвонили, всего один, но долгий, нетерпеливый звонок. Шаркая ногами, он прошел по длинному коридору до самой двери. За дверью, на лестничной клетке, были слышны голоса. Мужские голоса. Он вздохнул, отодвинул защелку, снял цепочку. И наконец открыл дверь. Там стояли двое суровых мужчин и пока что молчали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Меня это не интересует, спасибо, – сказал он, уже закрывая дверь.
Но один из них просунул руку в дверной проем, не позволяя двери окончательно захлопнуться, и сказал, господин Парес?
– Да.
– Полиция.
– А.
– Разрешите пройти?
Он тут же подумал, что с Мириам что-то стряслось. Во всех непредвиденных случаях он думал именно об этом. Он даже и не посмотрел на удостоверения, которые мужчины предъявили ему, переступая через порог. Он закрыл дверь и спросил, в чем дело, скрывая тревогу. Один из мужчин указал, вместо ответа, на те два направления, по которым можно было следовать по коридору. В гостиную, объяснил Парес, еще раз спросил, в чем дело, и пошел перед ними, шаркая ногами и не обращая внимания на недовольные мины визитеров, которые только что поняли, что в этой темной квартире было не только все разбросано, но еще и плохо проветрено.
– Чего вам нужно? – спросил он, когда все трое уселись. В центральной части потолка слабо светила люстра. Жалюзи балкона были закрыты, и все это производило настолько гнетущее впечатление, что хотелось кричать от нехватки свежего воздуха.
Один из полицейских искоса поглядел на своего товарища и спросил, скажите, правда ли, что у вас когда-то была дочь по имени Мириам?
– Что случилось с Мириам? – Он взволнованно встал с места. – Что?
Полицейские несколько растерянно обменялись взглядами.
– Я говорю, – он поспешно заглянул в волшебным образом появившийся у него в руках блокнотик, – о Мириам Парес-Бигорда.
– Да, разумеется, это моя дочь. Что с ней случилось?
– В каком смысле, что с ней случилось?
– Сейчас ее нет дома. Она на работе.
Полицейские быстро переглянулись.
– На работе?
– Да.
– А кем она работает?
– Дизайнером. И по счастью, заказов у нее очень много.
– Сколько ей лет?
– Зачем вам это знать?
– Сколько Мириам лет? – вмешался полицейский, который до того момента сидел молча.
– Ну что же… – Он уставился в потолок, чтобы сосредоточиться, а потом тише, как литанию, проговорил, тридцать восемь лет и два месяца. И, глядя им в глаза, снова сел на место и решительно спросил, а почему вы задаете мне все эти вопросы?
– Потому… что официальное заключение о смерти вашей дочери, Мириам Парес, было вынесено двадцать пять лет назад.
– Вон из моего дома.
Они не пошевелились. Хозяин квартиры поднялся с места.
– Сейчас же! – взвизгнул он.
Они не пошевелились. Один из полицейских сказал, ваша дочь пропала без вести тридцать лет назад. Он заглянул в блокнотик.
– Девятого февраля тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
Парес весь сник и снова присел.
– Пропала бесследно, – настаивал полицейский.
Тишина.
– Вашей дочери было восемь лет.
– Восемь лет и пять месяцев, – уточнил Парес.
– Хорошо. Пять месяцев.
– Она несколько лет жила в Лондоне, по работе.
– Кто?
– Мириам.
– Так-так.
– Но потом вернулась ко мне.
– Понятно. – Полицейский чуть помедлил и продолжал: – Во сколько она придет с работы?
– Не знаю. Придет, когда закончит. Она очень много работает. Кстати, убийц полиция не нашла. – Он перешел на крик. – Даже мы с мамой не знаем, убили ее или нет!
– Ваша супруга…
– Умерла от горя, не пережила. Из-за некомпетентности полиции. На вас всех в суд подать надо. На всех!
– Да, мы понимаем ситуацию.
– Мне нужно, чтобы нашли убийц!
– Разумеется. Возможно… Я хотел сказать, что были найдены останки… и возможно… Необходимо, чтобы вы дали согласие на ряд анализов, чтобы мы могли установить, принадлежат ли они вашей дочери.